Кэтрин Энн Портер
Корабль дураков
НА БОРТУ СОВРЕМЕННОГО КОВЧЕГА
произведений, слухи и легенды о котором намного обогнали дату его
публикации. Еще с середины 40-х годов в печати США начали появляться
сообщения о работе известной писательницы над "большой книгой", которой
суждено было стать ее первым и единственным романом. К тому времени у Портер
сложилась прочная репутация незаурядного мастера американской прозы,
превосходного стилиста, автора рассказов и повестей, объединенных в
сборниках "Цветущее Иудино дерево", "Бледный конь, бледный всадник",
"Падающая башня". Переступив порог своего пятидесятилетия, писательница
отважилась на длительный и нелегкий труд, и влиятельный критик Марк Шорер не
преувеличивал, когда утверждал, что "роман Портер ожидали в Соединенных
Штатах на протяжении жизни целого поколения".
оценок в прессе (не говоря уже о чрезвычайной активности покупателей)
сменился вскоре, как это нередко случается, сравнительно сдержанными
суждениями. Похвалы, собственно, не смолкали, но более явственно выступили
претензии к чрезмерной "дистиллированности" слога и неопределенности
авторской точки зрения, упреки в философском релятивизме и пессимизме.
Дискуссия о романе Портер продолжается и сейчас. В ней теперь смогут принять
участие и наши читатели, ибо спустя свыше четверти века после публикации
"Корабль дураков" остается одним из самых сложных, насыщенных философской
символикой, многомерных реалистических произведений мировой литературы
последних десятилетий.
заимствованы К. Э. Портер у Себастьяна Бранта - европейского писателя и
философа конца XV столетия. Подобно яркой сатире раннего немецкого
Ренессанса, брантовскому "Кораблю дураков", ее книга тоже написана "ради
пользы и благого поучения, для увещевания и поощрения мудрости, здравомыслия
и добрых нравов, а также ради искоренения глупости, слепоты и дурацких
предрассудков и во имя исправления рода человеческого...". Американская
писательница заимствовала у своего далекого предшественника центральную
метафору, но она, конечно же, не собиралась следовать в русле свойственного
его манере прямолинейного дидактического гротеска. Вряд ли можно утверждать,
что население современного ковчега у Портер состоит исключительно из
образчиков человеческой тупости и производных от нее пороков.
Характерологический ряд романа широк и неоднозначен, а в обрисовке
персонажей в полной мере сказались многие новейшие открытия психологической
прозы XX века.
художника из вполне конкретных жизненных импульсов. Вынашивая замысел своей
книги, Портер могла опереться на богатый, как лично, так и опосредованно
воспринятый опыт. Растянувшиеся на несколько десятилетий революционные
события в Мексике, ставшей для писательницы вторым домом; положение в
России, о которой она много узнала от группы советских кинематографистов во
главе с С. Эйзенштейном; первая мировая война, совпавшая с молодостью Портер
и отозвавшаяся в ее творчестве; победа фашизма в Германии и развязанная им
новая кровавая бойня - все это пополняло запас наблюдений и образов,
запечатленных впоследствии на страницах произведения.
Северную Германию датирован в романе августом - сентябрем года, то есть чуть
ли не самой высшей точкой всемирного экономического кризиса. Мир
взбаламучен, и люди снимаются с мест - кто в поисках лучшей доли, а кто и
движимый инстинктом самосохранения. Состоятельные немцы, для которых
Латинская Америка издавна служила надежной сферой приложения капитала, в
страхе перед мексиканской революцией спешат вернуться домой. Другие же,
напротив, чувствуют прилив шовинистических настроений в родном "фатерланде"
и опасаются преследований по идеологическим или расовым мотивам. И хотя имя
Гитлера и название его национал-социалистской партии не упоминаются в романе
ни разу, по многим косвенным приметам можно понять, что "тридцатые годы",
эта эпоха произвола и террора, уже начались и лишь короткий миг отделяет
человечество от самой трагичной фазы его современной истории.
уяснения некоторых общих контуров произведения, хотя они еще не образуют
всей его "подпочвы". Люди везде прежде всего люди, считает автор, - что на
борту корабля "Вера", что на твердой земле портового города Веракруса.
Перекличка двух названий не случайна. "В их жизни постоянно перемежаются
полосы бурной деятельности и сонного затишья, они не мыслят себе иного
существования и, в уверенности, что их нравы и обычаи выше всякой критики, с
удовольствием пренебрегают мнением людей сторонних" - такой аттестации уже
на первых страницах удостоены горожане переживающей бурную трансформацию
Мексики, но она во многом приложима и к разноплеменному составу пассажиров
судна, готовящегося сняться с якоря.
