не женщина, или вот как сейчас - и не молода, и не стара. Ну как теперь
быть, как держаться? - спрашивала она себя едва ли не с тем же недоумением,
что и тогда, в четырнадцать. Я пока еще танцую не хуже прежнего, пока еще
езжу верхом, плаваю, пока еще могу и люблю много такого, что могла и любила
в юности... пока, пока... ужасное слово! Она так тщательно оделась - может
быть, этот вечер все же чем-нибудь порадует; так захотелось немного
повеселиться! Но как быть веселой, беззаботной, если тут не с кем разделить
беззаботность и веселье? Наверно, один или два румяных молодых моряка
степенно пройдутся с нею несколько кругов, держась на расстоянии вытянутой
руки, но, когда так любишь танцевать, порой и скучный кавалер лучше чем
ничего. Хоть бы один из красавчиков сутенеров меня пригласил... как бы не
так. Эти негодяи по обыкновению будут танцевать и ссориться и заниматься
любовью со своими потаскушками - те по крайней мере молоды, а больше ничего
и не требуется... Меж бровей прорезалась морщинка - совсем новая, всего
несколько дней как появилась; стоя перед зеркалом на ярко освещенной
площадке, миссис Тредуэл придирчиво себя рассматривала. Да, это правда, она
старая, уже много лет немолода - и не знала этого, не боялась, даже не
думала об этом; а вот сейчас посмотрела на себя трезвым, беспощадным
взглядом, как смотрят посторонние, - и эта горькая истина бросается в глаза,
и невозможно в нее поверить. Всегда казалось: возраст - это что-то
необязательное, он существует сам по себе, словно платье - захотела и
скинула, словно маска намалевана и ее в любую минуту какое-то нехитрое
колдовство поможет смыть с лица. О Господи, да если не поостеречься,
пожалуй, докатишься - начнешь платить сутенерам, чтоб было с кем посидеть в
ночном клубе! Скоро из моих очаровательных друзей не останется никого, кто
бы посылал мне цветы, и танцевал со мной, и водил меня в театр. Буду сидеть
одна где-нибудь в углу за столиком или на террасе, и какой-нибудь проныра с
завитыми волосами и нечистым взглядом подойдет с усмешечкой: "Сударыня, не
угодно ли потанцевать?" - и я... нет-нет, ни за что, никогда! Я буду стареть
с изяществом, как меня наставляли заранее в ту пору, когда я твердо знала,
что буду вечно молода... буду сохранять лживую маску неизменного
достоинства. Никто не заподозрит, что я все та же несчастная девчонка,
которая никак не могла повзрослеть, что в оболочке умудренной годами
почтенной старушки я старательно прячу свое шестнадцатилетнее сердце. Это
будет мой никому не интересный секрет. В Париже я прежде всего оденусь
по-другому, под стать возрасту. Это легкое тонкое платье в мелкую складку,
алое, как роза, перехваченное широким золоченым кожаным поясом, так мягко
спадает с обнаженных плеч, так облегает маленькие острые груди - их форму
искусно создает кружевной лифчик... все очень мило, но впервые она заметила,
как все это не сочетается с ее лицом. Что же, мне надо ходить в черном? И
даже если я намажу ногти на ногах зеленым лаком, разве хоть кому-то не все
равно?
что-нибудь самое будничное. И в эту минуту ее догнал шедший позади Дэвид
Скотт, остановился и с удовольствием, с одобрением посмотрел на нее, этот
блеск в мужском взгляде ей был хорошо знаком и никогда не надоедал.
так, как надо.
полной доверия, миссис Тредуэл взяла его под руку.
чуточку съехал набок и полотняный костюм не грех бы прогладить, но что за
важность. Ее пальцы легли на его рукав, рядом настоящий привлекательный
мужчина - и от этого чувствуешь себя уверенней и спокойней.
сказал Дэвид.
Тредуэл. - Я хочу немного потанцевать, с удовольствием выпью шампанского и
совсем не прочь притвориться, что мне веселей, чем на самом деле... по
крайней мере сейчас. Вдруг за этот вечер случится что-то более или менее
приятное или хоть забавное - понимаете? - какая-нибудь нелепость. Ведь это
смешно, грязные бродячие танцоры устраивают для всех празднество! А если они
и правда наворовали вещи для лотереи да еще лазили по карманам? Я им не
давала ни гроша, и вы тоже. Почему бы не посмотреть, если разыграется
скандал?
с рук.
Кто такие "они"? И не все ли мне равно, чем "они" занимаются?
невольно отдернул локоть. Миссис Тредуэл сняла ладонь с его рукава, опустила
руку.
мной глупо, и все в этом роде. А эти испанцы... какое мне дело, что они
натворили или могут натворить? Они хорошо танцуют, на свой дикарский
неряшливый манер они красивы, так пускай хотя бы нас развлекают! На что еще
они годны? Ведь и они только скуку наводят, когда всех высмеивают этими
мерзкими злыми объявлениями.
