фотографию: - Смотрите...
распластанная на белой материи, рука была усеяна глубокими порезами.
машины было разбито вдребезги, но не это главное. Вот здесь, возле
большого пальца, и здесь, с другой стороны, вы видите? Это следы зубов.
Рука сжимала руль, и ее целиком обхватила пасть этой самой Альмы. Я
вначале подумал: уж не собака ли виновата? Собака могла испугаться толчка,
в страхе "тяпнула" хозяина за руку. Но сейчас...
понимает никакой команды, обычной собачьей команды. Может быть,
попробовать по-немецки? Но я неважно говорю. Так, чуть читаю, перевожу...
Собака, кажется, пришла в себя... Альма, принеси мне книгу! - по-русски
сказал Клименко. (Альма не пошевелилась.) - Дас бух! - повторил он
по-немецки.
письменного стола, осторожно положила ее на колени Клименко.
выполняла все его приказания. Она вспрыгнула на стол, затем выбежала в
коридор и вернулась оттуда с его фуражкой, становилась на задние лапы,
потом неожиданно уселась на пол и перестала повиноваться. "Что вам нужно?
Я больше не буду выполнять бесполезные поручения", - говорили, казалось,
ее глаза.
свалила стакан с ручками и карандашами и, взяв один из карандашей в пасть,
подошла к нам. Она аккуратно, искоса следя глазами за кончиком
выступавшего из ее пасти карандаша, перекусила его пополам, уронив одну из
половинок на ладонь Клименко.
этим сказать? Почему она разгрызла карандаш точно пополам? Неужели она
хотела сказать, что она ни зверь, ни человек, что она...
невероятное: Альма закивала - мы оба это ясно видели! - Альма быстро
закивала головой. Нам стало страшно.
термос? У ее хозяина был термос.
сначала на него, а потом на Альму. Удивительная собака вновь кивнула и
выбежала из комнаты. Мы поспешили за ней.
каменный забор, пробежала поверху и исчезла.
я читал, когда она вбежала в комнату. В ее зубах был термос.
Это был только корпус термоса, без стеклянной колб.ы.
вытаскивать один за другим. Их было много, этих листков. Исписанные
твердым, угловатым почерком, частично напечатанные на машинке, они были
свернуты плотным рулоном.
последовательно.
химическими формулами. Видно, это была только часть каких-то записей.
рука была в крови. Мы осмотрели Альму. Она оказалась сильно и жестоко
избитой.
проделать. Ее раны были обмыты марганцовкой и смазаны йодом. Клименко
вызвал по телефону какого-то очень опытного ветеринара, и тот наложил
повязки.; Забинтованная и накормленная, Альма уснула на диване. Всю ночь
мы провели над записями, найденными в термосе. Вначале нам казалось, что
эти записи не имеют прямого отношения к происшествию на дороге, и только
дальнейшие события показали, что мы ошибались. Я привожу эти записи с
самыми незначительными пропусками, В основном подвергались сокращению те
места, которые непосредственно касаются тонкостей химии. С ними научный
мир сможет ознакомиться после их опубликования в специальной литературе.
- Так начинались эти записки. - Как бы красочно я ни изображал события и
приключения своего раннего детства, для других вряд ли станут понятными те
чувства, которые они вызывают в моей душе. Полное ласки, смеха, солнца,
чудесных прогулок и увлекательных игр, мое детство оборвалось в памятные
всей Бельгии, всему миру августовские дни 1914 года, когда огромная армия
кайзера Вильгельма хлынула через границы моей тихой, маленькой родины и
началась кровавая драма первой мировой войны. Моя мать, к счастью, гостила
у своего брата во Франции, и ей не пришлось пережить всего ужаса, который
выпал на долю тех, кто остался.
от Намюра к Льежу и затем поворачивал к Антверпену. Отец спешил вступить в
армию мужественного короля Альберта. Меня он хотел отправить на время
войны во Францию, к матери. Мы шли день и ночь, и снова день, и снова
ночь. Мы ночевали в открытом поле, когда появилась германская кавалерия.
Всадники в остроконечных блестящих касках промчались мимо нас по дороге.
Вслед за ними быстрым маршем протопала пехота в мышиного цвета мундирах. И
снова всадники, обозы, пулеметы, упряжки с орудиями. Солдаты не обращали
на нас внимания, а мы с ужасом смотрели на этот нескончаемый поток
вооруженных до зубов, сытых и грубых "бошей", восседавших на могучих
лоснящихся лошадях, в хвосты которых были вплетены трехцветные лоскутья
знамен поверженной Бельгии, на эту лавину вороненых стволов лучших в мире
крупповских орудий.
северо-запад, к Остенде. Пожилой человек, потрясая своей тростью с
костяным набалдашником, уговаривал подождать; он был уверен, что король
Альберт очень скоро разобьет германскую армию под Антверпеном.
замешательство. Мой отец повернул в сторону от дороги, к высокому холму с
развесистым дубом. Мне помогли взобраться на него. Удивительная картина
открылась моим глазам: вдали, из конца в конец, насколько я мог окинуть
глазом, раскинулся какой-то сверкающий полумесяц. Я присмотрелся - это
была вода, блестевшая на солнце.
каналов... - заговорили наши попутчики.
ушел вперед!
Вильгельма, прорвавшиеся к Антверпену, были опрокинуты потоки воды.
Бельгийцы предпочли затопить свои земли, нежели видеть их под пятой
завоевателей.
Мы оказались на маленьком островке, отрезанными от всего мира. Вдали
виднелись спасавшиеся от водяного вала вражеские всадники и пехотинцы в
касках с блестящими остриями, бредущие по грудь в воде. На наш холм
выбралась упряжка коней. Немецкие артиллеристы буквально на руках вынесли
из воды орудие. Вокруг, под водой, лежали пласты тучной земли, и сейчас
она превратилась в жидкую грязь. Высокий офицер выбрался на холм и заорал
на сгрудившихся возле дерева беженцев:
момент нам всем казалось, что Бельгия стала неприступной для немецких
полчищ.
погребла несколько полков германской армии, но не задержала всех полчищ
врага. События под Антверпеном не стали поворотным пунктом в кровавой
войне, втянувшей в свой водоворот десятки стран и народов.
отцу и, сбросив с него шляпу, крикнул: - Снять шляпу, ты, грязный
бельгиец! Не знаешь приказа?! Вы, вонючие углекопы, смирно!
грудь офицера, и тот опрокинулся в воду. Он встал, шатаясь, мокрый и
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Шилова Юлия