еще не выиграли. Фридрих верхом пронесся вдоль рядов войск.
- Ребята, - говорил он кратко, - не робейте. Я вам дам много вина и
мяса. Жалованье увеличу вдвое... Быстро! Смело! Решительно!
Колонны тронулись. Французы не верили своим глазам: все поле разом
покрылось прусскими шапками. Легкая конница Зейдлица, таясь за холмами,
вышла во фланг французам. Подали трубку, и Зейдлиц долго, сосредоточенно
раскуривал ее... И вот трубка, дымясь, взлетела кверху - сигнал атаки.
Только на полном разбеге коней (уже вблизи) гусары Зейдлица поняли, с кем
имеют дело, - с жандармами! "Жандармы (gens d'armes) - французские
рыцари-латники из знатных дворян; считались лучшими всадниками в Европе; к
концу XVIII века стали называться кирасирами." Легкая конница Зейдлица
сгоряча налетела на тяжелую кавалерию. Но думать уже было некогда - и
жандармов, противу всех законов тактики, они удачно опрокинули.
Субиз даже не поверил:
- Такого не бывает! Но.., подкрепите жандармов. А жандармы-латники,
удирая от Зейдлица, как врезались в свое подкрепление, так и втоптали его
в землю. Свои смяли своих! Сотни бегущих французов задирали руки, толпами
сдаваясь в плен. Но пленить их было некогда: разбитые жандармы обнажили
весь фронт Субиза, и Зейдлиц увидел пехоту, никем не прикрытую.
- Вот они! - прокричал он. - Вырубай всех!.. Армия Субиза и армия
германских княжеств ожидали, что придется пленить и грабить Фридриха. Но
они совсем не были готовы сражаться. Инфантерия спасалась бегством через
поле, несясь как угорелая. Пуще же всех развили прыть "воины"
генералиссимуса Гильбургсгаузенского: побросав свои сундуки и палки, они
прыгали в болота по самые шеи, зайцами впархивали за кусты. Калек и
попрошаек было просто не узнать...
Субиз в бессилии раскинул руки:
- Хоть кто-нибудь - придите на помощь.., спасите же меня от позорного
плена!
Французы его не спасли. От прусского плена его спасли наемники -
закованные до глаз в броню швейцарские гвардейцы...
Это сражение Фридрих даже не стал досматривать до конца: неинтересно,
в игре не было острых, терзающих положений, решения битвы не требовали от
него творческого вдохновения.
- Каковы же мои потери? - спросил он только. Потери были смехотворны:
всего 165 человек.
- Это здорово! А французской армии Субиза более не существует... Эй,
позовите сюда Зейдлица! Зейдлиц явился.
- Нагнись, - велел Фридрих. - Я хочу всыпать тебе как следует, чтобы
ты не забывал своего короля!
Зейдлиц нагнулся, ожидая пинка под зад (что нередко бывало), но
получил на шею орден Черного Орла.
- Ступай! Ты ранен...
- Куда ранен я? - удивился Зейдлиц.
- В руку! Пошел, болван.
К королю приблизился де Катт с раскрытым альбомом:
- Ваше величество, не угодно ли вам, чтобы я, в этот знаменательный
для Пруссии день, записал ваши высокие мысли для будущих потомков?
Фридрих пальцем почесал выгоревшую на солнце бровь:
- У меня нет никаких мыслей. Я плохо спал.., мне мешали эти французы.
Весь свет был мне не мил, когда я встал сегодня утром. Наконец, обедал я
сегодня отвратительно. Не люблю, когда вокруг стоят незнакомые люди и
смотрят мне в рот. У меня дурное настроение, де Катт!
- Отчего, ваше величество?
- Ах, мой милый, у короля немало забот! Вот были русские.., потом
французы... А теперь надо идти и поддать австрийцам! Если хочешь, так и
запиши для истории: совсем необязательно бить врагов сразу всех, если
можно разбивать их поодиночке... Кстати, не забудь оставлять сбоку поля, -
может, я потом что-либо добавлю. Специально для потомства!
***
Россбах - кровавая клякса в летописи героизма Франции!
Даже трудно объяснить, отчего с такой удивительной легкостью, словно
играючи, Фридрих разгромил громадную армию, втрое превосходящую его
скромные силы. Ведь король даже не успел ввести в сражение свои резервы
(они и пороху не понюхали)! Россбах - даже не победа Пруссии, это полный
разгром Франции.
Начиналась слава. Для него - для короля.
Вольтер уже воспел победу Фридриха в напыщенных стихах.
Лондон был украшен его портретами. Под эту славу Питт стал требовать
от парламента усиления финансовой помощи Пруссии.
- Вы видите? - говорил Питт. - За королем прусским деньги даром не
пропадают: одним лишь Россбахом он расплатился с нами за все авансы сразу!
Париж тоже приветствовал... Фридриха, а своих раненых солдат встречал
плевками и свистом. Версаль недоумевал - кто уничтожил боевой дух Франции,
почему охрип перед битвой задорный галльский петушок?