сходящую к кают-компании, и миссис Тредуэл слегка кивнула кое-кому:
Фрейтагу, который ответил кивком без улыбки; молодой кубинской паре с двумя
малышами; новобрачным - эти улыбнулись ей в ответ; казначею - он расплылся
до ушей; Дэвид понял, она кивает кому попало, но, похоже, никого
по-настоящему не замечает. В сущности, она ведет себя как Дженни, только
Дженни чего-то ищет, добивается какого-то отклика, и всегда это у нее
получается либо чересчур напористо, либо уж чересчур кротко, никогда он не
мог понять, с какими она подходит мерками, и не мог в них поверить. Но
возмутительно, что она так старается его обезоружить, любыми средствами
разрушить крепость, в которой он всю свою жизнь замыкался, сопротивляясь
жизни - любому окружению, любому обществу, в какое ни попадал. Нет, уж лучше
миссис Тредуэл с ее непритязательным, даже не лишенным изящества равнодушием
к нравственным принципам, чем беспокойная, беззаконная, вечно чего-то ищущая
Дженни, которой непременно надо найти точки соприкосновения с теми, кто
оказался рядом - все равно с кем. А вот ему невыносима вынужденная близость.
Дэвид почти забыл, что возле него другая женщина, так вскипела в крови
привычная ненависть к Дженни... и вдруг он увидел ее - стоит внизу у стены,
запрокинула голову и смотрит, ждет его, такая красивая, в одном из своих
простеньких белых платьев, которые утром ли, вечером всегда на ней хороши.
Есть в ней строгость и простота мраморной статуэтки, вся она, с головы до
ног, - спокойная гармония, не заметно ни пудры, ни помады, никакого лака на
ногтях, такая она свежая и прелестная, точно сад, полный роз; она улыбнулась
ему, и он улыбнулся в ответ, и так глубоко, шумно вздохнул, что миссис
Тредуэл посмотрела вниз, кивнула Дженни и опять обернулась к Дэвиду. И
поразилась: как он бледен, как стиснуты зубы и горят глаза...
уже шла ему навстречу. Рибер ни на минуту не отказывался от намерения найти
способ и возможность с успехом, вполне и до конца соблазнить Лиззи.
"Где-нибудь, когда-нибудь, так или иначе", - напевал он мысленно припев
своей любимой модной песенки; но нет, это должно совершиться здесь, на
корабле, сегодня или никогда. После прибытия в Бремерхафен у него не
останется ни минуты свободной: уже на пристани его встретят несколько
подчиненных. Он только и сумеет посадить Лиззи на автобус до Бремена и
любезно с нею распрощаться - любезно, но, разумеется, церемонно и
окончательно. С того злосчастного вечера с бульдогом Деткой и прочим
переполохом ему только однажды удалось опять заманить Лиззи на шлюпочную
палубу; но на этот раз она была воплощенная скромность и сдержанность, не
позволяла даже толком до себя дотронуться, пока он не додумался до новой
тактики - стал кроток и послушен, как ребенок. Положил голову ей на колени и
пролепетал, что она его маленькая кисонька. Она рассеянно погладила его по
лбу, словно думая о чем-то другом. Да так оно и было. Она спрашивала себя,
почему за все время их бурного романа Рибер ни разу не упомянул о браке? Не
то чтобы она собиралась за него замуж - отнюдь! В постоянные спутники жизни
- а она твердо решила, что следующий спутник будет постоянным, закрепленным
за нею не только узами законного брака, но и железными цепями заранее
заключенного контракта, который обеспечит ее финансовое положение, - она
присмотрит себе кого-нибудь в материальном смысле много выше Рибера. Нет,
никогда и ни при каких условиях не следует уступать мужчине, кто бы он ни
был; должно не просто подразумеваться, не только скрываться за намеками,
угрозами, взглядами, за молчаливым взаимопониманием - нет, должно быть ясно
и определенно сказано всеми словами, что она, Лиззи, - женщина из тех, на
которых женятся, а любовные забавы для нее лишь вступление перед свадебным
маршем. Каждый второй из мужчин, которых она знавала, уж непременно
произносил волшебное слово "свадьба" даже прежде, чем лечь с нею в постель,
- неважно, как оно потом получалось на самом деле. А этот о свадьбе и не
заикнулся - и, пока он молчит, дудки, ничего она ему больше не позволит!
причине - он женат, супруги официально живут врозь, но развода жена ему не
дает, а сама ведет в смысле юридическом безупречный образ жизни, так что и
он не может потребовать развода. Итак, он содержит ее и троих детей, все
четверо его ненавидят, и он ненавидит их, и эта семейка будет пить из него
кровь до самой его смерти. Ну за что, за что ему такая злая участь? Но так
уж оно получилось, и Лиззи не должна знать, как унизительно и как безвыходно
его положение, гордость его не вынесла бы такого удара. Притом она наверняка
его не поймет - да и на что это ей? А она так хороша, такая высокая, и все
движения точно у породистой скаковой кобылки... эх, вот бы провести хоть
один день и ночку в Бремене, в тихой гостинице с хорошей мягкой постелью,
прежде чем ехать дальше! Никакой надежды. Все должно совершиться здесь,
Посняков Андрей
Ковальчук Вера
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман