Чтение 6–й страницы книги ~Предела нет~

Колесников поднял голову, разогнулся. Оказывается, он спал на
корточках! Всю ночь провел в этой неудобной, напряженной позе.

Однако ночь сверх ожидания прошла спокойно.

Четким четырехугольником вырисовывается на стене окно с решеткой.
Четырехугольник ярко-зеленый. Что это? А, листва за окном! И она не
шевелится. Стало быть, день по ту сторону стены не только солнечный, но и
безветренный.

Колесников шагнул к стене вплотную, подпрыгнул, ухватился за
перекрестье решетки, подтянулся на руках. Не повезло! Хотя комната на
втором этаже, но почти все пространство перед окном загорожено листвой и
ветками каштана. Угораздило же это дерево вымахнуть у самого дома! Между
ветками виден только клочок голубого неба. А что внизу? Не видно ничего.
Ага! Вот щель между листьями! Угадывается что-то вроде газона. Изумрудная
гладь кое-где испещрена желтыми пятнышками. Цветы? Куда же он попал?

Колесникову пришел на память Соколиный Двор в Бухенвальде, о котором
рассказывал покойный Герт, побывавший там до Маутхаузена. Не завели ли и
здесь нечто подобное Соколиному Двору? Иначе говоря, организован дом
отдыха, куда эсэсовцы приезжают с субботы на воскресенье, где проводят
свободные вечера, чествуют своих начальников, развлекаются - в общем, дают
разрядку нервам.

Человек с тонким голосом сказал о каком-то приказе рейхсфюрера, то есть
Гиммлера. Но ведь и Соколиный Двор создан по личному приказу Гиммлера.

Вот как, по словам Герта, выглядел этот Соколиный Двор.

В лесу, неподалеку от концлагеря, располагалось несколько бревенчатых
домов за оградой. Они стилизованы под древнегерманские жилища. Выглядят
нарядно, окрашены в темно-красный цвет. Резкий контраст по сравнению с
серыми лагерными бараками!

Чтобы попасть на Соколиный Двор, нужно пройти мимо домика, где
содержится высокородная пленница - опальная итальянская принцесса
Мафальда, чем-то не угодившая дуче. (Одно это настраивает на
соответствующий лад. Принцесса! Опальная!)

В красных бревенчатых домах обитают ловчие птицы: ручные соколы,
беркуты, ястребы. Их обучают приемам почти забытой ныне охоты на уток,
гусей, куропаток, дроф, фазанов, зайцев и лис.

Добыча для ловчих птиц - неподалеку. Пройдя еще метров сто или
полтораста, наткнетесь на загон. В нем живут фазаны, кролики, лисы, а
также белки, кабаны, красавцы олени и пугливые косули.

Есть в Бухенвальде и свой зоологический сад. Он расположен за пределами
Соколиного Двора. Там для развлечения посетителей содержатся пять обезьян
и четыре медведя. Жил даже носорог, но сдох.

"Не от голода, будь уверен, - угрюмо пояснил Герт. - Подхватил осенью
бронхит или что-то в этом роде. Заключенных, которые работали в зверинце,
перепороли всех подряд - за невнимательное отношение к своим
обязанностям".

В Бухенвальде в то время царил невообразимый, необычный даже для
концлагеря голод. Заключенные мерли как мухи. Но эсэсовские соколы и
ястребы регулярно получали свои порции сырого мяса. Медведи ждали, кроме
мяса, еще мед и повидло, а обезьянам, по слухам, давали картофельное пюре
с молоком, печенье и белый хлеб.

Мог ли Колесников, слушая этот рассказ, ожидать, что попадет в
Соколиный Двор N 2?

Но зачем его привезли сюда? Тюремщикам стало известно, что в молодости
он работал разнорабочим в ялтинском городском парке? Открылась вакансия
садовника на Соколином Дворе N 2?

Невероятно! Неужели его избавили от пыток и смерти только для того,
чтобы назначить садовником в дом отдыха для эсэсовцев?

Клацнул ключ в замке. Колесников соскочил на пол и встал лицом к двери,
приготовясь к защите.

Но это был всего лишь надзиратель. Он принес завтрак.

Пока Колесников ел, надзиратель стоял рядом, нетерпеливо позванивая
ключами. На рукаве его черного мундира белело изображение черепа и двух
скрещенных костей. Та же эмблема была на перстне, надетом на толстый
безымянный палец. (Это означало, что надзиратель из охранных сотен
"Мертвая голова".)

- На прогульку! На прогульку! - сказал он по-русски.

Колесников переступил порог камеры, сопровождаемый надзирателем,
спустился по лестнице, прошел несколько шагов по длинному полутемному
коридору и в изумлении остановился.

Пестрый ковер висит в дальнем конце коридора. Ковер? В тюрьме ковер?!

Не сразу дошло до него, что перед ним высокие стеклянные двери, а за
ними сад.