Одним ударом меча, сверкнувшим у Россбаха, Фридрих заставил Версаль
отказаться от борьбы с ним. Он как бы сказал Людовику: "Куда ты лезешь? У
тебя англичане занимают колонии - вот ты и сражайся с ними в Америке, а
меня лучше не трогай..." Опозоренный Версаль пребывал в ужасном отчаянии:
под Россбахом пруссаки убили лишь 2500 французов. А куда же делись
остальные 60 тысяч солдат армии Субиза? Где они?.. Их не нашли.
Они исчезли! Субиз писал королю: "Наши солдаты рассеялись по всей
стране: грабят, насилуют, разоряют дома и творят всевозможные ужасы..."
Взоры Версаля были обращены к маркизе Помпадур: кого изберет она ныне в
главнокомандующие?
- Лучше аббата Клермона не найти, - сказала Помпадур.
В самом деле, читатель, почему бы аббату и не повоевать? Священнику
тут же дали титул графа, возвели в чин генерала. Аббат Клермон (кстати,
был умный человек!) предстал перед королем, и Людовик спросил его сердито:
- Кто мне ответит: куда делась моя армия?
- О какой части армии ваше величество меня спрашивает? Мне известны
всего три части вашей славной армии.
- Какая же первая? - озадаченно спросил Людовик.
- Первая - это сплошь мародеры, гробокопатели и сволочи.
- Ну, ладно. Оставим первую... Где же вторая?
- Увы, она уже давно сгнила в земле!
- Мир их праху... Что с третьей частью?
- Она пока еще на земле. Но ей уже недолго осталось лежать в
лазаретах, ибо из наших лазаретов есть один прямой путь - в землю, следуя
успешно за второй частью армии.
- Чего же вы ждете, Клермон, от меня? - надулся король.
- Могу ждать только ваших повелений: что мне делать с первой частью
армии? Вернуть ее во Францию или оставить бесчинствовать в Германии?
- Нет, Франция их не желает знать...
В салонах Парижа еще очень долго восхваляли "гений Фрица", всемерно и
жестоко осуждая бездарность Субиза, но скоро все померкло, придавленное
ужасной новостью: на подбородке маркизы Помпадур вскочил противный
прыщик... Россбах и позор поражения были немедленно забыты.
Но о нем еще долго помнили в Петербурге, и Елизавета Петровна в эти
дни повелела:
- Волонтиров российских, кои по указу моему состоят при французской
армии, отозвать домой немешкотно. Пусть, - рассудила императрица, - лучше
дома на печках валяются, а в битой армии офицерам русским учиться нечему...
НАСТУПИЛА ОСЕНЬ
Вот и осень, дорогой читатель. Неуютная осень 1757 года...
На плоских штрандах Прибалтики - от Нарвы до Мемеля - гремят,
взметывая песок, гневные сизые штормы. Облетели березы за Ковно, тянутся
над Митавою журавли, едва не задевая крылом шпицев Святого Иакова...
Грустно. Чего-то хочется... Знать бы - чего?
Но осенью ты сам не ведаешь своих желаний...
Что бы мы делали, читатель, живи мы с тобой в то время?
Наверное, служили бы, да! Жесткий, протканный серебром шарфик на шее
(не греет), на боку вихлястая шпажонка (мешает). По непролазным грязям
Курляндии тащили бы нас лошади, а когда очнешься от дремы - опять крутятся
в суглинке колеса, а вокруг - поля, корчмы и скирды, мокнущие под дождем,
печальные леса шумят, читатель, на рубежах России, сердцу нашему
любезной...
Кто мы? Откуда мы? Куда нас тащат эти усталые клячи?
***
- Ваше превосходительство, очнитесь... Уже и Нарва!
- Нарва? - проснулся Апраксин. - У, как быстро приехали.
- Здесь заночуем. А завтра будете уже в Питере... Гайдук откинул
ступеньки на карете, лакеи с факелами в руках осветили большую лужу.
Запахнув плащ и подтянув за ушки ботфорты, фельдмаршал прыгнул на
мостовую, пошагал к ратуше. Там его ждали удобные покои, а в толстых
каменных стенах пылали жаркие камины. Апраксин переоделся в беличий халат,
велел готовить ужин. Все ушли, оставив его одного...
Из боковой двери почти неслышно, словно дух, выступила фигура
человека, и цепкие пальцы сжали плечо фельдмаршала.
- Не надо звать адъютантов, - сказали Апраксину прямо в ухо. - Они
уже не придут... По указу ея императорского величества, осударыни кроткия
сердцем Лисавет Петровны ты арестован, фельдмаршал... Вот теперь - встань!
И он встал. И затрясся. И зарыдал:
- Хочу предстать пред светлые очи осударыни... Желаю истинную правду
Глуховский Дмитрий
Суворов Виктор
Лондон Джек
Василенко Иван
Корнев Павел
Андреев Николай