Чтение 14–й страницы книги ~Секретный фарватер~

На третьей минуте боя осколком был поврежден один из моторов. Пресная
вода, охлаждавшая цилиндры, начала вытекать из пробитого мотора. И опять
решение возникло мгновенно:

- Охлаждение производить забортной водой! Никогда еще шубинский катер не
получал столько повреждений. Он был весь изранен, изрешечен пулями и
осколками снарядов. Не мешкая, надо было уходить на базу.

Но Шубин твердо помнил правила взаимодействия в бою. Вдруг все с
изумлением увидели, что подбитый катер выходит в новую торпедную атаку. Он
стремглав несся на врага, как разъяренный раненый кит.

Шубин ворвался в самую гущу боя.

Именно его вмешательство - в наиболее острый, напряженный момент - решило
успех. Трех катеров было недостаточно для победы, но четвертый, пав на весы,
перетянул их на нашу сторону.

При виде выходящего в атаку Шубина немецкий транспорт, уже подбитый,
начал неуклюже поворачиваться к нему кормой, чтобы уменьшить вероятность
попадания. И это удалось ему. Он уклонился от второй шубинской торпеды. Зато
Князев, поддержанный товарищем, успел выбрать выгодную позицию и, атаковав
транспорт с другой стороны, всадил в него свою торпеду.

Не глядя, как кренится окутанный дымом огромный корабль, как роем вьются
вокруг него торпедные катера, Шубин развернулся. На той же предельной
скорости, вздымая огромный бурун, он умчался на базу...

Во флотской газете появился очерк "Семьдесят три пробоины". Именно
столько пробоин насчитали в шубинском катере по возвращении.

Эпиграфом к очерку было взято изречение Петра Первого: "Промедление
времени смерти подобно".

Бой расписали самыми яркими красками. Не забыли упомянуть о том, что,
когда завеса тумана раздернулась и моряки увидели конвой, как назло,
отказали ларингофоны. Однако командиры других катеров поняли Шубина "с губ",
как понимают друг друга глухонемые. Они увидели, что тот повернулся к
механику и что-то сказал. Команда была короткой. Характер Шубина был
известен, в создавшемся положении Шубин мог приказать лишь: "Полный вперед!"
И катера одновременно рванулись в бой!

Это дало повод корреспонденту порассуждать о едином боевом порыве
советских моряков, а также о той удивительной военно-морской слаженности,
слаженности, при которой мысли чуть ли не передаются на расстоянии.

Но, перечисляя слагаемые победы, он упустил одно из них... Корреспондент
не знал, что Мезенцеву благополучно вывезли из шхер. Радость Шубина искала
выхода, переплескивала через край. И вот - подвиг!..

Шубин получил флотскую газету вечером, стоя подле своего поднятого для
ремонта катера. Свет сильных электрических ламп падал сверху. Механик и
боцман лазали на четвереньках под килем, отдавая распоряжения матросам. Лица
у всех были озабоченные, напряженные.

- Про нас пишут! - С деланной небрежностью Шубин протянул газету
механику. - Поднапутали, как водится, но, в общем, я считаю, суть схвачена.

А пока моряки, сгрудившись, читали очерк, он отступил на шаг от катера и
некоторое время молча смотрел на него.

Заплаты, которые накладывают на пробоины, разноцветные. На темном фоне
они напоминают нашивки за ранение. Правда, следов прошлогодних пробоин уже
не видно, потому что катера заново красят каждой весной.

Но и с закрытыми глазами, проведя рукой по шероховатой обшивке, Шубин мог
рассказать, где и когда был "ранен" его катер.

Здесь, в походном эллинге, застал Шубина посыльный из штаба.

Глава четвертая. БЕРЕГ ОБМАННЫЙ.

К ночи разъяснило. Багровая луна лениво выбиралась из-за сосен.

Луна - это нехорошо. В шхерах будет труднее. А вызов к адмиралу
несомненно связан со шхерами.

Шубин засмотрелся на небо и споткнулся. Под ноги ему подкатилось что-то
круглое, обиженно хрюкнуло, зашуршало в кустах. Еж! На Лавенсари уйма ежей.

Шубин привычно поднырнул под сеть, растянутую на кольях. С силой толкнул
толстую дверь и, очутившись в блиндаже, увидел бывшую свою пассажирку.

Впервые по-настоящему он увидел ее - без плащ-накидки и надвинутого на
лоб капюшона. Будто упал к ее ногам этот нелепый пятнистый, с плотными,
затвердевшими складками балахон, и она предстала во весь рост перед
изумленным Шубиным! Статная, высокая. С гордо поставленной головой. В
щегольски пригнанной черной шинели, туго перетянутой ремнем. В чуть
сдвинутом набок берете, из-под которого выбивались крутые завитки темных
волос.

Вокруг нее теснились летчики. Она смеялась.

"Конечно, окружена, - подумал с неудовольствием Шубин. - Такая девушка
всегда окружена".

Он козырнул и прошел к столу адъютанта.

- Зачем вызывали?

- Со шхерами что-то опять. Десант отменили, ты же знаешь.

