Чтение 26–й страницы книги ~Каторга~

- Желательно бы представить известных рецидивистов, прикованных к
тачкам, - это так экзотично! Хорошо бы дать фотографии и
преступно-политической интеллигенции.

Ляпишев задумался. Раньше, когда здесь еще была Сонька Золотая Ручка,
местные власти здорово наживались на продаже фотооткрыток, изображающих
сцены заковывания ее в кандалы. Эти снимки были тогда популярны в России.

- Я распоряжусь, - сказал губернатор консулу, - чтобы заковали в
кандалы старых уголовников, они будут позировать вместе с тачками. Экзотика
пусть остается экзотикой! Но политические... Вообще-то, их фотографировать
запрещается. Впрочем, - разрешил Ляпишев, - можете сделать один снимок с
писаря моей канцелярии Полынова, замешанного в очень крупных экспроприациях
на пользу русских и польских революционеров...

Оболмасов задержался в буфете. К его столику тихо подсел улыбчивый
Кабаяси, вручивший ему конверт с деньгами:

- Наше консульство не отказывается даже в зимний сезон регулярно
выплачивать вам жалованье, которое вы отработаете летом в новой
геологической экспедиции по розыскам нефти.

Нефтью и не пахло, но зато пахло прибылью.

- Ваша щедрость меня убивает! - умилился Оболмасов. - Тем более осенью
я обзавелся чересчур пылкой кухаркой последнего "сплава", которая вызвала
непредвиденные расходы...

Оболмасов покинул буфет, сильно покачиваясь. Полицмейстер Маслов
недреманным оком ястреба усмотрел, что из-под пиджака геолога высовывается
переплет какой-то книги.

- Поправьте, - сказал он, - иначе упадет на пол.

- Это Боборыкин, а спереди меня бережет Шеллер-Михайлов... Вам-то,
полицмейстеру каторги, хорошо. Вы без панциря никуда, а мне приходится
постоянно обращаться к классикам.

- Послушайте, - вдруг обрадовался Маслов, - у меня жена прямо без ума
от романов Боборыкина... дайте почитать!

- А как же я? Кто же оградит меня сзади?

Маслов высмеял книжные латы "кирасира":

- Разве это оборона? Какой-то там Боборыкин всего страничек на триста?
Зато я обещаю подарить вам шестой том "Великой реформы" - во такой
кирпичина! Никакая пуля не прошибет...

На следующий день писарь Полынов (бывший семинарист Сперанский)
отправился в японское фотоателье, где симпатичный фотограф-японец сделал с
него несколько снимков.

- Я ничего вам не должен за это? - спросил писарь.

- Напротив, это мы должны вам...

Занавеска, разделявшая съемочную комнату от лаборатории, вдруг
раздвинулась, и появился Такаси Кумэда, вручивший бедному писарю ассигнацию
достоинством в двадцать пять рублей.

- За что мне такие деньги? - обалдел писарь.

- Это ваш... гонорар. Благодарим, что соизволили согласиться позировать
для снимка, который в скором времени станет украшением великолепного альбома
с видами и типами Сахалина. А теперь прошу, распишитесь... вот тут, внизу.

Семинарист расписался внизу длинной и узкой бумаги, сплошь усеянной
японскими иероглифами, в значении которых он ничего не смыслил, и японцы
снова благодарили. Фотограф с глубокими поклонами проводил писаря до
крыльца. Потом Кумэда сказал ему:

- Это не Полынов из "боевок" ППС... это кто-то другой! Надо узнать, кто
он, и тогда жалкий, запуганный писарь губернатора будет делать для нас все,
что мы ему прикажем...

...Японская разведка на Сахалине работала идеально.

Настоящий Полынов устроился на службу в метеостанцию Александровска.
Дело было нехитрое, а ежедневная возня с барографами и гигрометрами вносила
в душу приятное успокоение. Однако прожить на пятнадцать рублей жалованья
было нелегко. Правда, у него кое-что оставалось в пуговицах арестантского
бушлата, но все пуговицы недавно пришлось срезать, чтобы купить хороший
браунинг. Сейчас он оставался по-прежнему невозмутим - это драгоценное
качество выработалось в нем еще со времени подпольной жизни. Но, как опытный
игрок-профессионал, Полынов обдумывал главные козыри в предстоящей большой
игре. Вечерами его частенько видели в базарном трактире Пахома Недомясова,
который исподтишка уже начал приглядываться к своему странному клиенту.
Полынов никогда не унижал себя добыванием "записок" от чиновников, чтобы
получить из "фонда" спиртное. В трактире он ни разу не осквернил себя
алкоголем. В ответ на вопросительные взгляды трактирщика всегда просил одно
и то же:

- Мне, пожалуйста, стакан молока.

