и мельтешила бесформенная живая масса, перегибалась через борт, суматошно
вертелась, словно люди увязли в этой каше и никак не могут разделиться; но
горестный вой стал человеческим голосом, полным слез, и Дэнни сквозь пьяный
туман тоже почувствовал, как в груди закипают слезы. Он зажал рот ладонью и
заплакал, снова кинулся к борту - и уже позади, где оставался за кораблем
пенный след, увидел: качается на волнах с полдюжины спасательных кругов, а
неподалеку барахтаются человек и белая собака, оба плывут, человек
придерживает собаку за ошейник, и к ним идет шлюпка, изо всех сил гребут
белые фигурки, то наклонятся, то откачнутся с каждым рывком вперед. Под
ногами Дэнни вздрогнула палуба, корабль резко замедлил ход, словно разом
остановились машины. Курс изменялся, корабль медленно поворачивал, огибая
шлюпку и спасательные круги, тяжело плескалась и кипела вода за кормой.
Слепящий белый луч прожектора осветил в волнах плывущего человека, все еще в
boina,он тянулся к ближайшему спасательному кругу, но не достал и вновь ушел
под воду. Собаку схватили и через борт втащили в шлюпку, а за ней, едва он
опять показался на поверхности, вытащили и человека.
Дэнни:
так сморщился, что сдвинулись даже уши и кожа на лысине, хлопнул себя по
лбу, громко охнул и заторопился поглазеть, чем дело кончится. Вскоре к нему
присоединился Фрейтаг, а потом волнение - или, если угодно, развлечение -
стало общим. Танцоры забыли о музыке, музыканты отложили инструменты, все
столпились у перил, чтобы поглядеть на спасение утопающего. Помощники
капитана, пробираясь в толпе, начали уговаривать - пожалуйста, не теснитесь
к борту, посторонитесь, когда поднимут шлюпку, освободите место, смотреть
тут нечего, человека уже спасли. Пассажиры оглядывались, словно бы слушали,
но никто не отвечал и не сдвинулся ни на шаг. Фрау Гуттен, измученная
долгими тщетными поисками, теперь была уже в совершенном отчаянии. Ее
возмущало всеобщее равнодушие, никто ей не сочувствовал, никто не хотел
помочь. Она рвалась вперед, увлекая за собой мужа, она теперь почти не
хромала. Увидела поблизости Дэнни - и, невзирая на сомнительную репутацию
сего молодого человека, забыв всякую сдержанность, чуть не со слезами
кинулась к нему.
бульдога? Мы нигде не можем его найти.
играет насмешливая улыбка) и, ткнув пальцем за борт, спросил:
распластался Детка. Фрау Гуттен пронзительно вскрикнула, отшатнулась и так
толкнула мужа в грудь, что едва не сбила с ног, потом повалилась вперед, но
он успел обхватить ее за талию и удержал, не то она с размаху упала бы
ничком и разбила себе лицо.
водорослей; босые ноги с искривленными пальцами бессильно повисли, вокруг
шеи все еще болтался жалкий черный шерстяной шарф, с одежды ручьями стекала
вода; его осторожно понесли на нижнюю палубу. Два матроса передали в
протянутые руки фрау Гуттен Детку. Она зашаталась под этой тяжестью,
опустила вялое тело собаки на доски и, стоя над ним на коленях, разрыдалась
громко и горько, точно мать над могилой единственного ребенка.
который оказался рядом.
вызваны, - сказал он, и углы его губ скорбно опустились.
Фрейтаг.
присловье, которое всегда его обижало и сердило. Профессор Гуттен, обливаясь
потом от унижения, заставил наконец жену встать, один из матросов помог ему
нести Детку, и маленькая печальная процессия скрылась из глаз. Тем временем
Лутцу пришло в голову подсказать одному из помощников капитана, что
следовало бы послать доктора
явно недовольный непрошеным вмешательством.
собирался это сделать и совсем не нуждался в советах какого-то пассажира!
пытаясь понять по доносящемуся шуму, что там стряслось; на первом же
повороте ему встретилась condesa - она брела как призрак, в черном капоте и
длинной старой парчовой накидке, отороченной обезьяньим мехом.
кончиками пальцев коснулась его лица, словно не уверенная, что перед нею
живая плоть и кровь. - Почему такой странный шум? Наш корабль идет ко дну?
сбежала. А почему бы нет? Стюард ей сказал, что-то случилось.
руку.
действовать: в этот час она должна бы забыться таким глубоким сном, от
которого не пробудит никакое кораблекрушение. Сердце его угрожающе
заколотилось, когда он в бешенстве представил себе ее одну, брошенную
трусихой горничной и - да, да! - брошенную им тоже, ведь он постарался
сделать ее совсем беспомощной и потом оставил на произвол судьбы. В эти
минуты, когда, быть может, грозит опасность, он ни на секунду о ней не
вспомнил.
неожиданно в себе открыл.
поворачивает. Видимо, случилось что-то неладное.
подумал: она двигается так, словно уже погрузилась в воду. А condesa
склонилась набок, прижалась щекой к его плечу и продолжала нетвердым
голосом, нараспев: - Вообразите, если корабль потонет, мы вместе опустимся
на самое дно, обнявшись, тихонько-тихонько, такая тайная, никому не ведомая
любовь в глубине прохладных сонных вод.
вспыхнуло дикое желание ударить ее, отшвырнуть это дьявольское наваждение,
демона, что вцепился в него, точно летучая мышь, злого духа в женском
обличье, конечно же, она явилась из преисподней затем, чтобы ложно его
обвинять, совратить его ум, запутать фальшивыми обязательствами, стать ему
бременем до конца его дней, довести до последнего отчаяния.
женщины на миг пробудилось, даже в ее голосе вспыхнула искорка жизни.
это говорите.
дремотное оцепенение. - А это не моя горничная возвращается?
вытащили полумертвого.
одну, - сказал доктор Шуман горничной.
лицо стало у горничной, когда он ей выговаривал, - неприятнейшая смесь
затаенной дерзости и лживого смирения, слишком хорошо ему знакомая мина
обидчивого раболепия. Доктору стало не по себе: этой горничной доверять
нельзя, а condesa, хоть и привыкла иметь дело с такими особами, сейчас не в
силах с нею справиться. Он совсем разволновался, угнетало ощущение, что в
мире миллионы недочеловеков, безмозглых смертных тварей, из которых даже
порядочной прислуги не сделаешь, и однако их становится все больше, и эта
огромная масса всеподавляющего, всеотрицающего зла угрожает править миром.
На лбу Шумана выступил пот; он сунул себе под язык белую таблетку, подхватил
чемоданчик и зашагал так быстро, как только осмеливался, в надежде спасти
жизнь безымянному, безликому болвану с нижней палубы, у которого хватило
дурости упасть за борт.
рой больно жалящих мыслей, и, выходя на палубу, широко перекрестился, ему
было все равно, если кто и увидит. Увидела фрау Риттерсдорф, тоже невольно
перекрестилась и сказала Лутцам, которые оказались рядом:
по чину задается, не такая уж она важная дама, ничуть не лучше него!) - При
чем тут милосердие? Он просто выполняет свои обязанности, в конце концов,
ему за это жалованье платят!
точно какое-то странное насекомое, и молча пошла прочь.