Шубин не утерпел и оглянулся. Мезенцева задумчиво смотрела на него. В
руке белел номер флотской газеты. Ага! Прочла, стало быть, о пробоинах.

Летчиков позвали к адмиралу. Шубин подошел к Мезенцевой.

- Здравия желаю, товарищ старший техник-лейтенант, - бодро сказал он. -
Разрешите поздравить с благополучным возвращением.

- И вас разрешите - с потопленным транспортом!

- Это товарища моего надо поздравлять. Он потопил.

- Не скромничайте. Без вас бы не потопил. Вот - пишут в газете! Они сели
рядом.

- Поднапутали малость сгоряча, - сказал Шубин. - Глядите-ка: "Струи воды
хлестали из пробоин во все стороны, напоминая фонтаны статуи Самсона в
Петергофе". Не струи. Одна струя. И не во все стороны, а вверх. И еще: "Чем
стремительнее мчался героический катер, тем выше задирался его нос, в
котором зияли отверстия от пуль, и тем меньше их заливало водой". Уловка моя
была не в этом. И назад я шел не на редане.

- Ничего не поделаешь. Вокруг вас творится легенда.

- Ну что ж, - охотно согласился Шубин, - творится так творится!.. Но вы
еще больше молодец. Я бы, знаете, не смог, как вы. В одиночку! Спешенным!
Без торпед и пулемета!

- Надо было бы, смогли. Человек не подозревает и сотой доли заложенных в
нем возможностей... Даже такой лихой моряк, как вы. - Мезенцева посмотрела
на него искоса, с лукавым вызовом.

Совсем по-другому держалась сейчас: непринужденно и весело, охотно
показывая в улыбке ровные, очень красивые зубы (рот был тоже красивый,
твердых, четких очертаний).

Разговаривать, однако, приходилось с паузами, часто переспрашивая друг
друга. В приемной было -тесно, шумно. Мимо сновали офицеры, то и дело
окликая и приветствуя Шубина или Мезенцеву.

- Нет, думаю, не смог бы, - возразил Шубин. - Я знаю себя. Вот вырвался
вчера на оперативный простор, отвел душу. А то на шхерных фарватерах этих -
как акробат на проволоке. Сами видели.

Она засмеялась.

Разговор вернулся к тем же семидесяти трем пробоинам.

- В рискованном положении, - сказал Шубин, - опаснее всего усомниться в
своих силах. Ну, с чем бы это сравнить?.. Хотя бы с восхождением на крутую
гору. Нельзя оглядываться, смотреть под ноги - надо только вверх и вверх!..

Он перевел дух - почему-то очень волновался.

- Есть военный термин, - продолжал он, - наращивать успех, приучать себя
к мысли, что неудачи не будет, не может быть!

Мезенцева подсказала:

- Создавать инерцию удачи?

- Как вы понимаете все! - благодарно сказал он.- - Это удивительно! С
полуслова. Именно - инерцию!.. Я, например, стараюсь вспомнить перед боем о
чем-то очень хорошем. Не только о боях, кончившихся хорошо, но и о самых
разнообразных своих удачах. О тех личных удачах, которыми я больше всего
дорожу. Такие воспоминания, как талисман... - Он вопросительно посмотрел на
нее: - Может, смешно говорю?

- Нет, отчего же? Очень верно, по-моему. Успех родит успех. Создается
приподнятое настроение, в котором все легче удается, чем обычно.

Не отрываясь Шубин смотрел на нее.

- Вы умная, - прошептал он. - Вы очень умная. Я даже не ожидал.

Мезенцева опять засмеялась, немного нервно. В разговоре об удаче все
настойчивее пробивалась иная тема, какой-то новый, опасный подтекст.

- Нас позовут сейчас к адмиралу. - Она сделала движение, собираясь
встать. Но Шубин удержал ее:

- Хотите, скажу, о чем, вернее, о ком я думал во вчерашнем бою?

Интонации его голоса заставили Мезенцеву внутренне подобраться, как для
самозащиты.

- Хотите? - настойчиво повторил он, еще ближе придвигаясь к ней.

Мимо прошли два офицера. Один из них негромко сказал другому:

- Смотри-ка, Шубин атакует!

- Уж Боря-то не промахнется, будь здоров!

Они засмеялись.

Шубин не услышал этого, а если бы и услышал, наверно, не понял - так
поглощен был тем, что звучало в нем. Но Мезенцева, к сожалению, услышала.

- Я думал о вас, - негромко продолжал он. - Нет, не отодвигайтесь. Я
просто думал, какая вы. И еще о том, что мы встретимся. Мы не могли не
встретиться, понимаете? Иначе, какой бы я был Везучий? Это прозвище мне дали
- Везучий!..

Он улыбнулся своей открытой, мальчишеской, немного смущенной улыбкой. Но
Мезенцева не смотрела на него и не увидела улыбки. Она чувствовала, что от
этого объяснения в любви - и где? на К.П! - у нее пылают щеки.

Красивой девушке, которая находится среди молодых, легко влюбляющихся
мужчин, надо быть всегда настороже. В любой момент может потребоваться