Двери неслышно раздвинулись. Да, сад! Пышный, радостный, залитый до
краев щедрым весенним солнцем.

Какое множество цветов! И больше всего сирени. Груды! Именно груды, не
кусты. Слитной массой громоздятся они вдоль аллей, фиолетовыми и белыми
пластами наползают, тяжело налегают друг на друга, того и гляди обвалятся
в траву. В ней искрятся, переливаются зеленоватыми оттенками огоньки. Это
роса, бусинки-росинки, взвешенные между стеблями. А у подножия массивов
сирени стелется туман, полоска нежнейшего тумана - то пестреют цветы на
клумбах.

И все это великолепие празднично отражается в стеклянных шарах на
высоких подставках - украшение старомодных парков.

Не веря себе, Колесников постоял на ступеньках, потом быстро оглянулся.
Никто не сопровождал его. Двери за спиной сдвинулись так же бесшумно, как
раздвинулись.

Ну и тюрьма! С виду приветливый загородный дом с петушком-флюгером на
очень высокой крыше. Таких домов довелось немало повидать в Югославии и в
Венгрии. Быть может, еще сохранилась надпись на воротах: "Сдаются комнаты
с пансионом"? Зловещая ирония была бы в надписи, потому что стены - это
видно отсюда, с крыльца, - обтянуты колючей проволокой и утыканы гвоздями.

Интересно, всегда ли проволока под током или только по ночам? Ограда не
очень высока, на глаз примерно в полтора человеческих роста. Лая не
слышно. Вероятно, собак выпускают ночью, так же как в Маутхаузене.

Первая мысль была, конечно, о побеге - естественный рефлекс. Может,
отсюда легче убежать, чем из Маутхаузена?

Над шатрами кустов - шиповника и жимолости - сдвинулись ветвями
деревья. В просвете видны голубоватые холмы - это их он принял вчера за
невысокую гряду туч.

Сад запущен. Дорожки поросли сорняками, мох и плесень покрывают стены,
а грядки с цветами разрыты какими-то животными, по-видимому кроликами.

Недоверчиво озираясь. Колесников сошел с крыльца и двинулся по дорожке.

Со всех сторон обступили его цветы.

Но он был настороже. Опасность, несомненно, подстерегает. Но опасность
чего?

Сад расположен на дне котловины. Неудивительно, что воздух здесь
застаивается - аромат цветов как бы спрессован. Ни малейшего движения
воздуха! Цветы, трава, ветви деревьев абсолютно неподвижны.

И от этого еще тревожнее стало на душе.

Минуты две или три Колесников в недоумении стоял у зарослей арабиса.
Непонятно! Маленькие цветы, разогревшись на солнце, источали сильный запах
меда. Обычно над ними кружат и жужжат пчелы. Тут пчел нет. Почему?

Но в саду нет и птиц.

Колесников прислушался... Тишина.

Она давит! Давит нестерпимо, как каменный свод! Ни шелеста травы. Ни
пения птиц. Ни стрекотания кузнечиков. Ни ровного гула деревьев над
головой.

Не сон ли это? Ведь сны как будто беззвучны?

Но теперь утро, а не ночь, солнце ярко светит, по небу нехотя плывут
облака. Однако это не успокаивает, а усиливает тревогу.

Такое оцепенение охватывает природу перед бурей. Надвигается буря?

И словно бы кто-то подслушал его мысли. Быстрый шорох прошел по кустам!

Ощутив мгновенную слабость. Колесников сел на скамью. Затылок его
болел, в висках стучало.

Откуда этот ветер?

Он делается настойчивее, размашистее! Проникает под кости черепа, внося
сумятицу и разброд в мысли.

Длилось это не более минуты. Ветер стих так же мгновенно, как и
поднялся.

Однако он не исчез из сада. Лишь спрятался, прилег где-то за кустами -
Колесников догадывался об этом.

Он сделал движение, чтобы встать. Тотчас же лепестки и листья, как
испуганные бабочки, закружились у его ног. Ветер вскинулся прыжком, словно
бы до поры до времени таился, подстерегая.

Тяжело колыхнулась сирень, сбрасывая наземь капли росы, с трудом
приводя в движение всю свою многолепестковую массу. Заскрипели ветки
деревьев над головой. Заметались на клумбах анютины глазки и львиный зев.

Что это? Сирень изменила свой цвет! Почему-то она сделалась темной,
серой. Кусты ее словно бы присыпало тоннами пепла!

Взмахи ветра стирают краски с деревьев и цветов? Не может быть!

Колесников поднес руку к глазам. Черные очки на нем? Прочь их поскорее,
прочь!

Еще раз, уже медленнее, он провел ладонью по лицу. Странно! Никаких
очков!

Но ведь все вокруг стало на мгновение темным, будто увиделось сквозь
закопченное стекло!

Да, буквально потемнело в глазах, как бывает перед обмороком.