планы, как поправить здоровье несчастной миссис Аддерсон, чтобы она могла
видеть, как все они катятся в пропасть. Хорошее дело мы затея ли, не
правда ли? - зарычал доктор.
никто другой не знает, что будет потом.
создаем поколение, рожденное в нищете и заботах, растущее на нищенских
кусках. Такого еще никогда не было. Поколение инвалидов первой группы?
Нет, поколение инвалидов сто первой группы. Я задыхаюсь от ярости, когда
помогаю родиться на свет будущим нищим. И это происходит не только в
Слейкби, хотя, клянусь богом, на нашу долю выпало больше, чем мы
заслуживаем, но и по всей стране. И во всей Европе и Америке. Что за
детство! Что за будущее! И какое будет поколение! Всюду говорят о войне,
которая сотрет нас с лица земли. Что же, иногда я думаю, что чем раньше
нас уничтожат, тем лучше. Я даже не знаю, зачем я помогаю людям жить!
когда-нибудь задумывался над нашей социальной системой? Понимаешь ли ты,
что каждый раз, когда кто-нибудь думает, что помогает людям тем, что
изобрел машину, которая делает ботинки быстрее и дешевле, он только лишает
еще больше людей работы, так что они вообще не в состоянии покупать
ботинки. Каждое новое изобретение, каждая новая идея, как увеличить
производство товаров, только отнимает у людей кусок хлеба. Наша система
такова, что улучшить жизнь большинства людей невозможно.
красным. Но это не поможет, и потом - я не люблю красных. Я не люблю
советы, комитеты, дураков, которых избирают, полоумных товарищей и
проклятое вмешательство везде и всюду. И не люблю общественную
собственность. Когда что-то принадлежит всем, значит, не принадлежит
никому: получается нечто среднее между музеем и потерявшей хозяина
собакой. Существует, молодой человек, одна вещь, на которую правительство
должно обратить внимание, но не делает этого, - деньги. Надо ввести другую
финансовую систему. Хуже, чем существующая, она не будет. Будь моя воля, я
бы выдавал каждому безработному четыре фунта в неделю и заставлял бы
тратить их до последнего пенса.
читал в газетах.
государство обанкротится.
платежеспособны, а поглядите на нас. Давайте, для разнообразия, попробуем
банкротство. Пусть лондонский Сити [деловой центр Лондона, где
сосредоточены крупнейшие английские банки] зарастет травой, как здесь
заросли травой судоверфи. Но, дружок, послушай меня минутку, а потом
можешь себе ехать в Лондон к тем, кто считает тебя героем, и кое-что
рассказать им. Мир в состоянии производить всего черт знает сколько.
Сумасшедшее производство началось во время войны, и теперь его не
остановишь. С каждым годом новые машины производят новые товары. Например,
в Южном Уэльсе добывают громадное количество угля, но там не растет кофе,
а в Бразилии кофе идет вместо топлива. Почему так?
над этим, можно сломать голову.
потому, что мы перестали есть, носить одежду, желать другие вещи, а просто
потому, что у нас нет денег. У потребителя недостаточно денег, самих
потребителей недостаточно, поэтому-то вся машина и останавливается. Все
равно, что играть в покер на фишки, сделанные из тающего льда. Надо или
совершенно прекратить эту игру в деньги, что будет чертовски неудобно,
хотя, если ты встречал очень богатого человека, то мог заметить, что он
действует только чековой книжкой и почти никогда не имеет наличными даже
шиллинга, или, отказавшись от этого пути, надо ввести подвижные деньги,
дать им возможность широкого обращения среди покупателей и перестать
болтать чушь о золотом стандарте и слушать с открытым ртом банкиров.
Каждый раз, когда спросят твое мнение о чем угодно, чтобы напечатать его в
"Дейли"... как ее? "Трибюн", что ли? - ты должен кричать об этом во всю
силу, не забудь, во всю силу, иначе тебя не услышат. И если тебя спросят,
кто тебе это сказал, можешь ответить, что тот прекрасный доктор Инверюр,
от которого в восторге Министерство здравоохранения благодаря его частым
напоминаниям о безработице и недоедании рабочих. А теперь, даже если бы ты
казался десять раз героем или был им, тебе все равно придется уйти из
амбулатории, потому что мне надо сходить еще к трем десяткам больных, одна
половина которых притворяется, а другая вот-вот умрет. Я постараюсь
устроить миссис Аддерсон в такое место, где ее подлечат и так, чтобы это
не пробило особенной бреши в твоем бюджете. Зайдешь ко мне через день-два.
нагородила столько чепухи. Как только я увидел твою соломенную шевелюру, я
сразу же сказал себе, что ты парень что надо. А теперь - вытряхивайся
живо, иначе я скажу, что нужна операция, и отниму у тебя все деньги.