воскликнуть, читая предпосланный тексту книги список ее персонажей, а затем
все ближе и ближе знакомясь почти с каждым. Неотесанный и невежественный,
находящийся в полном рабстве у своих инстинктов инженер-нефтяник из Техаса;
отставная гувернантка-немка, не расстающаяся с записной книжкой, которая
выдает всю пустоту и мелкость интересов ее владелицы; пылкие и
впечатлительные, более других склонные к рефлексии художники-американцы;
семейство уравновешенных и бесконечно тусклых швейцарцев, мечтающих о
покойной жизни на родине, - вот лишь некоторые из фигур переднего плана, и
для каждой из них у писательницы находятся наиболее подходящие конкретному
случаю тона и краски.
чувствующими натурами, с теми, для кого возникающие по необходимости
"человеческие контакты" оборачиваются тяжелой психологической ношей.
Картинный красавец мужчина Вильгельм Фрейтаг, пышущий здоровьем и не
страдающий от отсутствия аппетита, снедаем тайной тоской и едва сохраняет
внутреннее равновесие. Под стать ему и обычно внешне невозмутимая миссис
Тредуэл, которой трудно припомнить место, где хоть когда-нибудь ей
действительно было легко и уютно. Больше, чем кто-либо другой, эта
"миловидная и с виду очень неглупая женщина" обеспокоена проблемой
гармонизации существующих в мире противоречий на их "молекулярном",
межличностном уровне. В глазах же ее антиподов, так сказать
"стратегов-глобалистов", сочувствие чужим горестям и заблуждениям
расценивается как что-то бесконечно ничтожное по сравнению с их
широкомасштабными и, в сущности, до крайности примитивными схемами. Однако
писательница хорошо понимает, что даже в органично развивающемся, свободном
от вездесущего административного контроля сообществе любые планы могут
приводиться в движение только конкретными людьми, и если тяга к
разобщенности вдруг возьмет верх, то самые громкие призывы к сотрудничеству
и взаимозависимости безжизненно повиснут в воздухе.
вполне определенная, своеобычная нота. Развитие действия в "Корабле дураков"
в чем-то схоже с течением шахматной партии. Его три части - "Отплытие", "В
открытом море", "Причалы" - соответствуют дебюту, долгому миттельшпилю и
несколько вяловатой концовке. Фигуры редко снимаются с доски, но их взаимное
расположение не постоянно, и по мере продвижения "Веры" к Европе на
авансцену выдвигаются все новые темы, среди которых - религия и искусство,
любовь и столкновение классов, таинство смерти и тайна бессмертия.
с трудом живущему на доходы от своего "дела", но за ним стоит идея личной
экономической инициативы, самостоятельного предпринимательства, сопряженного
с риском, соблазняющего свободой и независимостью. Работа по найму - будь то
при капитализме или социализме - сулит и некоторую обеспеченность, кое-какие
гарантии на случай неожиданных осложнений. Поэтому ее предпочитают те, кто
не рассчитывает твердо на свои силы в схватке с жизнью, и таких всегда было
и будет большинство. Глокен же - своего рода вольный стрелок, одержимый
стремлением упрочить свое положение, такой же художник в собственном деле,
как и американец Дэвид Скотт, к которому он испытывает инстинктивную
симпатию. "Никто не знает, какой конец его ждет, - обращается Глокен к
Скотту. - Но вам не придется умирать в отчаянии, горюя о том, что у вас не
хватило смелости жить! Вы хозяин своей судьбы, и никто на свете не заставит
вас об этом пожалеть!"
капитан парохода Тиле - один из тех божков местного масштаба, чей
начальственный гнет ложится нестерпимым и не только психологическим бременем
на впечатлительные души. Преисполненное важности луноподобное лицо Тиле, его
привычка цедить полушепотом слова в стремлении придать самым банальным
высказываниям статус неземного откровения, другие аналогичные черточки
создают в совокупности образ мелкого тирана, которого, как пишет Портер,
"постоянные усилия поддержать свой престиж сделали раздражительным и даже
злобным". Вечно угрюмый и насупленный, поразительно похожий по удачному
сравнению на разобиженного попугая, он встречает презрительным взглядом тех,
кто пытается установить с этим надутым ничтожеством взаимоуважительные
отношения. Безраздельная власть, безусловно четкое разделение по кастам и
строгое распределение всех преимуществ по рангам - такова программа капитана
Тиле, списанная с живой действительности 30-40-х годов и без каких-либо
существенных корректив сохраняющаяся и поныне в реальной практике
авторитарных режимов.
повадкам ограниченного бюрократа, как искусство и культура. Художницу Дженни
Браун Портер наделила изысканно артистической способностью интуитивно
распознавать настрой чужих чувств и безотчетно сразу же соизмерять его с