подзапнулся, но все же довел свою мысль до ее логического конца:
- Ох, если бы не эти наши обязательства по отношению к России! Мы и
не думали, что в этой войне ей достанется столько славы. Она давно режет
пирог победы, а нам, французам, не перепало даже крошки...
Фридрих стал восстанавливать нарушенные связи с Версалем через
Вольтера, который имел глупость поздравить Пруссию с победой при Россбахе;
тут Вольтер оказался скверным политиком и плохим патриотом, ибо не
французы ведь били пруссаков, а пруссаки с удивительным постоянством
колотили его соотечественников. Де Еон вскоре понял, что центр всех
решений в дипломатии сейчас переносится на берега Невы, - Петербург
становится связующим центром войны и мира. Теперь без России Европа не
могла сама решить многие вопросы: она прежде должна получить из Петербурга
одобрение... Роль России непомерно выросла!
Лопиталю де Еон сказал в эти дни:
- Франция так измотана, война столь непопулярна, что Шуазель
наверняка пожелает освободить Францию хотя бы от войны с Англией. Но
действовать он станет через Петербург! Значит, заботы об этом мире лягут
на нас и на.., канцлера Воронцова, которого вам и придется уламывать.
Задача почти неисполнимая!
Действительно, такие инструкции Лопиталем были получены.
Но едва он заикнулся о мире, как Воронцов - по совету Конференции -
ответил ему такими словами:
- Мы, русские, не против мириться, но разговор о мире все-таки решили
отложить до полной победы!
Маркиз увял. Русская дипломатия задала трепку и Австрии: был вытащен
из серной ванны граф Эстергази.
- До каких пор, - дерзко заметил ему Воронцов, - венский двор будет
уклоняться от разговоров о Пруссии? Вы хлопочете о Силезии, Версаль рвет
на куски Нидерланды, Англия заодно уж и Испанию грабит в Америке, а.., что
же нам, русским? Или только раны свои зализывать?
Эстергази хотел что-то сказать, но Воронцов не дал ему рта раскрыть,
твердо договорив до конца:
- Европа должна знать: отныне Пруссия Восточная есть лишь российская
губерния, и мы, никого не грабя, воссоединяем с Россией лишь те земли, что
в древности германцами похищены от наших предков - поморян и пруссов...
Забрание Пруссии есть историческое реванширование за все насилия, кои
учинены были тевтонами и крестоносцами на землях славянских и
прибалтийских!
- Но Франция... Франция... - начал было Эстергази.
- Франции, - пресек его Воронцов сразу же, - до Пруссии нет никакого
дела за дальностью расстояния от Версаля до Пруссии!
- Дайте сказать! Ведь Людовик ужаснется, если система равновесия
будет нарушена в Европе...
Канцлер империи Российской ехидно усмехнулся:
- А разве мы, а не Фридрих нарушили "равновесие"? Да и равновесие-то
это, - ковал железо Воронцов, - создано было Версалем без учета тяжести
гирь русских!.. Теперь вернемся к нашим баранам... Ежели Вена по вопросу о
Пруссии промедлит, то с новой кампанией мы не поставим в Европу ни одного
солдата... Бейтесь тогда с Фридрихом один на один, а мы свое уже получили!
Весна была не за горами, страх Вены перед Фридрихом был велик, и
скоро был подписан договор: Восточная Пруссия на вечные времена переходила
к России (теперь этот факт Европа признала уже официально). Но победа под
Кунерсдорфом дала Воронцову возможность подготовить и коалицию с Австрией
против Турции, этого извечного врага России и друга Франции, - Версалю же
об этом даже не сообщали!
- После Фридриха Россия станет турок лупцевать, - сказал Воронцов,
присыпав песочком подписание трактата. - Версаль пущай косоротится сколько
хочет; мы от своего не отступим.
Грохот русских единорогов на Одере отзывался теперь в Петербурге
победным торжеством русской дипломатии!
Русские политики проводили свой курс, не прибегая к помощи Версаля
даже по турецкому вопросу, и де Еон понял, что в Петербурге уже карьеры не
сделаешь. Людовик был недоволен работой своего посольства в России -
Лопиталя он считал просто глупцом:
- Что он там ходит к Воронцову и спрашивает у него то, что я у него
спрашиваю? Разве это политик? Настоящий дипломат - это шпион! Через
замочную скважину он способен разглядеть весь мир!.. Но самые лучшие
результаты в политике, - утверждал король, - достигаются через любовную
связь!
Вскоре курьер доставил де Еону из Парижа письмо лично от Людовика; де
Еон прочел его и подавленно сказал:
- Конечно, для любовной связи я не годен, а следовательно, мне надо
бежать из Петербурга, не дожидаясь тех великолепных результатов, которые
вскоре последуют за любовной связью! Можно быть дураком раз, можно
сглупить вторично, но нельзя же дурость обращать в традицию!
