человеку именно то, чего ему больше всего хочется услышать, у меня с
детства. Сам не знаю, как это получается. Просто не могу огорчить человека.
Ей-богу! В молодости у меня был литературный товарищ по фамилии Неонилин,
писавший исключительно венки сонетов. Однажды комиссия по работе с молодыми
литераторами отправила нас в командировку -- подзаработать. Ездили мы по
городам, весям и чумам Коми, ели у гостеприимных геологов строганину,
выступали перед трудящимися. Я, правда, старался в основном рассказывать
свежие столичные анекдоты, а зануда Неонилин норовил каждый раз прочитать от
начала до конца венок сонетов, причем один и тот же... К концу поездки мы
возненавидели друг друга: я -- его "венок", а он -- мои анекдоты. Чтобы
как-то разнообразить выступления, мы менялись ролями: я, представившись
публике Неонилиным, читал его венок сонетов, который уже знал наизусть, а
он, выдавая себя за меня, рассказывал трудящимся мои анекдоты...
возвращались в Москву мы уже под самый Новый год, когда авиалинии
перегружены, и прочно застряли в Сыктывкаре -- билетов не было. Мы двое
суток спали в зале ожидания, и я понял: выход только один -- охмурить
толстых теток-кассирш, у которых всегда припрятаны билеты для отдельных
хороших людей. Но мы к этой категории не относились, потому что деньги
должны были получить только в Москве, а в тот момент потратили последние
командировочные и были отвратительно бедны. Но теток я все-таки охмурил:
тонкой лестью и душевными разговорами. Это было несложно. Продавцы и кассиры
-- самые одинокие в мире люди! Когда мы уже летели в столицу, Неонилин вдруг
сообщил мне, что всю поездку внимательно наблюдал за мной и сделал
любопытный вывод: в каждой неординарной ситуации я поступал исключительно
согласно рекомендациям знаменитого Карнеги. "А кто это?" -- спро!!-сил я
совершенно искренне. "Ты не читал Карнеги?" -- оторопел Неонилин. -- "Нет".
-- "Шутишь?! Если человек хочет добиться успеха, он обязан знать Карнеги! Ты
меня просто разыгрываешь!" -- "Ей-богу, даже в руках не держал!" --
признался я. -- "Не верю!"
ознакомился с книжкой Карнеги и, между прочим, не нашел для себя ничего
нового. А вот Неонилин, знавший Карнеги досконально, в результате однажды
попал в скверную ситуацию. Оказавшись в такси без копейки денег, он стал
действовать строго в соответствии с указаниями знаменитого американца и был
зверски избит распоясавшимся шофером, которому, оказывается, в тот день уже
третий раз отказывались платить по счетчику. После полученных травм
несчастный Неонилин уже не мог писать в рифму, а тем более -- сонеты, не
говоря уже о "венках". Сил у него хватило только на верлибры... Такая резкая
смена стиля была тут же замечена критикой, резко осудившей столь вызывающий
разрыв с плодотворной классической традицией. Обычно после подобной
выволочки, особенно в те, доперестроечные времена, поэты моментально
возвращались к традиционным формам, а верлибры, если и продолжали писать, то
прятали в стол или несли на хранение в "саркофаг" Горынина. Но Неонилин
был просто не в состоянии сочинять по-другому: важная часть мозга, ведающая
рифмами и размером, безмолвствовала. Ничего, кроме верлибра, не получалось.
Тогда по нему ударили тяжелой артиллерией в партийной периодике. Результат
не замедлил сказаться: кафедра русистики Эдинбургского университета
присудила ему престижную премию имени Элиота и объявила его лидером
советского верлибра. В Москве он теперь бывает очень редко, но летает отнюдь
не в Сыктывкар, а в Париж, Лондон, Рим, Прагу... Так что в нашем споре --
должен ли человек, чтобы достичь успеха, знать Карнеги, -- признаюсь,
победил Неонилин...
за Витьком, но его там не оказалось. Поразмышляв, куда он мог деться, и
довольно быстро догадавшись, я отправился в ресторанную мойку, куда можно
было пройти прямо из скверика через служебный вход. Так и есть. Нахмуренная
Надька в оранжевых резиновых перчатках молча ополаскивала бокалы, а Витек,
облокотившись об эмалированную раковину, смотрел на нее долгим виноватым
взглядом.
неприятности. Видишь, тебя из-за него в посудомойки перевели. Будешь с ним
встречаться, вообще в уборщицы переведут!
огляделся. Возле камина, в самом почетном закутке -- на этом столике всегда
стоит табличка "Заказано", -- уже сидели Анка и Чурменяев. Они пили
шампанское. Он что-то рассказывал, а она смеялась, откидывая назад голову. Я
вскочил, пошел к метрдотельше и оплатил свой вчерашний счет. Она открыла
ящик стола и довольно долго искала мои "командирские" среди перепутавшихся
ремешками часов, похожих на клубок зимующих змей. Вернувшись за столик, я
заказал полноценный обед с тремя закусками и бутылку водки.
профитролями, и Витек чуть не подавился от смеха, потому что "профитроли"
напомнили ему какое-то крайне неприлично ругательное слово. Когда мы ели
котлету, подошел заступивший на пост Закусонский.
отозвался Витек. Я похвалил его взглядом.
мою недовольную гримасу.
развернутое упоминание в обзорной статье! Лучше всего в "Литературном
еженедельнике".
что-то помечая в блокнотике.
несколько пассов, как экстрасенс.
Хорошее название -- емкое... -- Он снова черкнул в блокнотике.
под столом наступил мне на ногу.
которому обнаглевший сын пытается давать рекомендации по технике
детозачатия. Когда мы пили кофе, появился обходчик Гера. Предвидя его
приход, я оставил в бутылке немного водки и маслинку на блюдечке.
протянул ему "командирские" часы и кивнул туда, где, откидывая голову,
хохотала Анка.
каблуками.
14. БАБУШКА РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Котельнической набережной. В каком году она родилась, никто не мог сказать
достоверно, но Блока и Есенина, если заходил разговор, Кипяткова называла
соответственно -- Саша и Сережа. От тех времен остался ее знаменитый портрет
"Девушка в красной косынке" кисти Альтмана. Однако несмотря на красную
косынку и членство в РКСМ, она прилично знала латынь и блестяще --
французский. Все это наводило на мысль, что образование Ольга Эммануэлевна
получила как минимум в гимназии. Известно также, что ее четвертый муж,
знаменитый поэт-баталист и адъютант командарма Тятина, был репрессирован.
Именно тогда она написала и опубликовала в "Правде" известные стихи:
когда Андре Жид, приехав в Москву, добился встречи со Сталиным, чтобы
уговорить его дать некоторые послабления советским гомосексуалистам. Ее на
эту встречу пригласили в качестве переводчицы, потому что штатные сотрудники
французского отдела МИДа оказались лексически неподготовленными к такому
шекотливому разговору. Как известно, Сталин мягко, но твердо отверг
домогательства Андре Жида, но бойкую миловидную поэтессу заметил и даже на
прощанье подарил свой "Краткий курс" с теплой двусмысленной надписью. Об
этом стало широко известно, а в писательских кругах установилось твердое
мнение о больших связях Кипятковой наверху. И когда она, споря с
писательским начальством, говорила: "А вот мы сейчас спросим у..." (далее
следовали имя и отчество текущего государственного лидера) и бросалась к
"вертушке", секретари гурьбой оттесняли ее от опасного телефона, уверяя, что
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Шилова Юлия