Но это случилось позже, а тогда, буквально за день до выхода в море, будущий
Избавитель Отечества узнал от верного человека в генштабе, что, воротившись из
похода, подводная лодка "Золотая рыбка" будет ритуально уничтожена. Хоть сами
моряки иногда в шутку и называют свои субмарины "железом", но мысль о том, что
твой родной боевой корабль во исполнение какого-то гнусного параграфа некоего
безумного договора разрежут на "иголки", была непереносима! Более того,
лишившись своего подводного корабля, каперанг Рык, известный несгибаемостью
перед начальством, наверняка был бы уволен в первобытное состояние и превращен
в одного из бесчисленных безработных офицеров. О масштабах этой безработицы
гласит красноречивый факт: в городе Кимры в то время на одно место капитана
речного трамвайчика насчитывалось до 76 соискателей!
Наконец, для понимания героического поступка адмирала Рыка очень важен тот
факт, что он не понаслышке был знаком с трудами нашего великого
изгнанника-мыслителя Тимофея Собольчанинова, который в юности на Воробьевых
горах дал торжественную клятву писать не менее десяти страниц в день, и если
ему, допустим, приходилось отрываться от стола, например, для получения
Гонкуровской премии, то, воротясь, он увеличивал суточную норму и наверстывал
упущенное. Переезд в Россию из изгнания по его прикидкам грозил невосполнимыми
и ненастижимыми перерывами в работе. Но даже не это было главной причиной
промедления: в глубине души он страшился, что, едва лишь его нога ступит на
родную землю, ему настойчиво предложат сделаться чем-то вроде президента или
регента, а это в ближайшие творческие планы не входило. Остается добавить,
что, придя к власти, адмирал Рык убедительно попросил великого изгнанника
вернуться на Родину и поселил его в Горках Собольчаниновских.
Но и это произошло позже, а тогда, ощущая сыновний долг перед изнывающей
страной, мыслитель вместо себя прислал в Россию книжку под названием "Что же
нам все-таки надо бы сделать?" Ее-то и дал почитать своему другу и командиру
заместитель по работе с личным составом Петр Петрович Чуланов, который нынче,
как все знают, является первым заместителем Избавителя Отечества по работе с
народонаселением. Содержание этой книжки, изучаемой ныне в школе, тоже
общеизвестно, поэтому напомню лишь моменты, имеющие касательство к нашему
повествованию. Тимофей Собольчанинов писал о том, что в России к тому времени
имелись все предпосылки для возрождения и "вся искнутованная и оплетенная
держава с занозливой болью в сердце ждала своего избавителя". А последняя
глава так и называлась - "Мининым и Пожарским может стать каждый!". Особенно,
как позже выяснилось, в душу командира субмарины "Золотая рыбка" запали такие
слова прозорливца: Россию недруги объярлычили "империей зла". Оставим эту лжу
на совести вековых ее недобролюбцев. Но пробовал ли кто-нибудь постичь
внутридушевно иное словосочленение - Империя Добра?!"
Избавитель Отечества никогда не писал никаких мемуаров. Более того, однажды он
заметил: политический деятель, строчащий книги, напоминает сомнительного
мужчину, который, отобладав женщиной, тут же, не вылезая из-под одеяла,
начинает ей же рассказывать обо всем, с ними только что приключившемся... Но,
выступая в узком кругу боевых однокашников, Иван Петрович припомнил, как на
третий день исторической "автономки" ему приснился вещий сон - будто бы шагает
он по Красной площади и останавливается у подножия памятника Минину и
Пожарскому. Точнее, даже не у подножия, а возле какого-то торговца русофобской
национальности, разложившего свой убогий товар: штампованные часы, зажигалки,
брелоки, аляповатую бижутерию, колоды карт с голыми девицами, именуемыми в
образованном обществе "нюшками". Собственно, одна из таких колод (во сне!) и
заинтересовала будущего Избавителя Отечества, так как на время "автономки"
выпадал день рождения друга и заместителя П. П. Чуланова. И вот, когда Иван
Петрович внимательно разглядывал подарочных "нюшек", ему вдруг послышался
глухой, точно из неизъяснимой глубины идущий голос: "Ры-ы-ы-ык!"
Будущий адмирал огляделся, предполагая, естественно, что его окликнул
знакомый, какового непременно встретишь, забредя на Красную площадь. ан нет -
ни одного привычного лица вокруг не наблюдалось, и лишь тогда он догадался
глянуть вверх: позеленевшие от времени губы князя Пожарского медленно
шевелились: "Ры-ы-ык, ты не туда смотришь, Ры-ык!" "А куда?" - от
неожиданности выронив карты, прошептал потрясенный Иван Петрович. "Туда-а-а!"
десницей на Кремль. А Косьма Минин медленно кивнул, подтверждая сказанное..."
Каково же было потрясение будущего Избавителя Отечества, когда шифровальщик
положил ему на стол политинформацию о том, что на общеизвестном памятнике
работы скульптора Мартоса обнаружены множественные трещины (особенно на фигуре
Пожарского)! В связи с этим памятник снят с пьедестала и отправлен в
центральные реставрационные мастерские. Но отдельные граждане восприняли этот
чисто искусствоведческий акт как целенаправленное кощунство, и по Москве
прокатилась волна патриотических демонстраций.
