Чтение 29–й страницы книги ~Солдат и мальчик~

- А что нужно? - спросил солдат.

- Да что покрепче, - отвечала Вера Ивановна. - Вот, вроде вашей
шинельной... Только потоньше. Чтобы игла взяла.

Андрей машинально потрогал на себе шинель.

- Если это... продать?

- А сами как будете?

- Сам-то обойдусь, - увереннее сказал он. - Цыган шубу давно продал! А
я вроде цыгана... Нет, серьезно. Вот только я торговать не умею.

Вера Ивановна оценивающе оглядела шинель, но исподволь смотрела на
солдата.

- Сейчас идут все на рынок, - произнесла она.

- Мне туда нельзя.

- А может... им?

Она не назвала Акулиху, но кивнула в сторону дома.

- Спекулянтам?

- Связываться с ними гадко, - сказала со вздохом Вера Ивановна. -
Отвратительное порождение войны. Но что делать-то? Мы с вами сами ничего не
можем... Знаете, слышала недавно анекдот, что решили с блатом покончигь.
Похоронить его, и все. Положили в гроб, крышкой накрыли, да гвоздей не
оказалось. Где взять гвоздей? Советуют: по блату можно достать. Выпустили
блат, а он и был таков...

Вера Ивановна предложила:

- Давайте вашу шинель.

Ушла и долго не возвращалась. Солдат обошел трижды вокруг дома, начал
беспокоиться, когда увидел ее, бегущую вприпрыжку. Издалека показала в
кулаке деньги, крикнула весело:

- Ну, баба стерва! Акула зубатая! Нюхом почувствовала, что дело поживой
пахнет. Уперлась, уж я слезу перед ней пустила. Мол, мужнина память,
единственная...

Засмеялась облегченно.

Андрей смотрел на нее, на губы, нервные, подвижные, на смуглое точеное
лицо, на глаза, глубокие, сумеречные, и впервые почувствовал, что хотел бы
ее сильно поцеловать.

Но, прежде чем он сам понял свое желание, она угадала и пригасила себя.
Сделалась вежливо ровной.

Солдат принял деньги, с укором произнес:

- Коли взялись, помогали бы и дальше, - но укорял ее не за это, оба
понимали. - Я ведь уезжаю...

- На передовую? - спросила она тихо.

- Да.

- Когда? Сегодня? Завтра? Впрочем, что я спрашиваю. Этого никто не
знает. Мы так и жили всегда в неизвестности, когда куда мужа пошлют... Аська
моя на перепутье родилась. В общем... - Она помедлила, глядя на него
наклонив голову и как бы снизу, такой она была еще красивее, как девочка
неопытная на свидании. - Если не уедете, милости прошу, как у нас говорят.
Милости прошу к нашему шалашу.

Она рывком взяла деньги, спрятала, отвернувшись, в лифчик. Потом
открыто, с вызовом, посмотрела ему в глаза.

Вернулись в комнату, стали есть обещанный суп с селедкой.

Вдобавок к нему Вера Ивановна принесла кислой бражки. Налила всем -
солдату, Ксане немного, а Ваське дала целый стакан.

- Это как квас... Не страшно.

Васька выпил, стал веселым. Подумалось: Хоть она и мама, а ничего,
приятная женщина".

Развязался у Васьки язык от бражки. Стал он рассказывать, как в детдоме
пайки делят. Откусят, положат на весы. Многовато. Еще откусят. Останется
крошечка какая-то. Развесчик чихнет, она и улетит.

Изобразил Васька в лицах, все рассмеялись. Ксана так и заливалась,
солдат восхищенно качал головой: "Ну и Васька, артист!" Он совсем разошелся,
спел "Халяву".

Женился, помню, я на той неделе в пятницу,

Она из всех девчат фартовая была,

Я полюбил ее. Халяву косолапую,

Но для меня она фартовая была...

Возвышенно пел, проникновенно Васька, думал, что это грустная песня. Но
все опять начали смеяться. Только Ксанина мама с мягкой улыбкой произнесла:

- Вася, скажи, а ты сказки любишь?

- Конечно, - отвечал он.

- Вот мы с Аськой по вечерам сказки рассказываем... Про Ивана Царевича,
про Василису... - Я про мужика знаю, - сказал Васька.

- Ну, расскажи.

- Про мужика? - спросил Васька. - Жил мужик и ловил рыбу. Приходит
однажды на речку, смотрит - журавель попался в сети. Ногой зацепился, а
выбраться не может. Пожалел мужик и освободил журавля. А журавль и говорит
ему человеческим языком: "Пойдем ко мне домой, я тебе подарок хороший дам".
Пришли они к журавлиной избе, и вынес ему журавль скатерть-самобранку...

- Вот такую сказку я люблю, - кивнула Вера Ивановна.

