следов. Исчез, словно взлетел. Растворился в сиреневом пламени фонаря.
заколдованном городе.
невнятную, заслоненную зданиями, казавшуюся обманом слуха, но потом
превратившуюся в сильные свежие звуки, разносимые в холодном воздухе. Словно
там, впереди, на площади, среди белого снега стоял рояль и пианист во фраке
давил лакированными штиблетами медные педали, бил по клавишам, встряхивал
длинными волосами, и на зеркальной крышке черного инструмента лежал букет
красных роз.
высокая елка. Мерцала, переливалась, пронизанная бегущими разноцветными
огнями, увешанная игрушками, запорошенная, с большой золотистой звездой на
вершине.
звуками казалась приготовленной специально для них, прибывших из дикой
степи, истосковавшихся по празднику, свету и радости.
орудиями, окутывали ее гарью. Из люков высовывались головы в шлемах,
"чепчиках", вязаных шапочках. Солдаты изумленно глазели на мерцающее диво,
выставленное для них посреди площади.
глаза, раскрывая руки, будто хотел обнять зеленое дерево, прижаться к
засахаренным хлопушкам, многоцветным флажкам,
привокзального здания, старомодного, с лепниной, колоннами, полуокруглыми
окнами. Именно таким представлял он себе это здание на совещании у генерала,
когда ставилась боевая задача. Зеленовато-белое, окруженное голыми
деревьями, с липкими перронами и фиолетовыми огнями, похожими на глаза
изумленных животных, с тускло-синим отрезком стальной колеи, по которой, по
словам генерала, должна подойти морская пехота.
его сознание залетело изображение вокзального здания. Кому и зачем
понадобилось его передать? Чья страстная мысль и душа послала ему этот
образ, остерегая, привлекая, заманивая?
закупоривали все входы и выходы. На броне толпились солдаты. Не решались
спрыгнуть на землю, озирались, гоготали, махали друг другу руками.
хрустальная музыка.
площадь стали выходить люди. Их появление вызвало облегчение. Город не был
безлюдным, околдованным, брошенным обитателями. Люди группами подходили к
машинам, мужчины, женщины. Издали были видны их улыбки, цветные платки,
поднятые в приветствиях руки. Подходили к танкам, кланялись, протягивали
блюда с виноградом и яблоками, белые полотенца с хлебами. Кудрявцев видел,
как у подошедшей женщины блестят в улыбке белые зубы, какое красивое
удлиненное и чернобровое у нее лицо, узорный в слюдяном блеске платок.
чеченец, без шапки, с пышными до плеч волосами, прижал к груди сильные руки,
поклонился, поднял лицо к стоящему в люке Кудрявцеву. -- Мы вас так ждали!
Приветствуем в нашем городе как защитников и освободителей!
оглянулся на елку и радостно засмеялся. Вообразил, что фрукты и хлеб в руках
женщин и есть те самые, ожидаемые им гостинцы. Взял грушу, откусил. Было
видно, как погрузились его крепкие зубы в сочную мякоть, как брызнул на
подбородок сок. Лицо его выражало наслаждение, от которого он по-детски
закрыл глаза.
молодая чеченка, протягивая Кудрявцеву полотенце с хлебом. -- Тепленький! Из
печки вынула!
помедлив, потянулся из люка, дотронулся до хлеба. Отщипнул податливый мягкий
ломоть. Сунул в рот, почувствова его ароматную душистую мякоть.
дружелюбных людей обилие фруктов, ароматы хлеба, тонкий, едва до летавший
запах женских духов вдруг вскружил" Кудрявцеву голову. Все перенесенные
тревоги, изматывающая подозрительность, ожидание ловушки, засады -- все это
вдруг улетучилось, и он оказался в новогоднем праздничном городе среди
красивых гостеприимных людей.
пышноволосым мужчиной, разглядывая его смуглое лицо, белую рубаху под
кожаным долгополым пальто, золотую цепои,-ку на округлой шее. - Где боевики?
министерства и, кто как мог, пешком, на машинах, сбежали. Мы --- из комитета
общественного согласия. Послали своих людей занять Президентский Дворец.
