темного пятна, как из подземелья, мешала ему. Огромная, странной
конфигурации скала, прилетевшая из других миров, состоящая из неизвестных
веществ и металлов, с отпечатками инопланетной жизни, висела над ним, и он
чувствовал ее гравитацию, ее затмевающую тяжесть, был в тени от нее.
он смотрел, как стройно и легко она удаляется, мелькая шелковым шарфом.
памятника увидел толпу, красные знамена, транспаранты. Услышал металлические
волны громкоговорителя, ударявшие о стекла автомобиля.
опустил стекло, и вместе с твердым холодным воздухом в бархатную теплоту
салона ворвались визгливые, похожие на звук пилы, стенания и вопли
выступающего. На трибуне маленький, хорошо знакомый, доведенный до
карикатуры телевизионными изображениями человек, вожак коммунистов, дергал в
воздухе худым кулачком, заострял вверх плечо, выкрикивал яростные, как
клочки горящей пакли, слова. Толпа ловила их, хватала на лету, жадно
заглатывала. Пар из множества ртов казался дымом этих съеденных огненных
клочьев.
с чеченскими воинами!.. Поверните сообща свое оружие против буржуев и
банкиров, развязавших братоубийственную бойню!..
Бернер вдруг испытал к этой толпе, к оратору, к его дергающемуся кулаку, к
кумачам и бумажным плакатам яростную лютую ненависть.
связанные с загадочностью и тщетой бытия, уступили место ослепляющей
ненависти к этим черным поношенным пальто, нелепым шапкам и кепкам, угрюмым,
насупленным лицам и стиснутым кулакам, в которых были сжаты грубо отесанные
древки.
родившемуся ребенку. Готова была спалить его дом, растоптать его клумбы,
крушить его вазы и статуи. Черная, дурно пахнущая, ненавидящая толпа хотела
ворваться в его библиотеку и кабинет, в его оранжерею и лазурный бассейн.
Разгромить, осквернить, оставить мерзкое пепелище.
Морочил ее своими телепрограммами, дурачил телевизионными играми, дразнил и
укрощал, рассекал на ломти, сталкивал эти ломти друг с другом, высмеивал ее
кумиров и лидеров, осквернял ее мечты и идеалы, превращая ее желания,
сомнения и страхи в идиотический театр.
инстинктов, повалит, как это было однажды, штурмовать Кремль или мэрию, то
ее будут убивать из пулеметов и танков, давить гусеницами, жечь напалмом,
как крыс, загонять обратно в трущобы, в промозглые бараки и коммуналки.
-- приказал он водителю.
телевизионных новостей до других. В шестнадцати- или семнадцатичасовом
выпуске должно было прозвучать сообщение об убийстве Вершацкого. Бернер
нервничал, не находил себе места. Непрерывно глядел на часы. Борясь с этими
налетающими, как снаряды, отрезками времени, решил поехать в модную галерею,
где на его деньги проходила презентация художественного проекта и собирался
цвет модернистов.
установленный в тесном предбаннике.
зрители -- модные критики, известные художники, репортеры с телекамерами,
причудливо разодетые посетители.
шестов, оклеенных лоскутами бумаги, напоминавшими косматую шкуру. Яранга
слабо светилась изнутри, и в ней пребывало слабо различимое существо, не то
человек, покрытый все теми же клочковатыми наклейками, не то зверь в
лохматой шерсти. Тут же, у яранги, на легком сквозном сооружении,
напоминавшем нарты, сидел шаман, в маске, с бубном, с ног до головы
обклеенный все теми же бумажными лоскутами. Что-то зычно, гортанно выкликал,
на каком-то загадочном, видимо несуществующем языке. Среди рокота и
бульканья, подобно вспышкам света в бесконечных волнистых снегах тундры,
попадались матерные слова, вновь исчезающие среди лая, подвывания и стуков
бубна.
смысла происходящего. Раздражался видом яранги со спрятанным притаившимся
существом, сырой жеваной бумаги, разбросанной по паркету. Считал, что все
это шарлатанство, оплаченное из его кошелька, и следует сократить расходы на
этих бесталанных дураков, считающих себя солью земли.
