Чтение 14–й страницы книги ~Дорога на Урман~

середине.

Даже усилиями нескольких человек не удалось выдернуть надежно вбитый
костыль. Кто-то выхватил нож, стал ожесточенно пилить трос. А расстояние
между паромом и берегом все сокращалось.

Столпившихся вокруг костыля сотрудников растолкал узкогрудый старичок
в заячьей шапке. Взмахнул заступом, зеркально блеснувшим на солнце, и
ударил но тросу. Еще взмах, и канат с пушечным грохотом хлестнул по воде.

Повара бросило на дощатую палубу парома. Колесо с визгом крутилось
вхолостую. Через несколько секунд послышался глухой удар, и судно зависло
на камне. Поднявшись на ноги, оглушенный беглец понял, что его снова
отнесло к середине. Обернувшись, он увидел стволы наведенных на него
винтовок.

Из кустарника на противоположном берегу - в том месте, где должен был
пристать паром, - вылетел всадник. Нахлестывая лошадь, он помчался в
сторону холмов, подступавших к долине в какой-то версте от поселка.

Увидев его, Гончаров стал лихорадочно оглядываться по сторонам.
Старик в заячьей шапке, без всяких слов поняв, что нужно начальнику штаба,
сказал:

- Есть, есть брод. Полверсты вверх по речке.

У камелька суетился Куклим - расставлял на траве миски, резал хлеб.
Один за другим подходили бандиты, усаживались на траве.

Едва успели зачерпнуть по ложке похлебки, как послышались выстрелы.
Все вскочили, засуетились, кто-то бросился в барак к лошадям.

К лагерю банды летел всадник. Еще издали крикнул:

- Легавые!

Несколько человек уже сидели в седле. Но тут раздался истошный вопль:

- Не успеть! Под землю! Там по штреку к речке можно уйти!

И Куклим бросился к шурфу, над которым висела длинная жердь журавля с
тяжелой бадьей.

Кабаков размышлял одно мгновение, потом махнул револьвером в сторону
выработок:

- Все в шурф!

Желудок полувопросительно-полуутвердительно сказал:

- Легавого и Шамана - оп?!

И чиркнул себя большим пальцем по горлу.

- В шурф тащи, - нахмурившись, бросил Василий. - Ничего нельзя
оставлять, даже трупы...

Желудок с недовольной миной сунулся к землянке. Распахнув дверь,
рявкнул:

- Выходите! Живо давайте!

И, тыча то Стахеева, то Бо Фу между лопаток стволом маузера, погнал
их к выработке.

Когда коротко стриженная макушка маньчжура мелькнула в черном зеве
шахты, журавель подъемника оседлал Стахеев. Обжигая ладони, скользнул вниз
по шесту. За ним скатился Желудок.

Куклим, стоявший на дне шурфа, проводив Бо Фу подзатыльником ко входу
в штрек, подтолкнул туда же Иннокентия, яростно шепча:

- Скорей, черт вас дери. Все уже здесь... Факел возьми... Да не орать
- свод обвалите...

И тут произошло неожиданное. Схватив факел, Стахеев ударил им но
бадье, зацепленной за костыль. Сорвавшись, она полетела вверх.

Прорычав что-то нечленораздельное, Желудок выхватил из-за голенища
нож и бросился на Иннокентия. Но тот отклонился от удара схватил за плечи
подвернувшегося Куклима и толкнул его под ноги Желудку. А сам нырнул в
штрек. Пробежав до первой кучи обвалившейся породы, поднял лежавшую сбоку
стойку и что есть силы ударил ее торцом в грудь настигавшего его Желудка.
Охнув, тот сел, закрыв проход для Куклима.

Стахеев схватился за балку перекрытия и рванул ее на себя. Каменистая
порода лавиной хлынула сверху, отделив его от преследователей.

Сгрудившись на пустой площадке, где только что сидели бандиты,
сотрудники райотдела недоуменно озирались по сторонам.

Заседланные лошади, понурив головы, жевали траву. У камелька были
разбросаны миски и ложки, валялись примятые сапогами ломти хлеба.

Из барака выбежало несколько милиционеров с винтовками. По их
растерянному виду всем стало ясно, что банда исчезла.

Панов сосредоточенно обводил глазами весь огромный пустырь, изрытый
шурфами, и вдруг напряженно замер, увидев раскачивающуюся на шесте бадью.

Гончаров, проследив за его взглядом, сразу сообразил, в чем дело и,
махнув рукой милиционерам, бросился к шурфу.

