шлеме, или на наш замечательный половой орган со счастливой головкой и
надпись под ним: "Посвящается тебе" - и дальше буквы отвалились, а в
соседней губе было ровно пятьдесят статуй напряженного бетона, которые,
словно рог носорога, являлись символом оцепеневшего нетерпения, за что
животное и страдает до сих пор, и пионеры в дни торжеств обкладывали их
цветами. И когда все это все время на тебя отовсюду прет, то что же в
конце концов с тобой получается? Ты возбуждаешься. И не только ты.
всяком случае, жены начальников искали лейтенантов, и лейтенанты кормили
их морковью, лили им воду на мельницу, крутили им жернова и мылили их
всячески, столпившись вокруг одной норки, опускали туда свои мармышки и,
сощерившись, выдергивали, опускали и выдергивали, а начальники потакали
женам лейтенантов и открывали перед ними грандиозные сексуальные дали,
отчего впоследствии совершенно забывали о собственных женах, которых
запирали, уходя, на ключ на втором этаже на два дня и которые вылезали
из окна по веревкам, и их внизу подхватывали на мохнатые руки и несли до
ближайшего подвала, где они мясисто отплясывали на столах (ией-ух!),
заливаясь серебристым многодневным смехом, и отдавались всем подряд, а
потом они делали друг другу аборт и, чтоб скрыть выбритые места,
приклеивали там куски шиньона, которые отваливались, когда муж входил в
комнату.
своим кобелем - аппетитной величины была овчарка, даже вспомнить жутко.
сказал, не вышло, и кобель, заменяющий раскоряченного папу, принялся
кусаться, а она давай лягаться и орать, и прибежал сосед с топором и
простым лицом и порешил обоих, то есть только кобеля, я хотел сказать, а
потом их на носилках - в госпиталь и только там расчипиздрили, то есть
разлучили, я хотел сказать.
собаками такое бывает. И пока собаки не теряли времени в одном углу
квартиры, хозяева не теряли - в другом. А потом кто-то кого-то укусил -
теперь уже не упомнишь, - и все разом завопили, и прибежал другой сосед,
который с топором в руках заранее караулил все виды скотоложства, и всех
с хряком уложил, вернее, он нарубил собак на волосяные котлеты, а тот
тип, что пришел с сучкой, посчитав, что это муж из похода явился,
поскольку он его никогда до этого в светлое время года не видел, успел
все же влететь в шифоньер и там уже подавился насмерть, потому что ему в
дыхательное горло напополам с шелковым рукавом попал целый рой
вспорхнувшей моли, после того как в щель он узрел топор окровавленный.
что испугалась его вздыбленного члена.
прочтении, я считаю.
коллективного сумасшествия моли мог быть только член. В смысле такой
величины. (Еще одна кантата)
расскажут: и про начальников, и про жен, и про лейтенантов, и про топор,
и про кобеля. Конечно, чушь, мура, брехня! Я так и скажу официальным
органам, если они у меня поинтересуются. Я так и скажу: брехня! Никто у
нас не ловил чужих жен, не совращал их стоя, не зажимал (не говоря уже о
скотоложстве), не согревал, не горячил, не корячил, не титькал. Девочки
не ночевали по подвалам, не кончали где попало, а заканчивали школу
девственницами, а мальчики - девственниками, никто не играл ни в
"ромашку", ни в "замарашку", не набирал в шприц шампанское, не
впрыскивал его в девичью грудь или еще куда-нибудь, а потом не
высасывал.
трусах В двадцать один ноль-ноль я открывал дверь только рывком и только
в трусах, и чтоб кончик выглядывал. И тогда все внимание
сосредоточивается на этом кончике, потому что он вроде бы подмигивает,
одноглазенький мой. А ты еще шкурку благородной рукой беспокоишь,
теребишь, до того как появится твоя слива, в которой и откупоривается
глази то! И в этот момент можно подумать о том, что, в сущности, член
человеческий - это ведь не орудие нападения, отнюдь! Это инструмент
очень ранимый, где-то даже тонкий, жалкий, и должен напоминать человеку
о его незащищенности, о необходимости утешения и прочее и прочее... Был
момент, когда я так и думал - открывал, обнажал и думал.
