касалось ее, даже самое нечистое, не вызывало в Сарториусе
никакой брезгливости, и на отходы из нее он мог бы глядеть с
крайним любопытством, потому что отходы тоже недавно составляли
часть прекрасного человека.
спросила Москва. -- Ведь ночь еще стоит и скоро ляжет роса...
придется любить вас.
-- Там хлебом сейчас пахнет и ребятишки спят в овинах. А коровы
лежат где-нибудь на выгоне и над ними начинается туман
рассвета... Как люблю я все это видеть и жить!
во сне ребятишки. Он даже хотел, чтобы земля стала пустынной и
Москва бы не отвлекала никуда своего внимания, а целиком
сосредоточилась на нем.
обросшую теплым буьяном, спрятавшемся здесь от культурных
полей, как кулак на хуторе.
потоком мысли шло в уме, что гнало сердце вперед и открывалось
перед взором, всегда незнакомо и первоначально -- заросшей
травою, единственными днями жизни, обширным небом, близкими
лицами людей, -- теперь эта природа сомкнулась для Сарториуса в
одно тело и кончилась на границе ее платья, на конце ее босых
ног.
математики; он трудился над расчетом бесконечности как тела,
пытаясь найти экономический принцип ее действия. Он хотел
открыть в самом течении человеческого сознания мысль,
работающую в резонанс природы и отражающую поэтому всю ее
истину -- хотя бы в силу живой случайности, и эту мысль он
надеялся закрепить навеки расчетной формулой. Но он сейчас не
сознавал никакой мысли, потому что в голову его взошло сердце и
там билось над глазами. Сарториус погладил руку Москвы, твердую
и полную, как резервуар скупого, давно сдавленного чувства.
спросила Честнова, готовая к добру.
я не знаю, чего хотеть.
ртом.
А говорят, что это глупо!
только говорят, а сами наверно не любят... А что же делать,
когда я без тебя томлюсь!
окрестности громадного города, Честнова и Сарториус еще
находились в землемерной яме. Узнав всю Москву полностью, все
тепло, преданность и счастье ее тела, Сарториус с удивлением и
ужасом почувствовал, что его любовь не утомилась, а возросла, и
он в сущности ничего не достиг, а остался по-прежнему
несчастным. Значит, этим путем нельзя было добиться человека и
действительно разделить с ним жизнь. Так как же быть? Сарториус
ничего не знал.
водяным, потом стало синим и каменным, затем превратилось в
золотистое и мерцающее, как будто прорастающее цветами, --
взошло солнце за Уралом и приближалось сюда.
и пошла в город одна. Сарториусу она сказала, что будет его
женою впоследствии: пусть он пока работает в тресте весов и
гирь, где служит Божко, она найдет его, когда нужно будет.
стоял один на рассвете, в пустоте недозревших полей,
испачканный и грустный, как уцелевший воин на оконченном
побоище.
больше!
тоже тебя люблю.
никак не сбывается, как я хочу.
ржи. Солнце блестело на шелке ее платья и на волосах высыхали
последние капли утренней влаги, которую она набрала в бурьяне.
Легкий ветер дул с прохладных москворецких низин и рожь неясно
бормотала опухшими колосьями; свет солнца, как мысль и улыбка,
наполнил всю местность, одна лишь Москва была невеселая и
красивое платье и тело ее, сделанные из той же светящейся
природы, не соответствовали ее печальному лицу. Сарториус снова
привел Москву в укромную траву и не мог понять, отчего им обоим
стало так скучно.
Сарториуса. -- Я все делала, в воздухе летала и с мужьями жила
-- не ты ведь первый, грустный, милый мой!
непонятного тела, согретого под кожей скрытой кровью, заставил
Сарториуса обнять Москву и еще раз молчаливо и поспешно
истратить вместе с нею часть своей жизни -- единственно, что
можно сделать, -- пусть это будет бедно и не нужно и на самом
деле не решает любви, а лишь утомляет человека. Еще не дотерпев
объятий Сарториуса до конца, Москва обернула к нему лицо и
насмешливо улыбнулась, -- она обманывала в чем-то своего
любимого человека.
озадачило его самого, а плачущее, влекущее чувство его не
получило никакого утешения, -- сердце болело по Москве столь же
тщетно, словно она умерла или была недостижима.
тайну.
Мне и самой ведь трудно.
пора идти в город на работу, рассеиваться и покидать друг
друга.
своей любовью к ней; достаточно будет жить с Москвою в браке,
любоваться ею, может быть -- родить детей, и боль чувства
впоследствии утихнет, сердце изотрется и замрет навсегда ради
спокойной и плодотворной деятельности ума.
бежал человек по улице с огнем на палке, с факелом. Он бежал к
людям в тюрьму поджигать ее...
лежит в земле, и наверно никогда не будет такого сердца,
которое вспомнит сразу всех мертвых и заплачет о них. Это ни к
чему.
больная, померкшими глазами.
многих любила, а ты меня -- первую. Ты -- девушка, а я женщина!
чувствовала? Ужасно! И не вышло ничего.
теперь спешу... Я раз видела одну женщину, она прислонилась
лицом к стене и плакала. Она плакала от горя -- ей было
тридцать четыре года, и она горевала по своему прошлому времени
так сильно, что я подумала -- она потеряла сто рублей или
больше.
-- Мне с тобой хорошо будет жить!
тебе будет плохо: ну зачем ты врешь, что хорошо!.. Сколько раз
я хотела разделить свою жизнь с кем-нибудь, и теперь хочу, -- я