по-прежнему не хотелось, из окон глядела тьма, и, хотя от этого не
исчезало ощущение, что тебя кто-то безжалостный и насмешливый неотступно
разглядывает, Василий старался не обращать на это внимания. Он не
представлял, что будет дальше и как скоротать время до утра.
тебя этот дом вместо дачи, внуки пойдут, будешь привозить на природу...
Грибы тут, ягоды, воздух... Ну, а не хочешь дачу, на дрова любой возьмет.
- Андрей, словно вновь стараясь нащупать место неуязвимее, помедлил. -
Много, конечно, не дадут, а сотни полторы-две любой даст. Дрова сухие,
близко, трактором зацепил и волоки.
одночасье взявшиеся густой и сильной щетиной щеки, спросил Василий, его
глаза приобрели какуюто звериную, обволакивающую глубину, но Андрей ничего
не заметил.
через два года подвести обещают.
как на посулы здоров! Наловчились, хлебом не корми! А двести рублей тоже
деньги, ты за них месяц горбишь.
они опять выпили, и, странное дело, и тот и другой словно пили не
сорокаградусную московскую водку, а воду, лишь у Андрея слегка начинал
лосниться разлапистый кончик утиного носа, отчего его лицо всегда имело
несколько ехидное и заносчивое вьщажение, а теперь и того больше. Нос его
как бы сам по себе, отдельно от выражения глаз и всего остального лица,
задорно и откровенно улыбался. Андрей внутренне был уверен, что именно сам
он жил и живет правильно, но только его бывший друг и соперник Васька
Крайнев, уехавший в город в свое время по гордости своего характера, не
хочет из-за собственной занозистости этого признать, пожалуй, он точно
определил, что за бесценок, попросту говоря, за шиш с маком, отдавать
большой благоустроенный дом обидно, да ведь здесь именно так и обстоит
дело. Никому эти добротные, строившиеся в надежде на детей и внуков дома в
мертвом поселке и задаром не нужны, так уж распорядилась жизнь, такую дулю
в этом повороте выставила.
вздохнул Василий.
казалось, какая-то тоскливая нота родилась, окрепла и с мучительным
грохотом оборвалась.
ему в этом обреченном доме.
совершенно о другом, о том, что старухи упорно твердят о домовом, о
хозяине и что он все предчувствует и знает наперед. И вслед за тем он
нервно оглянулся, он бы мог сто раз побожиться, что в доме вместе с ними
был кто-то третий, и этот третий сейчас упорно глядел на него из темного
угла. Тихий, но пронзительный холодок сладко тронул ему затылок.
до всего дошли, могут этот мир хоть надвое, хоть на восемь частей
расколоть... так?
подчас сидит, ни один самый головастый академик не знает. Вот отчего стало
мне страшно? Глянул я вон в тот темный угол, а оттуда на меня какие-то
глазищи, да так, прямо в душу, а? Кто это знает?
проникаясь словами и сомнениями Андрея и чувствуя, что в доме
действительно кроме них двоих есть кто-то третий, кто с самого начала
неотступно следит за ними. Василий был не робкого характера, но сейчас и
он посмотрел в дальний угол. Разумеется, ничего и никого там не было, лишь
от тепла проступило на стене размытое продолговатое пятно сырости,
удивительно похожее на человеческую фигуру.
- А я думаю, что не только у живой твари есть душа, она и у дерева есть, и
у дома...
готовностью подтвердил Василий.
Василий не отрываясь все смотрел и смотрел в угол. И в это время у него
было какое-то злое лицо, Андрей даже отодвинулся подальше, и Василий,
уловив это его движение, повернулся к нему, их глаза встретились.
знает, разное лезет в голову...
нерушимым связаны, и тогда что-то произошло, что-то глухо стукнуло.
Перегоревшее в самой середине тяжелое полено ударило одним концом изнутри
печи о дверцу, и дверца приоткрылась, из нее выскочило несколько
малиново-огненных угольев, они весело стрельнули прямо в лежавшую кучей у
печи растопку, в измятую бумагу, в сухую бересту, стоявшую в корзине и
заготовленную еще покойницей Евдокией.
но незнакомый, какой-то далекий и гулкий голос Василия придавил его к
месту:
усмехнуться, но у него ничего не получилось.
И что-то в его голосе было такое, что привставший было Андрей с
готовностью опустился на свое место, ему сильно захотелось пить, и он
пожевал вмиг пересохшими губами. Из корзины с берестой вначале упругой и
темной струйкой тянул дымок, затем неожиданно показался язычок пламени, и
почти сразу же вся корзина словно превратилась в живой и ядовито-мохнатый
цветок, струйки огня, тоненькие вначале и упрямые, поползли по крашеному
полу и легко, словно невзначай, перекинулись на ситцевую занавеску и уже
стали лепиться к потолку, тоже покрытому желтоватой слоновой краской,
здесь в свое время сам Василий трудился надо всем добротно и не спеша. В
том, как огонь неслышно и в то же время с невероятной быстротой
распространялся вокруг, было что-то завораживающее, ни Василий, ни Андрей
не могли отвести от него глаз, и, казалось, ни один, ни другой даже не
понимали, что происходит.
Ты ответишь! Ты...
перепуганно кося, увидел жадный плеск огня в темных, замерших глазах
Василия.
поверит? А может, ты сам и поджег?
белки глаз, с непонятным утробным наслаждением хохотал, и его крупные и
плотные зубы тоже влажно поблескивали.
тускло пробивался по всему потолку сквозь густую, сизую волну дыма.
кинул! Бездомен, сволота, отцову память в огонь! - в исступлении крикнул
Андрей и выскочил вначале на кухню, затем в сени и на улицу, оставляя
двери открытыми, дым удушливыми белесыми клубами валил следом, и тотчас,
тяжело бухая ногами, вынырнул из дыма и Василий. Они еще были на крыльце,
кашляя и вытирая глаза от слез, когда багрово и зловеще разгоревшиеся окна
в горнице стали лопаться, Василий ахнул, застыл на мгновение, затем
ринулся назад, в дом. В последний момент Андрей успел схватить его за
плечи, рванул назад, и оба от неожиданности скатились с крыльца, при этом
Андрей каким-то образом оказался сверху. Раскорячившись, хватаясь за
подмерзшие к утру комья земли, он не давал Василию встать.
себя оказавшегося необычайно цепким Андрея. В это время со звоном
высыпалось еще несколько стекол в горнице, и, вырвавшись изнутри сразу в
нескольких местах, огонь привольно и почти добродушно загудел. Андрей
ползком попятился дальше. За ним откатился и Василий, стал на колени, от
весело и дружно горевшей избы несло нестерпимым жаром, и на крыше,
свертываясь в беспорядочные жгуты, срываясь со своего места, трещало и
стонало железо. Шатаясь, Василии встал па него и, прикрывая лицо ладонями,
отступил, теперь он отчетливо слышал, как кричит от боли душа дома,
сработанного его собственными руками и сердцем.
безотчетном смятении перед яростью и беспощадностью огня, перед той
бездонной пропастью, что в один момент расколола весь стройный и согласный
порядок его души.
безотчетным отчаянием постижения. - А я забыл, совсем забыл... Эх, сгорел
Андреев Николай
Круз Андрей
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Василенко Иван
Доценко Виктор