Чтение 3–й страницы книги ~Бухта Потаенная~

одетая.

Притворясь, что выбирает что-то на прилавке, незнакомка вполголоса
спросила по-французски:

- Простите, я не ошиблась", вы - супруга лейтенанта такого-то?

Жена ответила утвердительно.

- Меня чрезвычайно интересует зрение вашего мужа, - продолжала так же
вполголоса дама. - От этого, знаете ли, зависит его служебная карьера, а
также материальное благосостояние. Все ли хорошо у вашего мужа со зрением?

- Но он моряк! - удивившись, ответила моя жена. - У него не может быть
плохого зрения.

- Это жаль! - сказала незнакомка задумчиво. - Для мужа вашего и для вас
было бы гораздо лучше, если бы зрение его внезапно ухудшилось. И даже не
сейчас. Не сегодня и не завтра. А, скажем, через несколько недель...

И с этими словами она удалилась.

Не правда ли, фантасмагория? Жена решила, что в магазине с нею говорила
какая-то психопатка.

Предположение это вначале показалось мне единственно правдоподобным.
Ночью, однако, я проснулся и подумал: "Все же это странно! Почему мне
пожелали ухудшения зрения именно через несколько недель? Меня тогда не
будет в Петербурге. Я буду уже находиться в море, где-нибудь на подходах к
западному берегу Ямала... Позвольте! А не связано ли происшествие в
магазине "Штандарт и Фабрикант" с этой загадочной губой, утаенной от
Российской империи?.."

Само собой, я ничего не сказал жене, чтобы не волновать ее. Но к обеду
она вернулась просто вне себя. Встреча со зловещей дамой повторилась и,
представьте себе, на этот раз уже не в магазине, а на Невском!

Надо пояснить, что в ту пору жена моя была очень молода, почти девочка;
только весной закончила гимназию - и мы тут же поженились. Никак не
удавалось ей, помню, привыкнуть к новому своему положению - солидной
замужней дамы. Поведаю вам еще одну тайну. Она была сладкоежкой, до
самозабвения любила ореховый шоколад в плитках - был такой, назывался,
если не ошибаюсь, "Милка".

Итак, сделав необходимые покупки, жена пополнила их излюбленной своей
"Милкой" - с намерением съесть шоколад немедленно. Поедать таковой на
Невском, спеша домой с покупками, было бы, по тогдашним понятиям,
неприлично в высшей степени. Поэтому жена задержалась у какого-то
ювелирного магазина, повернулась спиной к прохожим и, делая вид, что
разглядывает выставленные на витрине драгоценности, начала отламывать от
плитки кусочки и украдкой совать себе в рот.

Вдруг над ухом ее раздался знакомый вкрадчивый голос:

- Вам нравится это ожерелье? Нет? Наверное, внимание ваше привлекла вон
та бриллиантовая брошь? Что ж, она очаровательна. И, несомненно, очень
подойдет к цвету ваших волос. У вас хороший вкус... Кстати, как чувствует
себя ваш муж? Жалоб на ухудшение зрения нет? Но блеск такой дорогой броши
мог бы на некоторое время ослепить его, как вы думаете?

Жена робко ответила, что покупка подобных драгоценностей нам не по
средствам.

- О, пустяки! - небрежно ответила дама. - Ведь вы молодожены и,
конечно, не откажетесь от маленького, пусть запоздалого, свадебного
подарка?

- От вас? Но, собственно, почему, я не понимаю...

- Видите ли, я забочусь о зрении вашего мужа. Иногда для человека
бывает лучше не разглядеть что-то на берегу, чем разглядеть. Передайте
мужу, он поймет.

У жены не хватило духу оглянуться - столь страшна показалась ей эта
дама, преследовавшая ее с такой неотступной настойчивостью.

Быстрый шорох платья, легкие шаги... Жена осталась у витрины с
недоеденной "Милкой" в руке.

И что бы вы думали? В тот же вечер у дверей нашей квартиры позвонил
посыльный - "красная шапка" - и вручил жене моей сверток, присланный из
ювелирного магазина!

Вы не ошиблись, в свертке оказался футляр с той самой брошью!

Брошь была немедленно возвращена ювелиру, а я отправился в полицию, где
сделал официальное заявление о домогательствах аферистки.

Теперь, вне дома, жену сопровождал на некотором расстоянии невзрачный
человечишка в дымчатом пенсне - сыщик...

До отправления гидрографического судна оставалось два дня.

Я возвращался из порта домой усталый и злой. Перед отправлением, как
обычно, возникали новые и новые неполадки-недоделки, а сроки были жесткие,
начальство буквально наступало мне на пятки.

Меня на Миллионной окликнули. За мною тащился на извозчике Атька, уже
известный вам друг детства, бывший верный Пятница, неизменный соучастник
всех моих отчаянных проказ и шалостей.

С годами лицо бывшего Пятницы изменилось. Оно выглядело теперь помятым,
потасканным, старообразным, хотя мы с Атькой, как я уже вам докладывал,
были ровесниками. Однако кудряшки наперекор всему остались.

