Чтение 17–й страницы книги ~Предела нет~

пребывания в осажденном Севастополе...

И вот разгадка ее тоски и раздражительности, ее метаний, ее приезда в
Севастополь в июне, перед войной, и теперь, в апреле!

Но боже мой, почему он был так недогадлив? Ведь он должен был
догадаться раньше ее. Почему тогда, в июне, он не проявил большей
настойчивости! Почему совсем не боролся за свое счастье? За наше счастье!
Наше!..

Тлеющих угольев во мраке уже не видно. Впереди неуклюже переваливается
с волны на волну один из военных кораблей, охраняющих транспорт. Мерно
вздымается и опадает искрящееся ночное море.

До Поти еще так далеко, столько часов пути...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1. НЕПОНЯТНЫЙ ЗАПАХ РЕЗЕДЫ

Во сне Колесников услышал колокола громкого боя.

Они звучали все громче и громче!

До смерти не хотелось покидать теплое логово сна. Но колокола не
унимались.

Он неохотно открыл глаза. Было уже утро.

Широко расставив ноги, высился над ним "мертвоголовый", потряхивая
ключами, связкой ключей.

Колесников вскочил на ноги.

- Не спать дольго! - наставительно сказал тюремщик. - Гулять дольжен,
гулять!

Но Колесников уперся ногами в порог, уцепился за притолоку двери. Это,
конечно, было ни к чему. Тюремщик позвал:

- Ком хир, Альберт! Ком хир, Вилли!

Подбежали двое других "мертвоголовых". После непродолжительной борьбы
им удалось оторвать пальцы Колесникова от притолоки.

С силой толкнула его в спину. По инерции он пробежал несколько шагов,
споткнулся о порог и кубарем скатился по ступенькам.

Поднявшись с земли. Колесников увидел то, что видел уже вчера: высокие
деревья, сирень, громоздившуюся вдоль аллей, безобидные пестренькие цветы.
И все это празднично ярко, выпукло, будто отражается в фарах машины!

Нет, не в фарах, а в этих вон шарах на высоких шестах, которые
понатыканы всюду.

Пейзаж неподвижен. Даже утреннее солнце выглядит так, будто его
приколотили гвоздями к небу над оградой.

Короткое время сад оставался в этом положении. Порыв ветра! Колесников
покачнулся, как от толчка в грудь. Ага! Появление его в саду замечено!

Он круто повернулся, взбежал по ступенькам, заколотил кулаками в стену.

Силуэт мелькнул за дверью. Лицо надзирателя придвинулось к стеклу, он
безучастно глянул на Колесникова, даже, кажется, зевнул и исчез в глубине
коридора. Колесников опомнился. Что могут о нем подумать "мертво годовые"?
Как выглядит он со стороны? Это же постыдно топтаться так перед закрытой
дверью! "Не показывать, как мне страшно! Сцепить зубы, сжать кулаки!"

И он сделал это. Неторопливо (но что стоил ему каждый шаг!) спустился с
крыльца и, нагнув голову, двинулся в глубь беснующегося под шквальным
ветром сада.

Цветы продолжали кивать вслед Колесникову круглыми глупыми головами -
подгоняли!

Но не бежать!

"Не бежать, не бежать! - мысленно повторял он. - Ни в коем случае не
бежать! Кто от врага побежал, тот пропал!"

Еще ничего не понимая в том, что происходит вокруг и в нем самом,
действуя безотчетно, он уже поступал во всем наперекор врагам. Тоже
военный рефлекс.

Небось обрадовались бы они, эти "мертвоголовые", увидев, как русский
лупит во все лопатки по саду! Стали бы указывать на него пальцами,
переглядываясь, всплескивали бы ладонями, надсаживались от хохота.

Фиг вам! Не дождетесь!

Колесников сел на песок у каменной скамьи и уцепился за нее обеими
руками.

"Не сдвинусь с места! Ни за что! Пусть на мелкие куски разорвутся
голова и сердце! Не побегу, нет! Не буду делать по-твоему, чертов сад!"

...За Колесниковым спустя некоторое время пришли из дома. Покачивая
головами, эсэсовцы долго топтались подле него. Сидя на песке у скамьи, он
намертво вцепился в подлокотники. Руки его свело судорогой. Пришлось по
очереди отдирать онемевшие пальцы, чуть ли не отклеивать их от скамьи. Сам
Колесников был в беспамятстве...