тишина, и в яранге послышалось хрюканье и тяжелое сопение. Продираясь сквозь
колья, наружу вылезло странное горбатое существо с лепной бумажной мордой и
длинным отточенным рогом. На четырех ногах, горбя спину, раскачивая
веревочным хвостом, существо, постанывая, двинулось по паркету. Приблизилось
к толпе, упираясь рогом в колени и промежности мужчин, засовывая бумажное
рыло под юбки женщин и при этом постанывая и хрюкая, как дикобраз.
Понес ее к зрителям. Притопывал, приплясывал. Стал извлекать из торбы яркие
цветастые маски и одаривать ими зрителей. И всякий, кто прижимал к лицу
размалеванную красно-желтую, сине-золотую, зелено-черную маску, вдруг словно
терял рассудок. Начинал скакать, приседать, вертеться волчком, издавая
нечленораздельные звуки.
протянул Бернеру черно-золотую, с красным узором маску, напоминавшую голову
китайского дракона. Бернер принял, прижал к лицу. И почувствовал, как маска
прилипла ко лбу, переносице, скулам. Срослась с его кожей, пропиталась его
кровью и соками. Стала его лицом. И он, будто поднесли ему чашу с веселящим
зельем, почувствовал прилив безумного веселья, энергии и свободы, желание
скакать, размахивать руками. Кругом него прыгали и танцевали, толкали,
дергали за рукава, щипали за грудь и ягодицы. Повинуясь общему безумию,
подчиняясь маске, ставшей его личиной и сущностью, он пошел ходуном,
завертелся, как вьюн, завыл по-звериному, защелкал по-птичьи. Стал хватать
соседей, обнимать женщин, бесстыдно вилял бедрами, изображая неистовый,
рождавшийся из нелепых и случайных движений танец.
Бернер, задыхаясь, с обожженным лицом, словно приложился к раскаленной
сковороде, смотрел непонимающими глазами:
влетевшее в него существо, не желавшее покидать его тело, уцепившееся
изнутри за его кости и мускулы.
что получено сообщение о том, что у подъезда дома на улице Вавилова
выстрелом в голову был застрелен известный банкир Лев Вершацкий.
Цо-видимому, снайпер стрелял из чердачного проема на крыше противоположного
дома. Представители правоохранительных органов отказались сообщить
подробности происшедшего в интересах начавшегося следствия...
Наверное, в Первой градской...
милиционеры. Бернер стоял в стороне, дожидаясь, пока Ахмет вызовет
начальство и получит разрешение на вход.
азартный репортер, взмахом подзывая за собой оператора. -- Ведь вы были
друзьями с господином Вершацким...
Бернер, видя, как надвигаются на него телекамеры.
морга.
покровом, с открытой головой лежал Вершацкий. Бернеру бросился в глаза его
белый озаренный лоб и в нем, над левой бровью, -- черное пулевое отверстие,
полное стеклянистой полузастывшей крови. Губы Вер-шацкого, еще розовые, были
крепко и гневно сжаты, словно он дал зарок молчания. Но глаза были
приоткрыты, под длинными ресницами виднелись две влажные голубоватые щели,
сквозь которые он подглядывал за теми, кто обступил катафалк.
руках заплаканный платок. Врач в зеленом хирургическом облачении стоял
поодаль, ибо ему здесь нечего было делать, и он оставался то ли из приличия,
то ли из любопытства к именитым посетителям. Тут же находилось несколько
следователей, о чем-то тихо шептавшихся.
свет. И испытывал странное желание вставить мизинец в круглую ранку,
повернуть его там, ощупать острые костяные кромки. Он смотрел на гордый, с
горбинкой, нос Вершацкого и отчетливо слышал его утренний голос:
голос, и белый озаренный лоб, и красную ранку, закупоренную большой
глянцевитой клюквиной.
Лукин Евгений
Лукин Евгений
Маркеев Олег
Акунин Борис
Земляной Андрей
Орлов Алекс