Стахеев нагнал последнего из цепочки беглецов, растянувшихся по
штреку. Вполголоса позвал:

- Эй, вы ведь из второго шурфа не туда пошли. Это в тупик ход.
Передай вперед, чтобы поворачивали. За мной идите.

И, освещая себе дорогу факелом, отправился назад.

Подождав на дне шурфа, пока из штрека покажется бандит, с которым он
только что разговаривал, Иннокентий кивнул ему на соседний штрек и сам
быстро нырнул в него. Ткнув факел в кучу пустой породы и загасив его, он
что есть духу помчался по штреку, одновременно ощупывая ладонями свод.
Когда рука ушла в пустоту, он остановился и забрался на крепежную балку.

Через полминуты под ногами у него промелькнул факел, потом еще и еще.
Как только Стахеев насчитал шестерых, он сразу же спрыгнул в проход и
принялся лихорадочно выворачивать балку на краю пустой полости.

Бандит, первым пробиравшийся по штреку, остановился перед деревянным
щитом, закрывавшим проход. Оглянулся, поджидая остальных. Увидев Кабакова,
сказал:

- Дверь, что ли...

- Так чего вылупился? Открывай! - прошипел тот.

Бандит поддел ножом край щита и откинул его в сторону.

И тут же сзади раздался грохот обваливающегося свода.

Стахеев выбрался на дно шурфа, держа в руке тлеющий факел. Принялся
изо всех сил дуть на него. Но огонь не разгорался. Тогда Иннокентий
растеребил берестяную обертку и стал снова раздувать обуглившиеся кольца.
И пламя, наконец, охватило кору.

Подняв факел над головой, Стахеев осмотрел стены, уходившие вверх. Но
редкий крепеж был таким трухлявым, что нечего было и думать о том, чтобы
взобраться по нему к ярко голубевшему в вышине выходу.

Тогда Иннокентий сдернул с себя гимнастерку и подпалил ее, а потом и
вовсе обернул затлевшейся тканью факел. Удушливый дым заполнил все
пространство шурфа.

Задыхаясь от кашля, вытирая кулаком обильные слезы, Стахеев смотрел
наверх. И когда в голубом пятачке появилась чья-то голова, громко сказал:

- Это я, Стахеев.

И подземелье подхватило его слова, разнесло по закоулкам штреков.

В отверстии шурфа появилось еще несколько голов.

- Живой, Кешка?

Иннокентий узнал голос Панова. И вполголоса проговорил:

- Живее не бывает. Спускайтесь с лопатами. Я тут вам шестерых
судариков приготовил. Да в тот штрек, что с журавлем - ближний к лесу, -
туда кого-нибудь отправьте - там еще двое сидят.

- Тех уже вытащили, - голос Гончарова звучал радостно, с какими-то
мальчишескими нотками.

Стахеев сидел на бревне возле барака, еще какой-то час назад
служившего пристанищем банды, и старался натянуть на себя узкую
гимнастерку, одолженную одним сердобольным милиционером. Тот, придерживая
полу то и дело расходившегося на груди ватника, оправдывался перед
Гончаровым:

- Да я, товарищ уполномоченный, все едино под пильщика дров одет,
пущай он в форменке пофорсит - герой как-никак. Негоже его в телогрейке
содержать.

Группа милиционеров окружала Кабакова и его сподвижников - чумазых, в
рваной одежде, перепачканной землей и сажей. Бандиты со связанными руками
сидели прямо на траве спинами друг к другу, мрачно озираясь по сторонам.

Вовк и Жуков также стояли здесь, с брезгливым любопытством
разглядывая разношерстную компанию. Потом, увидев в стороне Стахеева, они
словно разом позабыли о существовании банды и направились к Иннокентию.

- Ну, орел, орел, ничего не скажешь, - еще на ходу начал Вовк.

Подойдя, принялся церемонно трясти руку Стахеева, словно при вручении
грамоты.

- Спасибо от руководства отдела, от всего личного состава...

Начальник отделения службы вдруг осекся, сообразив, что вышло уж
очень казенно, и с какой-то просительной интонацией продолжал:

- Иннокентий Иванович, пойдешь к нам в отдел?.. У нас ведь бронь. А
нам без таких людей - сам понимаешь...

И провел себя ладонью по горлу.

Стахеев смущенно покачал головой.

- Не-ет, меня на войне ждут.

- А у нас разве не война? - с обидой в голосе спросил Жуков.

Подъехала запыленная <эмка>. Из нее вышли Нефедов и Боголепов.
Глянули на бандитов и сразу же направились к Стахееву. Тот вскочил,
просунул большие пальцы под ремень и согнал складки гимнастерки на спину.