Он очнулся на полу в своей камере.

Был вечер.

Одинокая звездочка, заглянув внутрь через оконную решетку, ободряюще
подмигнула Колесникову.

А ему так нужно было ободрение...

Он старался совладать со своими разбегающимися мыслями. Хватал их за
шиворот, пытался построить по ранжиру, сердито сбивал "до купы", как
говорят на Украине. Нужно же наконец привести в систему все, что он узнал
о враге за сегодняшний и вчерашний дни!

Итак, ветер...

Он не падает камнем, как падает, скажем, ястреб. Некоторое время ползет
на брюхе, предупреждая о себе нарастающим свистом.

Стало быть, зарождается здесь, в саду?

Кстати, во время припадков флюгер на крыше беспрестанно поворачивался в
разные стороны, Колесников успел заметить это. Значит, направление ветра
то и дело менялось. Почему?

А что, если ветра нет? Нет и дома с флюгером-петушком, и кустов сирени,
и тюльпанов на грядках - ничего этого нет и не было никогда?

Сад нереален. Но что же реально? Только эта узкая комната, подстилка,
брошенная небрежно на пол, прорезь окна, забранного решеткой.

Быть может, там, за окном, расстилается пустырь, или кладбище, или плац
с землей, утрамбованной множеством ног в "стукалках"?

Скорее всего это плац. Окна лагерного лазарета выходили на плац. Он,
Колесников, до сих пор находится в Маутхаузене, в лазарете. Его не увозили
никуда. Просто он грезит наяву.

Несомненно, после истязаний в застенке он продолжает болеть, у него
повышена температура. Днем его мучит бред, к вечеру жар начинает спадать,
голова опять свежа, ясна. И он принимается критически перетряхивать этот
свой бред.

Да, а запах цветов?

Ну, что до запаха, то легко обнаружить исходный момент, первое звено в
цепи ассоциации. После того как Колесников приподнялся на локтях и плюнул
в лицо гауптшарфюреру, тот вытащил из кармана носовой платок, чтобы
утереться. Платок пах духами.

Таков первый вариант разгадки.

А вот второй: к еде его эсэсовцы подмешивают какое-то снадобье. Оно-то
и порождает в мозгу бредовые видения.

Не хотят ли этим способом сломить его волю, принудить "выговориться" на
предстоящем допросе?

Но почему привиделся сад, именно сад? И это можно объяснить. Неожиданно
со дна памяти всплыли картины, связанные с работой в Никитском саду. Они
дали материал для видений.

Выходит, иллюзия, мираж? Нечто вроде затянувшегося кошмарного сна?

Когда-то в детстве Колесникова мучили кошмары. Но он умел просыпаться
по собственному желанию. Нужно было топнуть во сне три раза, даже не
произнося никаких заклинаний, просто топнуть, и все. И чары сна мгновенно
развеивались! Со вздохом облегчения он открывал глаза, лежа в своей
кроватке.

Ну же! Сделай это усилие! Прикажи себе проснуться! Пусть поплывут
клочьями, как дым, как туман, и рассеются без следа цветы, деревья, кусты
сирени, а заодно и эти стены с лохмотьями обоев!

Увы, он не в детском страшном сне. Топай не топай, этим не поможешь
беде...

Но если в пищу его подмешивают дурманное зелье, то он должен отказаться
от пищи! Объявить голодовку, подобную тем, о которых рассказывал Герт.

Выходит, лежать пластом, постепенно слабея?

Пассивная оборона! Не для него! Чтобы жить, он должен сохранять
активность - двигаться, размышлять, действовать.

Кроме того, существует, по словам того же Герта, еще и такая пытка, как
искусственное питание...

Нет, оба варианта разгадки никуда не годятся. В конце концов, он,
Колесников, всю жизнь свою прожил в мире реальных вещей и в угоду фрицам
не собирался отказываться от них.

Вывод: сад за стеной существует!

Другое дело, что там происходят вещи, пока еще непонятные...

Получается, что фрицы изо всех сил вгоняют его, Колесникова, в безумие!

Фрицам желательно, чтобы он бегал взад и вперед по саду,
подхлестываемый ветром, и, ошалев от страха (безотчетного), видел
галлюцинации?

Ну уж нет!