- Молочко-то на Сахалине больно кусается.

- Я знаю, что молоко дорогое. Но я плачу...

С этим стаканом молока Полынов и сидел часами, внешне безучастный,
слушая выкрики пьяных забулдыг, шушуканье базарных жуликов, отворачивался от
призывов продажных женщин:

- Благодарю, мадам, но вы меня совсем не волнуете.

Потаскухи прямо шалели от подобных ответов:

- Так что же тебе еще надо? Или сиськой помахать, чтобы ты
разволновался... тоже мне, псих ненормальный!

К ночи над Сахалином разбушевалась пурга. Пахом Недомясов выставил за
дверь последних клиентов и, получив с Полынова за выпитое им молоко, присел
к нему за столик.

- Вижу, что ты человек рискованный и раскованный. Много я знать не
хочу, но спрошу: по какой статье здесь?

- По нечаянной... По... тридцать шестой.

- Ясненько.

- Дело! - потребовал от него Полынов.

- Вишь ли, из-под прилавка спиртишком торгую.

- Я это уже заметил, - сказал Полынов.

- Потому и говорю тебе как на духу... Возить спирт с Николаевска морем
иль на собаках через пролив накладно. А тут многие самогон варят из онучей с
портянками. Такой крепости, ажио дух захватывает, коли нюхнешь. Может,
сговоримся?

- В чем?

- Ты мне - самогон, а я тебе - деньги.

- Сколько дашь за бутылку?

- Ну... рупь.

- Три! - потребовал Полынов.

- Без ножа режешь.

- Как угодно. Могу и без ножа.

- Ну, два... по рукам?

Полынов прикинул выгоды этого предложения. Обладатель спиртного на
Сахалине всегда подобен банкиру, державшему пакет ценных акций. В каторжных
условиях алкоголь давал человеку такую власть, перед которой сразу меркли
все авторитеты надзирателей с их револьверами... Полынов сказал Недомясову:

- Хорошо. Согласен быть личным поставщиком двора вашего кабацкого
величества... Но прошу аванс!

- Пардон, а это на что? - удивился кабатчик.

- Ради творческого вдохновения, иначе сюжет моей жизни рассыплется еще
на первых страницах.. гони, гад, "синьку"!

Пахом Недомясов был уже не рад своей откровенности:

- Да я тебя знать не знаю. Сунь тебе "синьку" в хайло, ты на улицу
шмыгнешь, только тебя и видели.

- Тогда договор считаем расторгнутым.

- Постой, постой... А-а, подавись ты ею! - неожиданно шмякнул Недомясов
на стол ассигнацию в 25 рублей. Полынов изучил ее против света керосиновой
лампы:

- Сразу видно иностранную работу. Правда, вот тут со штриховкой
сплоховали, а в подписи кассира главного казначейства точка поставлена
чуточку ниже. Хорошо бы жарить по утрам яичницу на костре из таких вот
японских ассигнаций... Откуда?

- Губернаторский писарь забегал выпить. От него!

- Это который зовется Полыновым?

- Да, он самый. Уже при галстуке бегает.

- Тогда мне все понятно, - сказал Полынов настоящий, аккуратно
укладывая полученные 25 рублей в бумажник. - Но если на спирте наживается
даже крупное начальство Сахалина, то мне, каторжной морде, сам бог велел не
забывать о себе.

Полынов собрался уходить, застегивая арестантский бушлат на все
пуговицы. Высоким и чистым баритоном вдруг он пропел:

Эй, лейся, песня удалая!

Лети, кручина злая, прочь...

17. РАЗВИТИЕ СЮЖЕТА

Весь день бушевала пурга, заметая Александровск сугробами сыпучего
снега; хлесткий ветер громко колошматил листами жести, сорванной с крыш,
где-то на углу Рельсовой улицы со звоном разбился уличный фонарь. Но к
вечеру все разом притихло, чистое небо развесило над сахалинской юдолью
гирлянды созвездий.

- Если мы звали гостей, - сказала Ольга Ивановна мужу, - так нехорошо,
если они застрянут в сугробах. Ты бы оставил свои газеты да расчистил
дорожку от калитки до крыльца...

Волохов взял деревянную лопату и раскидал возле дома снежные завалы,
чтобы могли пройти гости. Они ждали сегодня Вычегдова, их обещал навестить и
поляк Глогер, появившийся на Сахалине с последним "сплавом". Ольга Ивановна
заранее застелила стол холстинной скатертью, услышала скрип калитки.

- Открой, - велела она, - кажется, идет Вычегдов... Разматывая на шее
вязаный шарф, Вычегдов почти весело оглядел стол супругов Волоховых,