научном открытии...
кустов и, стараясь не дышать, попятился дазад, придерживая руками тонкие
ветви лещины, он оставил лишь крошечный просвет. Между двух известковых
выступов открывалась укромная ложбина, со всех сторон защищенная густыми
зарослями. Увидеть ее можно было лишь сверху, с того места, где оказался
сейчас Вася, теперь он во все глаза глядел на лисий выводок из четырех
щенков. Он застал их во время еды, лисята с урчанием терзали уже
задушенного, довольно крупного зайчонка, а старая лисица лежала чуть
поодаль и внимательно глядела на свое прожорливое семейство умными
отсутствующими глазами. Застигнутый открывшейся ему тайной и темной
стороной жизни-одно уничтожало другое, - Вася вторично за день столкнулся
с жестокой изнанкой жизни. Ему было стыдно своей жестокости, но он так и
не смог оторваться от лисьего обеда, пока щенки не разгрызли и не
уничтожили все, вплоть до головы. Лисята долго отнимали ее друг у друга, и
наконец она досталась одному, самому крупному и сильному, и он тут же
шмыгнул в сторону, забился под куст и стал усердно трудиться над добычей,
а если кто из братьев или сестер делал попытку приблизиться, лисенок
злобно морщил нос и угрожающе ворчал, свирепо ударяя перед собой лапами.
Старая лисица продолжала спокойно лежать с мудро-отсутствующими глазами,
она сделала свое, и дальше уже было не ее дело, дальше творила природа.
Лисенок все-таки одолел неокрепшую голову зайчонка и стал лакомиться ее
содержимым, подбирая с земли длинным розовым язычком любую крошку, но
этого искушения не выдержали остальные и скопом ринулись на лакомство. От
отвращения у Васи судорога перехватила горло, он хрустнул сучком. Старая
лисица, казалось глубоко задремавшая, мягко вскочила развернувшейся
пружиной и неслышно тявкнула. Мелькнув хвостиками, лисята исчезли с
ошеломляющей быстротой, Вася успел заметить вход в нору под одним из
известковых выступов, бывшую когда-то жильем барсука. Исчезла и сама
старая лисица, осталось лишь несколько клочков грязной заячьей шерсти...
припоминая увиденное с начала и до конца, он даже потряс головой, чтобы
отогнать наваждение. Все вокруг оставалось по-прежнему чистым и
торжественно-праздничным, и лисята, ощущение какой-то своей внутренней
сопричастности с ними, с их жестокостью, вскоре забылись. Вася стал
карабкаться выше на холм, по-прежнему дикий, таивший массу самых
увлекательных неожиданностей, вершина холма была оседлана старым дубом с
мощными ответвлениями бугристых корней, ведущих в глубине, во мраке земли
и камня, свою мощную, неостановимую разрушительную работу. Нахмурив лоб,
Вася постарался вспомнить то немногое, что ему было известно о севере и
юге. Став лицом к солнцу, затем решительно повернувшись, Вася пошел точно
в противоположную сторону и почти сразу же набрел на крохотный, очень
светлый, холодный родничок. Он выбивался из поросшей нежной зеленью
расщелины и с тихим журчанием почти сразу же опять исчезал под землею,
Вася с удовольствием напился.
он вышел к заболоченному берегу небольшого лесного ручья с еле-еле
заметным течением. Откуда-то прилетела сорока, села на вершину осины н,
явно недовольная вторжением Васи в заповедные лесные пределы, отчаянно
застрекотала. Вася шел берегом ручья, а сорока перелетала за ним с дерева
на дерево и безумолчно стрекотала, где-то неподалеку у нее было гнездо.
Васе надоело назойливое преследование, и он бросил в настырную птицу
подхваченной на ходу с земли палкой. Сорока ошалело сорвалась с дерева и
растаяла в зеленом мраке леса.
его. Терпкая горечь обожгла язык, и Вася торопливо выплюнул зелень,
перекатился на другое место. Будь у него сейчас кусок хлеба с колбасой и
пол-арбуза, было бы совсем хорошо. Сон пришел неожиданно. Вася уже не мог
открыть глаз, хотя на лицо его переместился густой солнечный блик, кто-то
нежно пощекотал ему висок, скатился по щеке на шею и пропал, исчез и сам
Вася.
