если есть честные люди. Этими честными людьми оказались адъютанты
Тотлебена, горячие молодые люди, которые давно (по доброй воле) следили за
своим генералом. Они-то и сделали так, что зло было наказано, а
добродетель восторжествовала...
Забежим несколько вперед, читатель, и заглянем утречком 19 июня 1761
года в палатку Тотлебена. Изжеванная кровать, колченогий стул, грязное
белье, небритое лицо. Поверх бумаг валяется треуголка генерала с полями
колоссальных размеров.
- Вези, - сказал он, и Саббатка спрятал письмо к королю.
Его нагнали на лошадях адъютанты Тотлебена:
- Сымай сапог, стерва!
Из сапога курьера извлекли письма с шифрованными донесениями
Тотлебена, подробный маршрут русской армии от Познани до Силезии. Вор был
арестован заодно с коллекцией своих сундуков... ("Вы можете представить
себе, как это некстати сейчас!" - сообщал Фридрих брату своему, узнав об
аресте Тотлебена).
Тотлебен не сдавался. Он бушевал. Он обнажил шпагу Он звал караул. Он
кричал, чтобы его адъютантов арестовали.
- Расстрелять их всех! - кричал он.
После простонародного битья в морду Тотлебен попритих.
- Писал королю прусскому, - говорил он, рыдая, - затем только, чтобы,
в доверие к нему войдя, потом короля в плен взять! Очень уж хотел я
матушке-государыне услужить!
Елизавета велела "знатные города проезжать мимо и не останавливаться,
а буде можно, то проезжать ночью". Но конвойные офицеры поступали как раз
наоборот. В самых крупных городах, среди бела дня, везли Тотлебена прямо
на.., базар! Народу там - полно, и генерала водружали на бочку, созывая
народ:
- Эй, люди! Вот он, вор Фридриха.., плюйте в рожу ему!
Тотлебен долго отпирался от своего предательства. Тогда русское
правительство обратилось с запросом о честности Тотлебена лично к...
Фридриху! Вы думаете, король пожалел своего шпиона? Ничуть не бывало! В
ответном письме к русскому правительству Фридрих сообщил о Тотлебене, что
этот человек известен ему как человек самых грязных и подлых наклонностей,
и "не верьте ни единому его слову!" - заключал король.
Тем и кончилась блестящая карьера. А как здорово шагал он по жизни.
Ух, как гремели его сундуки!
***
Самая жалкая и самая бесчеловечная кампания 1760 года заканчивалась.
Наступала суровая зима.
Фридрих выиграл и эту безнадежную партию в свою пользу (если не
считать, что русские побывали в его столице). Король развел свою армию
зимовать по крепостям и городам Саксонии. А русские ушли поближе к дому,
разбили лагеря в землях Польши и Померании; армия России в это время
насчитывала 98 063 человека, она уже втянулась в войну и готовилась к
новым викториям. Магазины ее были полны, солдаты сыты и прекрасно
обмундированы. Армия России стала теперь столь хороша и закалена в битвах,
что в этом году решили даже не проводить в стране рекрутского набора.
Но уже близок был 1761 год - год разбитых надежд России, год
национального унижения и глупости непомерной. Смерть подступала к
Елизавете Петровне; в эту зиму она уже редко выходила к людям, тихо жила в
задних комнатах, жарко протопленных; болея, она много плакала... Бутурлину
она сказала:
Саша, кончай войну поскорее... У меня денег нет уже!
Денег не было, и этим на Руси трудно было кого-либо удивить. Но за
прошедшую кампанию с солдатами все-таки сумели расплатиться. Остальные
чины империи жалованья не получили. И не скоро еще получат! Не было денег,
зато были силы и великое желание добиться победы.
А вот у союзников деньжата водились, но Франция и Австрия боялись
дальнейшей борьбы с Пруссией, ибо в этой борьбе усиливалась Россия.
Австрия была согласна даже отдать Фридриху всю Силезию - только бы
вытянуть ноги из войны. Людовик вдруг декларировал, что "цели войны уже
достигнуты"! Если вся война заводилась для того, чтобы Фридрих побил
Людовика, тогда - да, можно считать, что Версаль своего достиг!
Петербург устроил шум. Шум был велик! Европа не имеет права выходить
из войны без согласия России. Елизавета Петровна заявила, что ее страна
все битвы с Фридрихом выиграла, в Берлине побывала, - потому и голос
России должен быть решающим.
Вот что она сказала в эти дни:
- Нам хоть после войны слава останется, что викториями
довольствовались себе в утеху. Коли в Европе без нас что решать станут,
так мы от союзников отвратимся и с Фридрихом свой мир заключим...