- Садись, подвезу! - крикнул он, остановив извозчика у тротуара. - Ведь
тебе на Большую Дворянскую? Нам по пути!

Но вскоре выяснилось, что нам с ним отнюдь не по пути!

Усевшись рядом с Атькой, я обратил внимание на то, что он сегодня в
каком-то взвинченном, необычном для него состоянии. Не в меру говорлив. То
и дело краснеет. Прячет глаза. Пьян, что ли, спозаранку?

Заботливо придерживая меня за талию, чтобы не тряхнуло на ухабах, он ни
с того ни с сего принялся читать вслух вывески магазинов, мимо которых мы
проезжали неторопливой извозчичьей трусцой.

- "Артур Коппель"! - провозглашал мой друг с чувством, даже с какой-то
дрожью в голосе. - "Г.Бюрге"! "Братья Бремле"! А вот, обрати внимание:
"Л.Бертран"! Тут же, под ним, еще и "Э.Бурхардт"! Сплошь иностранцы!
Каково?

Разумеется, не могу сейчас припомнить всего, что он бормотал. Но в моем
архиве сохранились дореволюционные газеты. На первых страницах их
печатались рекламные объявления. Желаете убедиться? Прошу вас. Ну вот хотя
бы несколько номеров "Биржевых ведомостей". Читайте! "Фирма Ремингтон",
"Фирма Зингер", "Тюдор", "Вестингауз", "Л.Нобель", "Братья Мори", "Денье",
"Зеефельдт", "Стеффен", "Джон Бернадт", "Артюр", "Оффенбахер и Кo",
"Эквитебл, общество страхования жизни в Соединенных Штатах Америки,
учрежденное в 1859 г.". Уф!.. Можете вообразить, сколько таких и им
подобных иностранных фамилий прочел Атька, пока мы трусили на извозчике по
улицам Петербурга? Заметьте, ни одной русской фамилии! На это как раз и
напирал бывший Пятница.

Я с удивлением покосился на него.

- Может, хватит, а?

- Но ты убедился?

- В чем я должен был убедиться? Вывески и сам умею читать.

- Нет, не умеешь. Читаешь, но не вчитываешься. Не вдумываешься, брат, в
эти вывески. Неужели тебя не волнует, что всем у нас заправляют
капиталисты иностранные? Ты же патриот своего отечества, ты - русский!

- О чем ты, никак в толк не возьму?

- О том, что наши русские богатства должны разрабатывать русские и на
русские деньги!

- Так ведь это сказал до тебя еще император Александр Третий!

- И правильно, по-моему, сказал! Он понимал, что у нас в России...

Но тут мы остановились у дома, где я жил.

- Я к тебе на минуточку, дельце есть! - сказал Атька.

- Заходи. К обеду угадал как раз. Жена будет рада, - сказал я и соврал:
жена терпеть его не могла.

Мы закурили у меня в кабинете, пока рядом, в столовой, гремели посудой,
накрывая на стол.

"Денег приехал просить, не иначе, - прикидывал я, поглядывая на гостя,
который явно был не в своей тарелке. - Правду, стало быть, говорят, что на
днях он жестоко продулся в шмен-де-фер" [азартная карточная игра].

- Ну говори, не тяни! - поторопил я. - Денег, что ли, призанять
захотел?

- А! Деньги, деньги!.. - встрепенулся гость. - По теперешним временам
кому не нужны они, деньги эти?.. Только ведь я не занять. Я, напротив,
тебе предложить хотел. И довольно солидную сумму. По старой дружбе...

Это было уже что-то сверхъестественное! Атька готов мне
покровительствовать и даже ссужать меня деньгами!

- А велика ли сумма-то?

Он назвал ее. Я насторожился. Цена той самой бриллиантовой броши!

- Но взамен от меня потребуется, наверное, адова работа? - спокойно
спросил я, стряхивая пепел от папиросы в пепельницу.

- Никакой! Абсолютно никакой! Наоборот, тебе даже придется отказаться
от работы.

- В отставку, что ли, прикажешь подать?

- Зачем в отставку? Заболей! Долго ли заболеть?

Так и есть! Опять она, эта таинственная незнакомка из магазина
"Штандарт и фабрикант"! Только сейчас, будто по волшебству, принявшая
облик друга моего детства.

- Слушай, не хитри, не петляй! - попросил я. - Давай в открытую, а?
Твоему доверителю, так будем говорить, очень не хочется, чтобы я положил
на карту эту самую губу на западном берегу Ямала. Хорошо. Допустим, я
заболел. Ты прав, по теперешним временам деньги каждому нужны. Однако свет
не на мне клином сошелся. На поиски губы отправится другой гидрограф,
только и всего.

- А это уж, брат, не твоя печаль!

- Например, ты отправишься? Я угадал? С охотой вызовешься заменить
больного товарища? А потом исхитришься и сумеешь ничего не увидеть на