Завтра утром устроим митинг на площади в честь освободителей. Выступят наши
народные лидеры.
и делили между собой виноградные кисти. Какой-то старик чеченец достал
из-под полы бутыль с темным вином, наливал в стаканчик. И солдаты,
оглядываясь, не смотрят ли на них командиры, торопливо пили, закусывали
грушами, яблоками.
кинохроники, когда благодарные жители встречали войска на площадях
освобожденных городов.
мужчина. -- У нас тут дом рядом. Еда, новогодний ужин. Будем очень вам рады!
расставить машины, какие подходы к вокзалу взять под контроль. Но приказа не
было. Кругом было шумно, людно. Солдатские шлемы и шапочки мешались с
женскими платками и каракулевыми папахами. Раздавался смех, рокотали на
холостых оборотах моторы, играла громкая музыка. И хотелось домашнего тепла,
уюта, вкусной еды, застолья. Хотелось новогоднего праздника.
оглядеть окрестность, выбрать удобные позиции для машин, кликнул взводного и
еще пару солдат. Затолкали за спину автоматы, чувствуя себя желанными
гостями, отправились с площади вслед за радушным, гостеприимным хозяином.
Глава четвертая
солдатского многолюдья в тихую окрестную улочку, где стояли небольшие
одноэтажные домики, кирпичные, добротные, окруженные заборами с железными,
крашенными в зеленое и синее, воротами. Одни из ворот были приоткрыты, и
Кудрявцев вслед за хозяином-чеченцем вошел во двор. На земле, на снегу,
падая из окон дома, лежали полосы света. Под навесом, под сквозной,
перевитой лозами крышей, был накрыт стол. На длинной клеенке в фарфоровой
миске дымилось мясо, зеленели груды пахучей травы, круглились огромные
помидоры. В стеклянных вазах светились груши и яблоки, свисали до самой
клеенки темные гроздья винограда. Стояли бутыли с черно-красным домашним
вином. Вокруг стола хлопотали, расставляли тарелки, сметали с лавок сырой
липкий снег молодые женщины, которые, увидев гостей, засмущались,
заулыбались и куда-то исчезли, как тени.
темнокудрый хозяин, широким жестом указывая на застолье, на длинные лавки,
на которые два шустрых, с бедовыми глазами мальчугана укладывали толстые
шерстяные подушки, шитые черным и красным узором. -- Чем богаты, тем и рады!
-- произнес он русскую поговорку, улыбаясь, желая угодить гостям.
жаровня. В отсветах виднелись молодые мужские лица, темные усики, быстрые
глаза, ловкие сильные руки, клавшие на уголь шампуры с гроздьями шипящего
мяса. Молодые люди издалека поклонились, сделали приветствующий взмах
руками, и Кудрявцев заметил, как над огнем сверкнули часы на браслете.
Взводный жадно и весело смотрел на горячую еду, на резные черно-изломанные
лозы, сквозь которые дышало холодное близкое небо, на открытую освещенную
дверь, где на мгновение возникали смеющиеся девичьи лица. Солдаты,
стесняясь, боком пролезли за стол, осторожно поставили у ног автоматы. Их
глаза, приоткрытые рты, чуткие носы были нацелены на обильные, остро
пахнущие яства.
длинной, похожей на кафтан, телогрейке, в стеганых, обутых в калоши
сапожках. Старик был белобород, белоус. На сморщенном лице выделялся сильный
горбатый нос. Подслеповатые глаза были прикрыты косматыми седыми бровями.
Старика подвели к Кудрявцеву, и старейшина пожал капитану руку своими
холодными костлявыми пальцами:
ты сбесился? С Москвой дружить надо! Москва Чечне все дала. Нефть дала,
города, ученых людей. Сколько Москву дразнить можно? Она терпит, терпит, а
потом ударит. Вот и дождался! Чеченцы с русскими братья на все времена. Я
сказал Исмаилу: пойди приведи русских!.. Спасибо, что пришли!
ладонь Кудрявцева. Словно он хотел для пущей убедительности передать через
пожатия переполнявшие его мысли. Тот, кого старик назвал Исмаилом,
пышноволосый смуглолицый чеченец, почтительно кивал, всем своим видом
выражая почтение.