Знал ли Фридрих об этих разговорах? Догадывался. Он зимовал в
Лейпциге, куда выписал из Берлина придворную капеллу и своего старого
друга маркиза д'Аржанса. Маркиз застал Фридриха за кормлением собак.
Король в полуспущенных чулках сидел на полу, резал мясо, разбрасывая куски
собакам.
- И это ты? - воскликнул д'Аржанс. - Кто бы мог подумать? Пять
соперников пытаются решить судьбу твоей короны на мирном конгрессе в
Аугсбурге, а ты... Чем занят ты, Фриц?
- Этим бестиям нравится жрать из моих рук, - отвечал король. - А ты,
маркиз, заговорил о мире? Но время мира еще не пришло. В следующую
кампанию я выставлю 190 тысяч штыков... Ахай, ахай! Штыки, мой милый, это
такие карандашики, хорошо заточенные, которые любого болтуна-дипломата
протыкают насквозь. Я люблю писать о мире именно такими карандашами. - И,
живо поднимаясь с пола, король спросил:
- Знаешь ли ты, на что я рассчитываю?
- На что же, сир?
- На чудо, - приглушенно отвечал Фридрих. - И это чудо скоро
произойдет.
Маркиз д'Аржанс шепнул ему на ухо:
- Ты говоришь "скоро"? Тогда скажи - когда? Фридрих долго молчал,
глядя на возню собак, потом метнул на маркиза острый взгляд и вдруг
истерично взвизгнул:
- Чудо произойдет, когда подохнет старая русская жаба! Я изнемог в
ожидании ее смерти...
КАНУН ВСЕГО
Известие о близости мира едва ли достигло ушей де Еона, когда он гнал
свою лошадь по кассельским рытвинам, а за ним мчались пять свирепых
пруссаков. "Скорее.., ну же!" И снова шпорил бока коню, с лошадиных губ
отлетали назад, как кружево, белые лоскутья пены. Кавалеристы настигли его
- палаши вскинулись над ним. И тогда он выстрелил наугад - из-под локтя.
- Женщина! - вскрикнул один пруссак, и, развернув лошадей, немцы
поскакали обратно. Но они все же успели рубануть его палашами - выше и
ниже локтя. До Еон потрогал голову: и здесь кровь. Опытная лошадь домчала
его до лагеря, и шевалье выпал из седла на траву - как раз напротив
палатки графа Брольи... Так началась военная служба бывшего дипломата, а
ныне капитана драгунского полка.
***
Людовик отправил де Еона на войну - в адъютанты к графу Брольи. Их
было два брата Брольи: маршал Виктор и Шарль, бывший посол в Варшаве;
Шарль Брольи теперь заведовал "секретом короля" - он исполнял обязанности
принца Конти. Оба брата жили в одной палатке, и жезл маршала одного
хранился возле шифров другого.
Таким образом, король посылал де Еона не только на поле брани:
недреманное око Терсье и здесь берег своего агента.
Однажды де Еон разговорился с начальником швейцарской гвардии
Рудольфом дю Кастелла.
- Знаете, - сказал задумчиво, - я в Петербурге немало и бранил
русских перед королем. Но то ужасное положение, в котором я застал нашу
армию, вдруг расцветило русский героизм розами.
Начальник гвардии, весь в латах и бронзе, опустил на плечо кавалера
тяжкую длань в боевой железной перчатке:
- Поле битв Франции напоминает мне Версаль, а маршалы - придворные.
Но никто не думает о лошадях-солдатах, которые везут ужасный груз этой
войны...
Пока де Еон оправлялся от ран, в его батальоне был выбит целый ряд
драгун.
- Что с ними? - спросил он. - Убили?
- Нет, они бежали, - был ответ...
Летом 1761 года маршал Субиз сомкнул свою Рейнскую армию с корпусом
графа Виктора Брольи. На берегах величественного Рейна пахло мертвечиной,
пожарищами и глициниями.
- Нас ждет позор, - сказал Брольи. - Меч Франции - в руках беспутной
женщины...
Дезертиров вешали, секли, топили, травили собаками, но ряды
гигантских легионов Субиза редели на глазах. Теплым июльским днем началось
движение прусской армии под жезлом Фердинанда Брауншвейгского... Маршал
Брольи скатал карту:
- И без карт видно, что мы будем разбиты без славы. Вперед же - во
славу Франции!
Хромающая лошадь едва вынесла де Еона с поля битвы.
- Помощи! - призывал Брольи. - Скачите за ней к Субизу.
На этот призыв маршал Субиз ответил:
Акунин Борис
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Конюшевский Владислав
Браун Дэн
Орловский Гай Юлий