- Захотелось по дороге старику есть, он и говорит:

"Напои-накорми, скатерочка!" Только сказал - и на скатерти все
появилось: картошка, капуста, чего еще... Суп из селедки тоже появился. Даже
свиная тушенка в банках. И целый бухарик хлеба!..

- Сюда бы эту скатерочку, - воскликнула Ксана.

Васька продолжал:

- Зашел мужик к богатею переночевать, а тот ночью и заменил скатерть.
Ему мужик-то проговорился. Приходит домой и говорит старухе: мол, не надо,
старуха, теперь в очередь в магазине стоять и в колхозе работать. Все у нас
будет. Развернул скатерть, а она и не действует. Обманул, видно, журавль,
подумал мужик и вернулся к нему. Так и так, плохую ты скатерть дал, не
включается она...

- Как наш утюг, - засмеялась Ксана. А солдат и Вера Ивановна
улыбнулись: "Рассказывай, рассказывай, Вася".

- Дал тогда журавль мужику волшебную книгу, - продолжал Васька. -
Откроешь ее, а там что ни страница, то продуктовые карточки, да литеры
всякие, да ордера на мануфактуру. Вырывай, а они не кончаются. Пришел мужик
опять к богатею, попросился переночевать, а тот ночью снова переменил.
Вернулся утром мужик домой, а в книге, глядь, обыкновенные страницы...

- А что за книга-то была? - спросила вдруг Вера Ивановна.

- Толстая и без картинок, - нашелся Васька. - В третий раз журавль дал
мужику зеркальце волшебное. Посмотришь в него, и все тебе на свете видно. В
каком магазине что выбросили, а где под прилавком держат продукты, а где по
мясным талонам отоваривают...

- Мама, а у нас мясные тоже не отоварены, - напомнила Ксана.

- Так у нас же нет волшебного зеркала, - засмеялась Вера Ивановна.

- Мда, - протянул солдат. - Мне бы тоже оно пригодилось... Как ты
думаешь, Василий?

- Конечно, - сказал Васька. - Но его богатей тоже украл. Тогда журавль
подарил ему сапоги-скороходы. Если, к примеру, будет мужик от милиции
удирать, наденет он эти сапоги - и раз...

- Он что, жулик? - спросил солдат.

- Зачем? На всякий случай! А то контролеры в электричке пойдут... Или
бандиты пристанут, или пьяницы, - сказал Васька. - Они не рвутся, не
промокают. Нет, сапоги удобные были, только их богатей спер у него. Пошел он
снова к журавлю и говорит: мол, плохие у тебя подарки, без проку они мне. А
журавль и спрашивает:

"Не заходил ли ты ночевать к богатею?" "Заходил", - отвечает мужик.
"Все тогда понятно! Вот тебе последний подарок, - и приносит сумку, - скажи:
"Сорок из сумы!" И все у тебя будет в порядке", - Щедрый был журавль, -
сказала Вера Ивановна, вздохнув.

- Вы дальше послушайте, - попросил Васька. - Пришел он к богатею и
просится переночевать. "Куда бы, говорит, сумку положить. Она у меня не
простая, всякие просьбы исполняет. Надо только сказать: "Сорок из сумы!" Лег
мужик, а сам не спит, ждет, что дальше будет. Хозяин-богатей подождал да и
говорит; "Сорок из сумы!" Выскочили тут из сумки сорок автоматчиков, навели
на богатея автоматы и говорят: "Отдавай подарки!" Он все и отдал. А мужик
пришел домой и отнес в комиссионку.

- Вот чудак! - Ксана всплеснула руками. - Зачем же в комиссионку-то?

- А чтобы деньги были, - резонно отвечал Васька.

- 20 -

Оксане в госпиталь идти не разрешили.

Вера Ивановна сказала, что девочке надо готовить уроки. Поздно, нечего
шляться неведомо где.

Васька клялся, божился, что проводит до дому, Вера Ивановна качала
головой:

- Незачем ей идти в ваш госпиталь. Она видела отступление, с нее
достаточно. А вы приходите.

Солдат и мальчик задворками вышли к высокой железной ограде, отыскали
лаз и очутились на территории огромного лесопарка, где размещались белые
корпуса госпиталя. До войны здесь был санаторий НКВД.

Васька все тут знал. По одной из дорожек направился в глубь парка и
остановился перед громадной ямой, сплошь заваленной бинтами.

Мальчик уперся глазами и эти окровавленные бинты, шепотом сказал:

- Видите?

Лазил в санаторий Васька часто. Его территория примыкала одной стороной
к колхозному полю, здесь оно не охранялось. Детдомовцы нашли лазы, проторили
тропы, пробили отверстия и, как саранча, объедали край, что шел вдоль