лучше...
становится все хуже, слабеет с каждым днем. Доктор перепробовал все
средства, но безуспешно, безуспешно.
все же с каким-то удовольствием. - И все в труппе знают об этом, толкуют об
этом, удручены этим. Так что же остается делать человеку, сэр? Я вас
спрашиваю, что?
Чиверел ощутил страдание Кеттла как собственную боль. Каким-то странным
образом - он так и не понял этого ни тогда, ни впоследствии - с появлением
Кеттла эта картина перестала быть просто театральным зрелищем и сделалась
потрясающе живой, она надрывала ему душу и сокрушала сердце. Свое сочувствие
Дженни он еще мог понять, если и не постигал полностью всех его таинственных
аспектов. Красивая обреченная девушка, впервые пробудившая его воображение;
именно она как в сказке показала ему картины минувших лет; кто знает, чем
она была - мечтой, освещенной его собственной, никому не пригодившейся
нежностью и омраченной его печалью; улыбающейся волшебной маской подлинной
Дженни Вильерс или воплощением Театра, который, коль скоро он, Чиверел, не
пожелал его больше видеть, теперь входил в маленькую темную дверь
артистического подъезда где-то в дальних закоулках его сознания, приняв
такое прелестное и трогательное обличье. Но к чему здесь этот человек, этот
Уолтер Кеттл, эта тощая черная гротескная фигура?..
А этот старый олух доктор ничего не сказал. Я его дождался, хотел
поговорить. Но напрасно. Он не соображает ни что он делает, ни где
находится. - Кеттл взял стакан у хозяина и проглотил его содержимое, не
разбавляя, одним судорожным глотком.
прибавить еще что-то, но Ладлоу тронул его за руку.
У порога смерти, - повторил он медленно.
насквозь вымок и дрожишь. Ты тоже свалишься.
времени. Наш городишко сегодня точно кладбище. Мне все казалось, что мы тут
давно уже перемерли, только позабыли об этом. А доктор - просто-напросто
старый жирный покойник, которого воскресили по ошибке. Еще стаканчик,
Джордж.
ложись в постель. Ты сам болен.
рожами и намалеванными декорациями. Этот вот малый - тем пустозвонным
враньем, которое он печатает. Болен даже Джордж, который поит нас своей
отравой, чтобы мы поменьше замечали мерзостей на пути к могиле. Вот куда мы
все идем, джентльмены. Приятного путешествия!
освещенный уголок таверны задуло, как пламя свечи. Ни улиц, ни домов -
только ночь, холодный дождь и страдание. Навсегда закатилось солнце и все
наше счастье. И ад вовсе не где-то в ином мире, он тут, в этой мокрой черной
ночи, и уходящая надежда превращает каждый шаг в тысячу лет ада. Потом
появилось смутное видение: высоко на углу висит желтый масляный фонарь;
Кеттл, больной от горя, весь день ничего не евший и едва держащийся на ногах
после спиртного, прислонился к тускло освещенной стене; какой-то полицейский
в высокой шапке с ворчанием уставился на него; Кеттл, спотыкаясь, бежит
прочь во тьму, шлепая по лужам, скользя по грязи, жаждая жизни, любви,
искусства и славы и все же ища смерти. И это не Мартин Чиверел, который
спокойно принимал столь многое и верил в столь немногое, который никогда не
был поденщиком в плохоньком старом театре, голодным и полумертвым от
усталости, никогда не сгорал дотла в огне безрассудной страсти, никогда не
думал и не чувствовал, как человек сороковых годов прошлого века, - а тот
несчастный глуповатый загробный дух, Уолтер Кеттл. И все же в эти
таинственные мгновения Мартин Чиверел думал и чувствовал, как Кеттл,
сострадал ему, как никогда не сострадал ни одному из созданий своей
фантазии, и даже начал замечать, что в нем самом происходят какие-то
перемены...
дождя на улицах старого Бартон-Спа. Тревожная тьма могла по-прежнему быть
ночью столетней давности или просто краем сна. Что это, конец? А если нет,
то где же Дженни Вильерс? Он произнес ее имя несколько раз, с каждым разом
все настойчивее, и не удивился тому, что произносит его вслух, словно
обращаясь к самой Зеленой Комнате, к высокому стеклянному шкафу,
акварельному наброску, книжечке, к фехтовальной перчатке.
словно бы ниоткуда - тихий голос из призрачного сумрака. Она сказала:
отделившемуся от тела, полагается быть терпеливым со своими слушателями. -
Все были так далеко. Это был самый одинокий миг моей жизни.
грустно - до самого конца.
подумал? - После стольких недель где-то в унылой маленькой задней комнате,
вдали от огней, музыки и аплодисментов, одинокая и печальная... исхудавшие
руки и впалые щеки... огромные горящие глаза и светлые волосы... что же было
потом, родная моя?
допустить. Он вскочил на ноги с отчаянным криком:
грустно... я должен знать! Дай мне увидеть! Дай мне услышать! Дженни, что
тогда было? Ты слышишь меня?
тени. Дженни, исхудавшая, бледная, с распущенными волосами, сидела, опершись
о гору подушек. Дородная старая сиделка - сама всего лишь толстая тень -
пристроилась возле кровати. Дождь печально и монотонно барабанил по крыше.
бокам - жирный белый воск, бежит и капает, - тогда мы зовем их саванами.
Правда, похоже?
полегчает. Ты ведь хочешь снова играть в театре?
опаздывать. Я должна одеваться. Почему я тут лежу?
поздно уже, как-никак.
"Покойной ночи, леди, покойной ночи, дорогие леди... Покойной ночи...
покойной ночи..."{12} - Ее голос замер, но тут же она услышала что-то
поразившее ее и подняла руку. - Слушайте: что это за шум?
ночи.
уж оно выходит. А ему того и надобно. "Да не все ль равно, пьеса сыграна
давно...". Хочет притвориться, будто не грустно, будто ему ни до чего дела
нет, и все равно грустно. Мне всегда плакать хочется.
Сара? Я знаю, что ты устала, но я должна повторить это еще раз. "У вашей
двери шалаш я сплел бы, чтобы из него взывать к возлюбленной..."
возникла высокая фигура, чей рост еще больше подчеркивался длинным черным
плащом - точно явилась наконец сама Смерть. Доктор, которого будто
специально вывели на сцену, чтобы заполнить пустое пространство, занял свое
место с какой-то мрачной эффектностью; теперь эта безмерно печальная,
выдержанная в приглушенных тонах картина была закончена и могла бы считаться
вершиной академической живописи того времени. А умирающая девушка со
спутанными блекнущими волосами, впалыми щеками, с глазами, сверкающими
горячечным блеском, - то была не сама Дженни, но актриса мисс Вильерс в ее
последней великой роли. И может быть, сам Уолтер Кеттл был здесь режиссером,
и он же набросал подобающий случаю диалог.
бедняжка.
Каменистый Артем
Доставалов Александр
Лукин Евгений
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Пехов Алексей