ранимости, член несчастный теребя: "Ну?! Вагина-Паллада!" А он тебе:
"Программу "Время" смотрите?" А ты ему опять: "Ну?!" - или можно
заорать: "Перестаньте мне сниться по ночам!" И тогда у него улучшается
пищеварение и калоотделение. Немедленно просто. Вовремя подставляешь под
него калоприемник - и никаких проблем. И чесаться он начинает
немедленно. Тут мне, кстати, вспоминается одна история с замом и с тем,
как он после одной бабы чесался, но мы ее рассказывать не будем. Не
стоит. Лишнее это. Ну к чему? И так им достается. Трудная потому что у
замов жизнь. Вы думаете, так просто, что ли, замами становятся? Нет, не
просто. Нужно все время что-то удобрять. Какую-нибудь ниву. Или чушь
пороть несусветную, а от этого страдают мозги, потому что они всю дорогу
набекрень. Вот наш первый зам. Тот попал в замы лишь только потому, что
все время плясал лезгинку. Вызовет его член военного совета (сокращенно
ЧВС) и скажет. "Слышь, лейтенант, спляши, а". И он плясал, а ЧВС сидел,
и ему все это ужасно нравилось, а потом он говорил: "Хорошо-то как,
лейтенант, хорошо!" - и еще говорил: "Сразу тебя на лодку замполитом
назначить не могу. Должность, понимаешь, там капитана второго ранга, а
ты у нас лейтенант, вот как будешь капитан-лейтенантом, вот тогда
конечно. И еще: у нас банкет намечается, так сказать, с женами, так ты
там тоже организуй танцы и все такое веселое что-нибудь, смешное и за
курами проследи".
он следил за нами, чтобы мы, если уж и вставляли кому-нибудь радостно
свой член, то при этом заботились бы о чистоте линий и чтобы - ни-ни! -
все было шито-крыто. А потому, конечно, если меня спросят официальные
органы, то я так им и отвечу - ни-ни, шито-крыто; а если спросят
неофициальные (запятая) органы, то я им так прямо все и выложу, что в
поселке у нас все насиловали всех, а также причихвостивали,
засандаливали и впер -доливали. Спрашивали иногда: "Разрешите вас
причихвостить, а затем и впердолить?" - и впердоливали! Чаще безо
всякого на то разрешения. И если посмотреть сверху, с высоты птичьего
полета, на нашу базу, то у нас никто не занимался боевой подготовкой -
только пыхтели, кряхтели, мычали, стонали и мямлили, добавляли с плачем
смазку в тормоза, обнимали за яйца и собирали их в лукошко,
предварительно клещами зажав.
которого мы тоскуем до сих пор, - насиловал командиров дивизий и кого
попало. Вызовет, бывало, кого попало и скажет "Вам наступил пиззздееец!"
- и ты чувствуешь, что действительно наступил. Он. Он самый. И никуда не
денешься Не взлетишь. Не взмоешь. А если и оторвешься от земли на пять
сантиметров, то сейчас же на нее жопой трахнешься.
кораблей и дежурных.
этом ядовито: "И это только начало! Вы у меня будете лизать раскаленное
железо!" - отчего у офицера внутри сразу же что-то рвалось рывками,
что-то дорогое и ценное, сокровенное рвалось и ломалось, и не один раз в
год, а по нескольку раз в день, из-за чего офицер (наш) ежечасно и
ужасно был готов к подвигу или к чему-нибудь такому, что помогло бы ему
оставить на время в покое то драгоценное и святое, что у него, может
быть, все еще находилось внутри и что наверняка, приди за ним
когда-нибудь, ни за что там не нашарилось бы, ни за какие коврижки,
фигушки потому что, улетучилось потому что, рассосалось, и если не
получалось защитить то, что внутри, то есть заслонить то, что уже давно
улетучилось и рассосалось, офицер брал пистолет, вгонял в ствол патрон,
сэкономленный на стрельбах, и шел на торец пирса расстреливать
какого-нибудь негодяя матроса, и там, на торце, он некоторое время с
удовольствием наблюдал на лице у того матроса все муки собаки Муму, а
потом стрелял ему у уха, отчего что-то там происходило с барабанной
перепонкой.
Распопов Дмитрий
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Браун Дэн
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий