Чтение 27–й страницы книги ~Чеченский блюз~

блестящая мушка.

Сидя в парилке, закрыв глаза, вспомнил недавнюю поездку в
Стамбул--синяя гладь Босфора, белый корабль и стеклянный фасад небоскреба,
отражающий восходящее солнце.

-- Прости, что я еще раз напоминаю... -- Бернер, обжигая язык,
проталкивал слова сквозь кипящий воздух, где капельки пота мгновенно
испарялись, а пар распадался на жалящие сухие молекулы. -|Ты обещал
сохранить в неприкосновенности все производственные мощности, из тех, что я
пометил на карте. На них не должны упасть ни один) снаряд, ни одна бомба!
Деньги на счет указанной фирмы уже поступили, можешь проверить. И будут еще
поступать. Но каждый снаряд, упавший на нефтехранилища, будет уменьшать
сумму. Прости, что это сказал...

Министр блестел, затуманенный, с каплей н( носу, был похож на огромный
оттаивающий око* рок. Бернер с брезгливостью смотрел на этот желый кусок
сала, вдыхал воздух, наполненный ядами, вытекающими из тела министра.
Задыхался, чувствовал сердцебиение, мечтал поскорее выбраться из этой
газовой камеры, совмещенной с крематорием. Но стоически оставался для
продления разговора.

-- Ты мне дал этот контракт с Азербайджаном, -- сказал министр, сбивая
пот с бровей, и несколько капелек, жирных и горячих, как воск, долетели до
лица Бернера. -- Приезжали два азера от Алиева, туда по контракту пойдет
оружие -- танки, "бэтээры", самоходки. Прямо с заводов, в смазке. А не может
так выйти, что они пойдут из Азербайджана в Чечню? Станут работать против
моей группировки?

-- У тебя есть служба разведки, -- ответил Бернер. -- Отслеживай их
маршруты в Чечню. Пусть твои соколы их разбомбят, если что. Тут нет
возражений. Деньги заплачены.

Министр был как тающий снеговик. Весь в блеске, влаге, испарениях.
Красная морковка торчала из середины лица, и было неясно, как он воспринял
слова Бернера. Услышал ли их вообще сквозь тампоны глухого горячего воздуха.

-- И еще, -- сказал Бернер, переставляя свои худосочные стопы и глядя
на темный, быстро высыхающий отпечаток. -- Я, как обещал, дам тебе
поставщиков продовольствия, топлива и амуниции. Для всей группировки на
время чеченской кампании. О ценах договоримся. Проплата -- на счет той же
фирмы...

Бернер, сидя внизу, чувствовал, как сверху катятся на него валы жара,
словно накаленные булыжники. Ему хотелось выскочить в прохладный предбанник.
Он проклинал первобытные забавы, которым предавались угрюмые жаростойкие
"государственники" из "русского" окружения Президента -- то Совета
Безопасности, ФСК, Министерства обороны. Предпочитали в "неформальной
обстановке" решать государственные проблемы. Он был вынужден париться и пить
вместе с ними. Охотиться на лосей, соскребать с раскаленной сковородки
звериную кровь. Задыхаться от ядовитой водки. Он отдыхал от их общества в
компании интеллигентных людей, на изящной яхте, скользящей по Бискайскому
заливу или Женевскому озеру. Пил только некрепкие, подогретые или с
кристаллами льда напитки и вина. Мылся в большой мраморной ванне, полной
голубоватой благоухающей воды. Уединялся в просторном, с перламутровым
кафелем туалете, с небольшой, тщательно подобранной библиотекой. Бани и
охоты он терпел как временное и неизбежное зло, которое кончится вместе с
устранением из окружения Президента этих недалеких, малообразованных
"государственников".

В дверях, в стеклянном оконце появилась физиономия генерала. Он не
решался войти без приглашения. Прижал к стеклу нос, плющил его, делал
страшные рачьи глаза, раскрывал пасть, изображая чудовище. Желал привлечь к
себе внимание.

Министр долго смотрел, как корчит рожи его затейник. Махнул, приглашая
войти.

Генерал шумно, с топотом влетел, затаскивая с собой эмалированный таз,
в котором лежали размоченные темно-зеленые веники.

-- А вот и мы!.. -- топтался он косолапо. -- По вашу душу пришел!..
Косточки ваши пересчитывать!..

-- Давай его отстегай! -- приказал министр. -- А то сидит, как собака
на заборе!.. Веники привозные, подарочные!.. Эвкалипт!.. Из сухумского
батальона!..

Бернер пытался противиться, умоляюще воздевал тонкие руки, злился на
сравнение с собакой. Но бороться было бесполезно. Затейник уже расстелил на
горячем дереве сухие простыни. Уже хлюпал в тазу размягшим, пускавшим
зеленый сок веником. С силой, ласково приговаривая, завалил Бернера:

-- А вот мы сейчас потягушечки!.. А вот мы сейчас всю дурь-то и
выбьем!..

