Чтение 73–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

возрождение. Но к сожалению, приходится засвидетельствовать и то, что первое
наше общение с руководителями Добровольческой армии, показало нам, что эта, я бы
сказал, законная гордость, переходит у них в надменность. Уже при первой встрече
с Донским Атаманом, ген. Деникин проявил чрезвычайное высокомерие. Он говорил с
ген. Красновым таким тоном, каковой можно было допустить еще в отношении
командира полка ему подчиненного, но ни в коем случае не в отношении Атамана
войска Донского. Ген. Деникин, видимо, не хотел считаться с тем, что генерал
Краснов, прежде всего, не подчинен ему и
170) Наименование "армия" совершенно не отвечало тому, что принято понимать под
этим словом.
248

является представителем многомиллионного населения области, что он законно
выборный Атаман, причем эти выборы подтверждены законным актом Круга Спасения
Дона. Не учитывал ген. Деникин и того, что за генералом Красновым стояло все
Донское войско, частично уже освобожденное от большевиков, имелась территория,
средства, а всем имуществом и достоянием населения он мог свободно распоряжаться
по праву, предоставленному ему Кругом. А за генералом Деникиным и его окружением
-- в прошлом -- был Ледяной поход, в настоящем -- до крайности измученная и
утомленная горсточка воинов-героев, ему подчиненных, а в будущем -- планы,
радужные надежды, широкие перспективы и мечты, мечты. Большая заслуга ген.
Краснова уже состояла в том, что престиж Войскового Круга, сведенный при
Каледине и Назарове 171) к нулю, он сумел в короткий срок высоко поднять в
глазах казачества, что бесспорно имело огромное значение в деле борьбы с
Советской властью. Вместе с тем, он сумел вдохнуть в казачество веру и
воодушевить его на борьбу с большевиками. Краснова казаки знали, верили ему и за
ним шли. Ген. Деникин не мог не видеть на Дону всеобщего подъема и воодушевления
и не мог не знать об ежедневных больших успехах казачьего оружия в борьбе с
большевиками. Если ген. Деникин любил, ценил и гордился Добровольческой армией,
совершившей Ледяной поход, то он должен был знать что и войско Донское имело
свою "Добровольческую армию" --Степной отряд, ген. П. Попова. Когда
Добровольческий отряд покидал г. Ростов, почти одновременно оставил г.
Новочеркасск и отряд ген. Попова. Оба отряда, спасаясь от большевиков, имели
одну и ту же ближайшую цель: выиграть время, выждав оздоровления масс от
большевистского угара, сохранить жизнь возможно большему числу участников и с
этой целью всемерно уклоняться от боя с большевиками. Как известно, генерал
Корнилов настаивал на совместном движении отрядов. Ген. Попов не согласился с
ним и пошел самостоятельно, поведя отряд в донские степи. И следует признать,
что выбор направления, сделанный Поповым случайно оказался более удачным, ибо
ген. Попов достиг ту же цель, но достиг с наименьшими потерями. Несколькими
днями раньше, чем вернулись добровольцы, он привел свой отряд в район восстания
и его отряд, в сущности, без предварительного отдыха, приступил к военным
операциям.
Все перечисленное, как будто бы говорило за то, что у ген. Деникина не было
никаких оснований относиться пренебрежительно к войску, а надменно к Атаману и к
Донскому командованию. Авторитет последнего стоял на большой высоте и для пользы
общего дела необходимо было его поддерживать, а не умалять, тем более, что
казаки верили своим вождям и видели, как они неоднократно наравне с ними
рисковали своей жизнью. Наконец, сами достигнутые уже результаты, наглядно
доказывали целесообразность постановки дела борьбы с Советской властью. Однако,
с точки зрения ген. Деникина, все было плохо на Дону, все ему не нравилось, все
критиковало его окружение. Если Донской Атаман, по своему характеру, мог не
придавать особого значения такой оценке со стороны добровольческих кругов и не
обращать серьезного внимания на отношение к нему ген. Деникина,
171) См. "Воспоминания", части II и III.
249

