куда-то по скудно освещенной улице. Они не звучали гордо, ну просто совсем
не звучали гордо они просто куда-то перлись и все. Через разбитые окна до
нас доносился монотонный гррррумммм множества шагов и дыханий. И конечно,
вонь - что-то жуткое.
Одевятнадцативековивание не получилось, получилось что-то другое.
ответить. Я обнял ее за плечи.
пошлых логических обоснований, тезисов и т.д., именно прозрение, именно
что-то свыше. Это было что-то, словами не облагаемое, я могу передать лишь
слабый слепок с тогдашних моих ощущений. Я вдруг с необыкновенной ясностью
понял: все, что происходило с нами в этот несуществующий день моего
рождения, весь этот группешник и все, что сопровождало его, - все это было
агонией расстрелянного Георгеса. Я словно бы и раньше об этом знал, но вот
выразил в двух словах Манолис. И словно бы дошло, прояснилось в деталях. И
насчет одевятнадцативековивания, которого не было, и которое, тем не менее,
было. И насчет того, что все так стремились попасть на мой мифический
праздник - и званные, и незванные... Георгес умер. Нам так хотелось, чтобы
Георгес не умер, но мы боялись до конца связывать какую-то глупую книжку со
своими желаниями, мы хотели, может быть, только одного - спрятаться,
укрыться где-нибудь от этих тупых, озверелых, несущих унизительную смерть
рыл. И не спрятались, и не нашли прибежищ, и Георгес все-таки умер. И это
окончательно доказало нам, что он все-таки жил.
Исчез простреленный томик, оставленный мной на краешке письменного стола.
Исчез письменный стол "работы мастера Гамбса", как говорила Вера -
прекрасный, дубовый, резной, я бы мог спокойно променять его на мерседес
последней модели, а то и на ровер с семью компьютерами, и на сделке этой
наверняка сильно бы прогадал. Исчезли роскошные картины - подлинники никогда
не существовавших гениев импрессионизма начала века, исчез компьютер, исчез
хрусталь, я уж не говорю про ковер - все, все исчезло. Умирая, Георгес
забрал с собой всю мою комнату, подсунув вместо нее жилище законченного
алкаша, чем-то смутно знакомое. Я тоскливо разглядывал с серыми от грязи
смятыми простынями, с подушкой без наволочки да тонким тюремным одеяльцем в
ногах; на липкий от мусора пол; на стол, заваленный бутылками, окурками и
пустыми консервными банками; на шкаф без дверцы. Боже ж ты мой!
вариант иринывикторовниного голоса. - Вы мне тут будете всхлипывать и
обжиматься на людях (я только тогда заметил, что непонятным образом перестал
обнимать Ирину Викторовну, а держу в объятиях Веру, такую же испуганную, как
и я сам), а вот вы лучше мне объясните, куда вы ее законного мужа дели?
желания поскорее одеться, один только Манолис поднял с полу тамарочкину
блузку и ей на плечи накинул), И.В. стояла теперь в дверях, вызывающе
раскорячившись и глядя на меня ненавидящим вериным взглядом.
ванной, наверное. Туда пошел. А почему...
его одежда (она ткнула пальцем куда-то в угол). Вот брючки, вот пиджачок.
Вот остальное из нижнего. Что ж он, без одежды, что ли, на такой холод?
деться, ваш Валентин? Вы, наверное, плохо смотрели, я сейчас сама погляжу.
понимал почему, я только знал стопроцентно - Веру сейчас никуда нельзя
отпускать. И я отчеканил, придав голосу необходимую категоричность:
бы Влад Яныч.
осторожненько, протиснулся мимо нее. Я услышал, как открылась и тут же
закрылась дверь ванной. Как он выключил воду.
нарочно меня пугают?
И.В., не сводя с меня ненавидящих глаз. - Есть там Валентин или нету?
Георгеса. Что ни Валентина, ни Влад Яныча я больше никогда не увижу. Что их
просто не существует в природе. Ни их самих, ни их останков, ни даже просто
хоть самомалейшего следа их существования, ни единого (вне моей комнаты)
воспоминания о них, ни единой бумажки, хоть как-то связанной с ними, ни
единой молекулы... То есть, я такими словами в тот момент вовсе не думал, но
я так чувствовал, и мне стало страшно. Все это направлялось против меня.
ужас!
ее погладил, отчего она тихонечко пискнула.
вопросила меня И.В. (а я ни слова не произнес). - На что это вы мне
намекаете? Где Влад Янович, почему он молчит? Почему молчите, Влад Янович?!
Валя!
неожиданно взрослый, в тысячу раз взрослее меня. Что вы хотите этим сказать?
У вас какая-то версия?
что происходит?
чего же она в молодости, наверное, красивой была. Во, наверное, мужиков-то с
ума сводила.
навязчивостью продолжал Манолис, как бы криков Ирины Викторовны не слыша.
где же он? Я не могу больше! - кинулась из комнаты вон, только и блеснула в
дверях ее солидная дряблая задница.
Стукнула дверь ванной и снова полная тишина. И больше я никогда Ирину
Викторовну не встречал. Разве только по телефону.
да пусти ж ты меня!!
Манолис, Тамарочку притихшую поглаживая по спине. - Стало быть, не
одевятнадцативековивание, а оничеговековивание на дворе, что-то в таком
контексте. И у меня по этому поводу тоже, честно говоря, никакой версии.
я. Я никак не мог найти выход из положения. Отчаяние охватывало меня. Я ни
за что не соглашался потерять Веру.
зоологически, они тут явно ручонки свои приложили. Уничтожение, абсурд - это
их почерк. А вот версии у меня действительно никакой нет.
понимающе, чуть не старчески улыбнулся и что-то насчет Адама с Евой себе под
нос пробурчал. И сказал:
результате не мы. Исчезнут они.
никуда нельзя уходить.
Тамарочку под руку (она была на редкость послушна, только все время
Маккефри Энн
Никитин Юрий
Березин Федор
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Чернецов Андрей