что ноги словно по щиколотки ушли в землю. Он попробовал выдернуть их и не
смог. Он не испугался, он понял, что никакой он не Вася и никогда им не
был, что он всего лишь обыкновенное дерево и что он всегда находился в
этом лесу, вот здесь, рядом с большой, поросшей багровым мхом кочкой, и,
прорываясь из земли, из плотного сырого удушья, к простору, свету, он даже
разломил какой-то трухлявый пенек. И проклюнулся он из большого
коричневого желудя много лет назад, и долго-долго пробивался к солнцу
из-под двух старых берез, беспощадно давивших его, своими корнями они все
время пытались сковать, смять, оттеснить его еще слабые корешки, они
упорно простирали над ним свои зеленые космы, стараясь не пропустить к
нему ни одного солнечного блика, ни одной капли дождя. Но и он не сдавался
в тесном сплетении корней, отвоевывая для себя каждый сантиметр свободного
пространства, он уходил от них все дальше и дальше в глубину земли,
одновременно захватывая и любой освободившийся клочок пространства наверху
и тут же просовывая в захваченный промежуток молодой жесткий лист, и вот
его старинных врагов - берез давно нет и в помине, а он все стоит и
тянется выше и выше, и в удачный, урожайный год крупные полновесные желуди
тяжелым дождем шлепаются на землю. А те две березы давно рухнули, и их
останки затянул жадный густой мох. И ему все время нужно расти, и тогда, и
сейчас, в бесконечном единоборстве с окружающим враждебным миром нельзя
пренебрегать ни одной лишней каплей, особенно в дождь, когда неудержимые
потоки сбегают по всем его узловатым ветвям, по зеленому стволу, бьют в
глянцевитые жесткие листья. Он радуется прохладному току жизни,
поднимающемуся из корней, захвативших огромное пространство благодатной
тьмы и вытеснивших все чуждое, постороннее и оставивших ему только
необходимое и полезное. Его ветви тянутся все выше и выше, он давно уже
господствует над всем остальным лесом, ему нет равных, а он продолжает
расти, и вот уже в его верхних ветвях начинают путаться молнии. Он
знаетнадо остановиться, дальнейший стремительный рост - гибель, но он не
может. Он растет и сам чувствует боль разрываемой силой роста коры,
столетняя, нерушимая кора под напором лет с тяжким звоном рвется. И то,
что должно было случиться, случилось: его с вершины и до корней облили
потоки пламени, сотрясла немыслимая боль, надломившись почти у самой
земли, он стал шумно падать. Коснуться земли он так и не успел, вдали
тонко прорезался голубоватый, зовущий свет.
размером с крышу дома. Гриб был с крошечными окнами и дверкой у самой
земли, пригнувшись, Вася шагнул через порог, в сухое нагретое тепло, и, не
веря глазам своим, стал внимательно оглядываться. Он увидел внушительное
сводчатое помещение, залитое неярким матовым светом, радуясь неожиданному
теплу и сухости, он сел у стены на хорошо прогретый чистый пол, весь
затянутый губчатой пленкой, привалился к стене, стараясь не повредить ее
губчатой поверхности, и с наслаждением вытянул ноги, все в том же испуге
повредить потаенный, принявший его под свою защиту лесной мир, Вася сделал
судорожную попытку проснуться и не смог.
свежесть. Вася изо всех сил цеплялся за ее зеленый, струящийся свет, вот
березовая веселая листва пошла мелкой рябью от легкого ветерка, но все это
уже было из прошлого, мелькнуло и окончательно исчезло.
он лежал на собственной, привычной кровати, а в широко распахнутое окно, с
приспущенгыии льняными шторами, рвалось солнце, ярко освещая гладко
оструганные сосновые стены.
из чашки. Он даже не успел удивиться присутствию здесь своей тетки, потому
что все сразу вспомнил. Просто они с женой сдут отдыхать и лечиться:
губы.
Вася, тебе звонок, какого тебе еще нужно? Дальше так нельзя, у тебя дети.
И не смотри так. Будь я на месте твоей жены, я бы давно навела в доме
порядок.
в состоянии необъявленной войны, сейчас позволила себе перейти в
наступление, но Татьяна Романовна, болезненно воспринимавшая любое
замечание в свой адрес со стороны Семеновны, на этот раз была полностью
согласна с ней и поэтому промолчала.
Эксперимент в завершающей стадии...
друга, этого волкодава Кобыша... В конце концов, работа, может быть,
пойдет на премию в случае успеха. А тут наш вечно голодный Полуянов! Спит
и видит на своей широкой груди золотое сияние...
натиск Семеновна, не глядя на Татьяну Романовну, но каждое слово
предназначалось сейчас ей, и это понимали все трое. - Удивляюсь тебе,
Таня, тебе нужен живой муж, а детям отец, а не ваши дурацкие висюльки!
Никитин Юрий
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Доставалов Александр
Грабб Джеф
Афанасьев Роман