Все эти события, точнее, их зловещая тень, витавшая в скупых шифрованных
информациях, повергли Ивана Петровича в глубокую задумчивость, из которой его
вывели торжества по случаю дня рождения друга и заместителя П. П. Чуланова.
После праздничного концерта и вышибающего слезу прослушивания магнитофонных
поздравлений от оставленных на берегу родных и близких проследовали на обед в
кают-компанию. Будущий Избавитель Отечества в честь такого дня приказал вместо
положенных 50 граммов "сухаря" всем налить по 100! Испанский исследователь Д.
Абладар в своей популярной книге "Роль алкоголя в мировой истории" договорился
даже до того, что якобы эти лишние 50 граммов и определили дальнейший ход
эпохальных событий. Просто диву даешься, какое незнание этнических реалий и
особенностей национального быта проявляют некоторые зарубежные ученые!
После обеда Иван Петрович пригласил старших офицеров к себе в каюту, чтоб
угостить их коньяком. Потом, как вспоминают некоторые участники исторической
"автономки", старпом перетащил в командирскую каюту алюминиевый бидон, где
хранились остатки сэкономленного "шила". Дальше, конечно, тихо пели, чтоб не
нарушить режим тишины...
Глубокой ночью в штурманской рубке заревел "каштан".
Когда штурман с навигационными картами появился на пороге капитанской каюты,
некоторое время его не могли никак идентифицировать. Будущий Избавитель
Отечества несколько минут смотрел на командира БЧ-1 с долгой мукой узнавания
и, наконец, молвил:
5
Мишка подогнал свой "дерьмовоз" к домику № 85, холодно кивнул радостно
выбежавшему навстречу хозяину и великодушно позволил ему собственноручно
засунуть гармошчатую кишку в выгребную яму. Включив насос, Курылев присел на
ступеньку машины, закурил "Шипку" и пригорюнился. Было от чего! Во-первых, его
вызвал к себе начальник отдела культуры и физкультуры и наорал в том смысле,
что, мол, когда он, Юрятин, брал его, Мишку, к себе на работу, то ожидал от
него гораздо большего. "Не стараешься, Курылев, - нехорошим голосом закончил
разнос подполковник.- Ох, не стараешься!"
Во-вторых, с Леной по-настоящему Мишка не виделся уже почти две недели: все
киносеансы отменили из-за этого идиотского спектакля. Курылев никак не мог
въехать, зачем эту изолянтскую самодеятельность снимают на пленку да еще по
личному приказу помощника И. О. по творческим вопросам Н. Шорохова. В
Демгородок понаехали разные киношники, развязные, любопытные, всюду шныряющие:
у изолянта № 241 (бывшего министра юстиции) они сожрали на огороде весь горох.
Мало того, поселок перевели на спецрежим, а в съемочную группу подбавили еще
нескольких осветителей и помрежей, ничем не отличающихся от остальных, разве
только глазами - безмятежно-запоминающимися. И хотя Лена, получив в этом
спектакле маленькую роль, постоянно присутствовала в клубе, даже поговорить с
ней Мишка не решался, боясь чужих глаз и гнева подполковника Юрятина.
Наконец, слава Богу, съемки закончились, кинокодла во главе с режиссером
Куросавовым и драматургом Вигвамовым уехала восвояси, следом за ними отбыли и
дополнительные осветители-помрежи, но тут у Лены заболел отец - сердечный
приступ. Ее освободили от посещения воспитующих киносеансов "по уходу", и
долгожданная встреча в кинобудке снова отдалилась. И в довершение всего Мишка
не мог теперь останавливаться возле ее палисадника: спецбудку в "Кунцево"
достроили, и там круглосуточно дежурили спецнацгвардейцы. А злыдень Ренат
сказал как оы между прочим, мол, художники пишут портреты своих любимых,
портные шьют любимым самые красивые платья, а ассенизаторы... ну, и так далее.
Ведь именно он, Ренат, заставил Мишку познакомиться с Леной, именно
заставил...
Мишку.- Он спрячет вас в своем замке. А я, как верный вассал, буду ходить
дозором и охранять вас от драконов...
В кинобудке Мишка усадил девушку на диванчик, который благодаря интендантской
дальновидности можно было разложить в обширную двухспальную кровать, если,
конечно, отодвинуть в сторону ящик с песком. Потом достал электрический
чайник, налил из крана воды и вставил штепсель в розетку.
принцессе на "вы" как-то даже и неприлично.
Из зала доносились настолько разнузданные звуки, что даже думать о ситуации, в
какой они издаются, не хотелось. Мишка поменял бобины и заварил чай.
подпаском в обществе благородной девицы.
Не вставая с дивана, она дружески протянула ему узкую ладонь. Деликатно
пожимая ее, он почувствовал, что кончики Лениных пальцев, ну, просто ледяные.