то совершенно иначе реагировал на это командующий Донской армией ген. Денисов.
Восстание на Дону и всю тяжелую организационную работу в атмосфере царившего
тогда хаоса, я провел вместе с ген. Денисовым. Этот маленький, на вид самый
обычный человек, обладал, однако, колоссальной энергией, храбростью и
неутомимостью. Во время кратких передышек между боями, он не отдыхал, часто
забыв об еде и сне, бегал, суетился, кричал, волновался, поверял части,
беседовал с казаками, посещал раненых, разносил вялых начальников, ободрял
малодушных. Одним словом -- он был душой всего дела. А во время боя ген.
Денисов, тогда еще полковник, всегда был в самом опасном месте, смело смотрел
смерти в глаза, всегда личным призером воодушевлял усталых и потерявших сердце.
И если еще в начале казаки колебались, то уже в короткий срок, они оценили его,
сроднились с ним, искренно его полюбили, беспрекословно ему подчинялись, глубоко
веря, что Денисов выведет их победителями и из самого тяжелого положения. Ведя
казаков от победы к победе, Денисов освободил с ними столицу Дона и затем вскоре
встал во главе Донской армии. И здесь не щадя сил и здоровья, не заботясь о
личных удобствах жизни 172), он бескорыстно всецело отдался делу борьбы с
большевиками и восстановлению порядка в Донском крае. Работая неустанно сам, он
беспощадно карал лентяев и паразитов, нисколько не считаясь с их настоящим
положением или заслугами прошлого, чем, конечно, нажил себе много врагов. Без
лукавства и хитрости, даже и в тех случаях, когда безусловно требовалось быть
дипломатом -- он действовал решительно и прямолинейно и тем самым увеличивал
число своих врагов. Но Атаман любил Денисова. Он высоко ценил его, как
преданного и чрезвычайно полезного помощника.
Попытка ген. Деникина, когда Добровольческая армия только что вернулась на Дон
173), подчинить себе войско Донское, вызвала горячий протест со стороны
Денисова. Он сердился и резко осуждал такое намерение Добровольческого
командования. Действительно, трудно было подыскать мотивы, каковые бы оправдали
такую обидную для войска попытку. Не было и оснований предполагать, что одним из
главных мотивов могла быть неуверенность высших кругов Добровольческого
командования, что без их помощи и руководства Донская власть не справится с
предстоящей задачей и не сможет поднять и организовать казачество на борьбу с
большевиками. Необоснованность такого предположения доказали дальнейшие события.
Выходило будто бы нам хотели сказать: земля ваша велика и обильна, войско
большое, а порядка в нем нет, поэтому мы пришли царствовать над вами. Нельзя
отрицать общеизвестного факта, что организация Донских сил стояла на большой
высоте и могла служить образцом и примером и для Добровольческой армии. Во
всяком случае, беспочвенные притязания Добровольческого командования, не
отвечавшие ни обстановке, ни психологии казачества того времени, не нашли
сочувствия в Дон-
172) Ген. Денисов с женой и двумя детьми ютился в двух комнатах, хотя при
желании мог реквизировать для себя любой особняк, что обычно практиковалось в
Добровольческой армии лицами, занимавшими несравнимо меньшее положение, чем он.
173) См. "Воспоминания", часть IV.
250

ском правительстве, а в казачьих массах вызвали удивление, граничащее с
протестом. Осталось недовольно и Донское командование. Добровольцам было
сказано, что о подчинении Дона разговора быть не может, но дружеское, тесное
сотрудничество и желательно, и необходимо174).
Такой ответ не удовлетворил генерала Деникина и дал лишь повод к накоплению у
него неприязненных чувств к Донской власти. Эти чувства нашли яркое отражение на
совещании Донского и Добровольческого командования в ст. Манычской 15 мая 1918
года.
Как я говорил, ни к какому положительному решению совещание не пришло. Участники
разъехались раздраженными, каждый дав волю своим чувствам и каждый сетуя один на
другого. Надменность, проявленная здесь ген. А. Деникиным, обидела донцов.
Равняясь на него, тот же резкий тон усвоило и его окружение, что конечно, еще
больше обострило и без того натянутые отношения.
Диаметрально противоположными оказались и взгляды на немцев, что опять лишь
усилило охлаждение между Доном и Добровольческой армией.
Политика Атамана в отношении германцев, раздражала круги Добровольческой армии и
они в резкой форме осуждали генерала Краснова. Для нас не составляло сомнения,
что сущность и значение наших сношений с немцами, вожди Добровольческой армии
умышленно не желают понять. Мероприятия Донского Атамана не нашли сочувствия и у
генерала Алексеева, о чем свидетельствуют его письма к ген. Деникину от 26 и 30
июня 1918 года. В них ген. Алексеев дает отрицательную оценку деятельности ген.
Краснова, что лишний раз доказывает, что истинные побуждения и намерения
Донского Атамана, не были правильно поняты ген. Алексеевым. Если у добровольцев
был кумир -- союзники, которых они боготворили, то идол Донского Атамана была
Родина. Не веря в искренность ни союзников, ни немцев, Краснов горячо желал
скорее освободить Дон от иностранной опеки, сделать его независимым от кого бы
то ни было и тем самым создать прочный плацдарм для дальнейшего освобождения
России. Дабы не быть голословным, укажу хотя бы на то, что наше стремление
присоединить к Дону, и, конечно, только временно, ближайшие пограничные города,
являвшиеся тогда скоплением большевистских полчищ и служившие им базами при
наступлении на область, и с той же целью несколько узловых станций, облегчавших
красным переброску войск, ген. Алексеев трактует так: "воспользоваться случаем и
округлить границы будущего "государства" за счет Великороссии, присоединением
пунктов на которые "Всевеликое" отнюдь претендовать не может". С полным
сознанием ответственности перед историей, я протестую
174) Привожу донесение ген. Кислякова ген. Деникину:
"Правительство и Атаман (тогда еще Походный -- ген. П. X. Попов), сообщал ген.
Кисляков, -- не считает возможным подчинение Донской армии командующему
Добровольческой армией. Мотивы такого решения -- крайние опасения, что такое
подчинение не своему (неказачьему) генералу может послужить поводом к агитации,
которая найдет благоприятную почву среди казаков. Заявляют, что приход нашей
армии на Дон крайне желателен и что совместные действия с казаками послужат к