***
Шуазель давно мечтал подсунуть любовника Екатерине из своих рук. В
парижском полку служил тогда пламенный красавец - барон Луи Бретель. Этого
красавца прямо из гвардейской конюшни усадили за изучение инструкций. Не
любовных, конечно, а - дипломатических...
Шуазель втолковывал Бретелю свои идеи:
- Работать вы должны через великую княгиню Екатерину. До сих пор ее
услугами пользовалась Пруссия, а теперь, попав в ваши объятия, она должна
послужить Франции...
Однако перед отъездом из Парижа Бретель выкинул неожиданный фокус:
- Вы подумайте, - восклицал Шуазель, - этот осел, этот олух Бретель
женился и везет в Петербург жену. Мало того, он еще имеет наглость
утверждать, что безумно в нее влюблен. О чем он думает? Ведь он обязан
излучать любовь только в сторону Екатерины!
Людовик к этому сообщению отнесся проще - по-королевски.
- Сколько лет Бретелю? - спросил он.
- Двадцать семь, ваше величество.
- И только-то? В его годы я так не думал; чем больше женщин, тем
интересней... Отправляйте Бретеля!
Бретель приехал в Россию. Лопиталь пока - для видимости - оставался
послом. Бретель же (в звании полномочного министра) должен был подпереть
его авторитет своей красотой и молодостью. Отныне все тайны короля были
поручены Бретелю, а де Еон лишь исполнял при нем роль советника и
резонера. Честолюбивого кавалера никак не устраивало быть пятым тузом в
колоде.
Во исполнение инструкций Бретель поспешил познакомиться с Екатериной.
Результат свидания был прямо противоположный заветам Шуазеля: Бретель стал
добиваться возвращения Понятовского в объятия Екатерины. Де Еон, конечно,
уже был извещен, что его приятель Григорий Орлов подтвердил русскую
пословицу: "Свято место пусто не бывает!" И теперь кавалер, сидя в темной
комнате с козырьком на глазах, хохотал до упаду.
- Вы, случайно, - спросил он Бретеля, - свалились в дипломатию не из
флота? Ведь только моряки любят взирать за корму.
Де Еон понял: перед ним человек, которого в Петербурге обдурит даже
дворник; хорошие человеческие качества - этого для дипломатии еще
недостаточно; де Еон признал, что с появлением этого красавца Бретеля
французская дипломатия обречена на полный провал в России... Желая помочь,
де Еон сказал Бретелю:
- Сейчас главная сила в мире - это русская армия. Следите за ее
движением. От маневрирования русских легионов зависит вся дипломатия
Европы; это неизбежно, благодаря победам России! Будь я на месте вашем, я
бы на победах русского оружия строил политические виды Франции... Нельзя
Версалю пренебрегать Россией, как пасынком Европы! Вы же. Бретель,
прекрасный мужчина, но роль любовника вам не к лицу. В нарушение всех
инструкций Шуазеля продолжайте любить свою жену... Она, ей-ей, стоит любви
гораздо больше ораниенбаумской злой распутницы!
***
Поздним вечером де Еон, скучая, расставил шахматы, и маркиз Лопиталь
подсел к нему. Тонкими пальцами кавалер двигал изящную королеву,
стремительно приводя Лопиталя к поражению.
- Я хотел бы, маркиз, стать искренним перед разлукой с вами, -
признался он. - Быть на побегушках у выскочки Бретеля я не желаю.
- Догадываюсь, - ответил ему Лопиталь. - Так и быть: пока Пуассонье
не уехал, поговорю с ним, чтобы он выписал вам "диплом" на болезнь ваших
глаз.
Елизавета дала де Еону прощальную аудиенцию. Печально журчали за
окнами фонтаны Петергофа, серое море лежало за парком. Над голубятнями
парили птицы. Петербург едва угадывался вдали. Пахло водой и абрикосами.
Деревья плодоносили, тяжело провиснув до самой земли ветвями. В воздухе
знойно парило. Из дверей вышел камергер и тихо, как о покойнике, объявил:
- Ея величество сюда следует.., ждите!
Два дюжих гайдука внесли кресла, на которых сидела Елизавета
Петровна. Страшно распухли ее ноги, покрытые язвами, к которым присохли
ярко-фиолетовые чулки. Она подозвала де Еона к себе, чмокнула его в щеку,
быстро сунула ему что-то в ладонь и заплакала. Гайдуки тут же подхватили
ее - унесли в покои. В руке кавалера осталась табакерка с портретом и
вензелем императрицы. На миниатюре она была еще молодой, с курносым носом,
в кудряшках, грудь наполовину обнажена, она.., уже не такая!
К де Еону подошел грустный Иван Иванович Шувалов:
- Государыня наша плоха... Зря! Зря вы, кавалер, отказались от
русской службы. Мы бы сжились. Подумайте; еще не поздно!
Херберт Фрэнк
Белов Вольф
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Мурич Виктор