Бернер улегся лицом вниз, закрыв глаза и ужасаясь. Слышал, как шелестит
над ним эвкалиптовый пук, нагоняя раскаленные вихри, от которых хотелось
выть. Генерал сверху шмякнул ему на шею липкий обжигающий ворох. Придавил
так, что у Бернера перехватило дыхание. Он попробовал вывернуться, но
огромные ловкие лапищи удержали его, и на спину, на ягодицы, на икры
посыпались ровные хлесткие удары, от каждого из которых в нем все
содрогалось и из открытого рта вылетали стоны и повизгивания.

-- А вот мы теперь вдоль... А вот мы теперь поперек...

Бернер, окруженный гулом, свистом, падающими ударами, больничными
запахами смолы и эфира, был на грани обморока. Генерал-мясник терзал его,
мял его телеса, водил по хребту своим огромным, как зубило, пальцем.

В полуобморочном сознании Бернера вставали страшные образы истязаний и
пыток. Он ненавидел этих двух мужиков, боясь, что они его здесь задушат и
зажарят. Но терпел "ради дела", цепко держа это "дело" в глубине
помраченного рассудка.

-- Хватит! -- сказал министр. -- А то его жену вдовой оставишь!.. Веди
его с нами в сугроб!..

Они вытолкали его из парилки, но не дали подойти к столу, где стояло
желанное пиво, а дружескими и довольно болезненными тумаками подогнали к
едва заметной дверке в стене. '

-- Давай-ка банкира кувырком!..

Оба, здоровенные, красные, окутанные паром, повлекли его за руки,
исхлестанного, как библейского мученика. Пнули дверь и втроем из теплой
озаренной трапезной выкатились на снег, на мороз, под синие небеса, к
рыхлому сугробу, от которого при их появлении отступил солдат в полушубке и
валенках, с деревянной лопатой.

-- Яшка, вперед! -- Министр пнул Бернера, и тот кувырком рухнул в
раскаленную глубину, забив глаза, ноздри и рот мягким снегом, как клюквина,
обсыпанная сахарной пудрой.

Рядом барахтались, по-медвежьи ревели от восторга оба военных. Бернер,
едва не плача, чувствуя, что сейчас умрет, вырвался из сугроба и стремглав
вернулся обратно в трапезную, а оттуда в парилку. Упал на лежанку, часто,
по-собачьи дыша, глядя, как тает, исчезает на его дрожащем животе снег.

Скоро ввалились министр и его сотоварищ. Счастливые, героические, будто
совершили подвиг. Взгромоздились наверх, красные, литые, синеглазые, словно
отлитые из цветного фарфора.

-- Вот, брат Яша, отведал русской бани!.. Потом отдыхали за столом.
Военные подливали себе виски, а Бернер жадно цедил прохладное немецкое пиво.
Не мог унять жажду, будто каждая клеточка обезвоженного тела впитывала
капельку золотистого пива.

-- Выпьем за нашего лидера, за нашего министра! -- Генерал-затейник
приподнялся и говорил грозно, но одновременно подобострастно. -- Его уважает
наш Президент! Любит армия, офицерский корпус! Принимает народ! Потому что
он не только военный, не только стратег, но и политик с большой буквы!..
Ваша карьера, товарищ министр, еще далеко не закончена! Вам предстоят еще
очень и очень большие дела и очень большие посты!.. Но об этом, как
говорится, ни слова!..

Генерал сделал каменное лицо, приложил к губам толстенный палец. Влил в
себя стакан виски. Стоял, выкатив глаза, выставив мокрую губу, выпуская
длинную струю воздуха.

Министр сидел, покачиваясь, сутуля голые плечи. Уставил в одну точку
немигающий злой синий взгляд.

-- Не за меня надо пить, а за русского солдата, который сейчас, в эти
минуты выполняет в Грозном приказ Верховного!.. Нет такого другого солдата в
мире, как русский солдат!.. Он защищает Россию, народ, а мы для, него
награды жалеем!.. Да я бы вперед наступающих частей пустил самосвал с
орденами и медалями!.. Лопатами их сгребай, сыпь на улицы, чтоб части,
которые в город вошли, с асфальта их подбирали и винтили себе на грудь!..

Голова его с мокрой короткой челкой клонилась к столу. Он упирал в
доски тяжелые кулаки, враждебно глядел на Бернера.

-- Русский солдат за вас, банкиров, головы свои кладет!.. Небось, ни
один ваш сынок, ни один выкормыш по команде "Вперед!" не встанет!.. Нет там
ваших сынков, одни рабоче-крестьянские дети!.. А вы им чем платите?.. Хоть
бы ботинки нерваные подарили!.. Хрен-то, все себе гребете!.. На русском
солдате экономите!..

Он наливался глухим бражным гневом, который, как сок, подымался по
костям и суставам, словно по древесным волокнам. Набухал в голове, и она,
будто крона с тяжелой сырой листвой, гудела и колыхалась.

-- Я тебе говорю, прикажи своим писакам вонючим оставить в покое
армию!.. Они, солдаты, за ваше сучье богатство кровью харкают, а вы вместо
благодарности в спину им из своих телекамер стреляете!.. Я тебя
предупреждаю: тронешь пальцем солдата, разнесу тебя в клочки, как того
воробья чирикающего!..

Он ударил кулаком по столу, на скулах его заходили белые желваки, и
было слышно, как заскрипели его зубы.

-- Вы, суки, у нас допрыгаетесь! Вы русских куда задвинули?.. Русскому