впустую. Он устал. В Лондоне он не выспался, последняя ночь в поезде,
которая окончилась на рассвете, прошла в полудреме. Лондон отодвинулся
куда-то в бесконечность, сузился до крохотного мерцающего пятнышка. Чарли
казалось, что в Слейкби он прожил недели. Все, кого он встречал, с кем
познакомился в Лондоне, за исключением одного человека, превратились в
смутные тени. Исключением, светлым и четким, осталась Ида Чэтвик, девушка
из Пондерслея. Но он пришел к выводу, все больше жалея себя, - как это
делают усталые мужчины, - что ей сейчас не до него, она занята
переделыванием себя в знаменитость и забывает, что вообще когда-то
встречалась с ним. Сейчас, когда он был в Слейкби, далеко от "Дейли
трибюн" и "Нью-Сесил отеля", его не очень тревожило то, что она
превращается в знаменитость, его огорчала мысль, что она забывает его. У
него было мелькнуло сумасшедшее желание, что хорошо бы написать ей письмо
и рассказать все, что произошло с ним за последние дни, но он тотчас же
вспомнил, что писать письма не умеет и поэтому, если напишет, выставит
себя глупцом. Может, рассказать о ней тетушке Нелли? Нет, сразу же решил
он, этого делать нельзя.
уладить вопрос о поездке тети Нелли, ему потребовалось не день-два, а
целая неделя. На Фишнет-стрит, в доме восемнадцать, он появился, чтобы
оповестить о новостях, лишь вечером следующего понедельника. Отсрочка
случилась не по его вине, о чем он не-замедлил поставить в известность
Чарли, который не оставлял его в покое больше чем на два дня подряд.
Оказалось, что не так-то просто, как он думал раньше, найти подходящее
место, и Чарли пришлось прожить в Слейкби неспокойную неделю, неспокойную
главным образом потому, что ему хотелось, чтобы тетушка поехала лечиться,
и потому, что он чувствовал, что попал в странное и неустойчивое
положение. Сейчас он не был Чарли Хэбблом, который имел работу на АКП в
Аттертоне. Он уже не был и тем Чарли Хэбблом, героем из провинции, о
котором благодаря "Дейли трибюн" и некоторым агентствам, публикующим в ней
рекламы, кричали на весь Лондон газеты. Он не был Чарли Хэбблом, который в
юности гостил в Слейкби, - он изменился, изменился и город. Сейчас он был
совершенно новым человеком, загадочным лицом при деньгах, значительной и
важной персоной среди людей, которым приходилось считать пенсы. Но для
себя, особенно когда он оставался сам с собой, он был просто
растерявшимся, потерявшим из под ног почву парнем, который и не работает и
не в отпуску, который не знает, что же будет дальше, который повис где-то
между небом и землей. Он написал в "Дейли трибюн" Хьюсону, коротко
рассказал ему о том, что происходит в Слейкби с ним, указал свой адрес, но
ответа не получил. "Дейли трибюн", он продолжал читать ее ежедневно, ни
разу не упомянула о нем и не сделала ни единой попытки установить с ним
связь. Чарли решил, что задел самолюбие сотрудников газеты тем, что
внезапно уехал из Лондона и что они больше ничего не сделают для него,
пока он не вернется. Конечно, у него не было ни малейшего желания уезжать
из Слейкби, пока он благополучно не проводит тетушку на лечение. В письме
к Хьюсону он написал об этом. И ждал. Ждал доктора Инверюра, ждал, что
"Дейли трибюн" предпримет что-то, ждал ответа от Хьюсона.
была в восторге от своего жильца. Она трепетала перед ним, каждое утро и
вечер рассказывая ему с мельчайшими деталями о качествах и склонностях
покойного мистера Крокита, у которого были страсть к мясным пудингам,
выдержанному элю, шашкам и спортивным голубям. Сам факт поселения у нее
такого вежливого, хорошо одетого жильца как Чарли, который безмолвно
платит за ночлег и завтрак три шиллинга шесть пенсов, казался миссис
Крокит доказательством того, что она недаром старалась "вести дом",
казался ей почти наградой, ниспосланной небесами за ее стойкость. В
добавление ко всему, ее Гарри, неуклюжий и неловкий увалень, каждое
движение которого грозило разрушить драгоценный дом, действительно получил
работу, и миссис Крокит была так счастлива, как не была счастлива в
течение долгих лет. Она не переставала трепетать в присутствии Чарли и
кланяться ему.
пользу, однако это грозило ей переутомлением. Она настояла на том, чтобы
ей позволили вставать, шутила, смеялась и называла себя "Тетка Чарлея".
Лондон Джек
Перумов Ник
Зыков Виталий
Орлов Алекс
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк