все получилось! И честное слово, такое чувство, что мы давным-давно знакомы!
Я хотел бы от всего сердца...
слегка опьяневшего лейтенанта. Но по мере того как умолкнувший лейтенант
собирался с мыслями, намереваясь произнести что-то витиеватое, необычное,
Кудрявцев вдруг ощутил, как вокруг что-то стремительно и неуловимо меняется.
Словно перед грозным, готовым случиться событием налетала бесшумная волна
тревоги.
девичье лицо. В дальнем углу сада, в темноте, сыпались красные искры, кто-то
махал опахалом, раздувая угли, и опять мелькнула рука с часами. Старик в
папахе что-то вяло жевал, подслеповато разглядывая наложенные на тарелку
яства. Исмаил отбросил за плечи мешавшие ему кудри, терпеливо ждал, когда
продолжит говорить лейтенант. И в этой краткой наступившей заминке вдруг
стало особенно тихо. Умолкла несущаяся с площади праздничная музыка. В
тишине долетали отдельные нестройные крики, рокот моторов. Хрустальная
зажженная люстра без этой праздничной, доносившейся из репродукторов музыки
словно поблекла и потускнела. И все, кто был за столом, встрепенулись,
прислушивались к этой внезапно образовавшейся тишине.
горы, хлынул рев. "Аллах акбар! Аллах акбар!" -- взревела невидимая толпа.
"Аллах акбар!" -- откликнулось черное низкое небо, уставленная домами земля,
заснеженные сплетения деревьев. Будто на площадь, окружая ее кольцом,
рвануло темное плотное толпище. Грозно выдыхало: "Аллах акбар!" Этот рев
напоминал паденье огромных листов железа. Клокотанье стадиона, наполненного
страстью и ненавистью. Клик ударил в застолье, опрокинул укрепленный на
тонкой оси неустойчивый мир, перевернул его вверх дном.
по-офицерски локоть, держал стакан с вином, сентиментально улыбаясь. Но эта
улыбка переходила в гримасу боли и ужаса. Его прозрачные голубые глаза
выкатывались и выпучивались, ибо в горле его, погруженный по рукоять, торчал
нож. Костяная ручка ножа была сжата сильной, перепачканной бараньим жиром
рукой молодого чеченца, еще недавно застенчиво улыбавшегося, готового
услужить и помочь. Нож торчал в горле лейтенанта, из-под лезвия слабо
выступила и тут же снова впиталась кровь. Лейтенант замер, надетый
подбородком на нож, медленно оседал, и глаза его чернели от непонимания и
боли. Как в замедленной съемке, выпал из рук стакан, и брызнувшее вино,
словно в невесомости, парило крупными красными каплями.
Голова с торчащей костяной рукоятью запрокинулась рядом с Кудрявцевым на
расшитой подушке.
сырой мешок, он трескался, лопался, вываливал наружу черную требуху.
пищей ртом. Наклонил вперед голову, чем-то похожий на дворовую
поперхнувшуюся собаку, и в его выставленный белый лоб, протянув руку с
пистолетом, выстрелил Исмаил. Кудрявцев, остолбенелый, видел, как дернулась
вверх рука с пистолетом, откинулась назад тяжелая красивая шевелюра чеченца,
и пуля, отделившись от ствола, вырвалась из пернатого пламени, погрузилась в
широкий лоб сержанта, пробуравила в нем дыру и ушла в мозг, перемешивая
сосуды и губчатое вещество. Ударилась изнутри в затылок, расплющилась и
стекла расплавленной каплей. Из дыры ударила черно-красная жижа;
горячим, смешанным с кровью мозгом.
столб, не в силах пошевелиться, почувствовал, как мазнуло его по щеке.
падении деревья, дома, выворачивая с корнем город, оставляя на его месте
черную парную ямину.
Вскочил, хватая прислоненный к лавке автомат, пытался выдраться из-за
тесного застолья. Продолжая верещать, бросился вдоль стола, на ходу
поворачиваясь через плечо, чтобы в развороте хлестнуть по столу очередью,
сметая тарелки, вазы, круша поднявшихся в рост чеченцев. Но старик в папахе
выставил стеганый, в блестящей калоше, сапожок, контрактник запнулся и
кубарем, растопырив руки, стал падать. И в эту падающую, с растопыренными
руками мишень из темноты, из кустов, где мутно краснела жаровня, ударила
тугая короткая очередь. Пробила контрактника колючим пунктиром, и он,
продырявленный, с пробитыми внутренностями, рухнул. Умолк, шевелился среди
раскисшей опавшей листвы, мокрого снега и черной, похожей на нефть, воды.
доли секунды. Кудрявцев видел три мгновенные смерти, случившиеся в
перевернутом, упавшем с оси, опрокинутом мире. Пережил оцепенение, когда
глаза, остекле-нелые, выпавшие из орбит, обрели панорамное зрение, увидели
одновременно три смерти. Он остался один, и хрусталик глаза вдруг
почувствовал, как зарябил, задрожал, теряя прозрачность, воздух. Это смерть
стала надвигаться на него, проникая сквозь хрусталик. Он вдруг ослеп, и вся
его жизнь, в которую нацелилась смерть, превратилась в слепое стремление
прочь от смерти, заставила его действовать страстно и безрассудно.
неуклюжий, неудобный пистолет. Понимал, что мешкает, сердился, поднимал на
Кудрявцева глаза. И в эти глаза, в усы сокрушающим ударом кулака, толчком
заостренного, таранно бьющего плеча ударил Кудрявцев. Выбил соседа из-за
стола, кинулся в свободное пространство. Сначала к дому, к кирпичной стене,
к открытым, казавшимся спасительными дверям, к разноцветным и полупрозрачным
материям. Вслед ему, проскальзывая под локтем, над плечом, у щеки, ударили
пистолетные выстрелы. Расплющились на стене, задымились кирпичной пылью.
в них головой. Услышал гонг, успев разглядеть закрытый засов. По воротам, по
засову, ослепляя бенгальскими искрами, лязгнули пули. В крохотную пробитую
дырочку сверкнула снаружи снежная освещенная улица.
деревянные помосты, путаясь и разрывая тряпье и ветошь. И вслед за ним, над
его головой, окружая его, дырявя стену, била длинная неточная очередь,
настигая его звоном, искрами, колючими вспышками.
загоняли, где ждала его неминуемая, настигающая смерть. И слабея, почти
смиряясь с ее неизбежностью, он на последней секунде, перед тем как
погибнуть, собрал в огненную точку всю свою жизнь, весь хруст костей, стон
рвущихся мышц и, толкнувшись о какой-то упор, вознесся, как на шесте.
Полетел над изгородью лицом в небо, видя, как мечутся вокруг него
прерывистые белые иглы.
на четвереньках, как зверь, рыхля снег лицом, руками, коленями. Вскочил,
побежал прочь от дома на площадь, где была бригада, где ревели в динамиках
хрипы толпы и уже грохотало, стреляло, взрывалось, взмывало ртутными
вихрями. Сзади по улице за ним гнались и стреляли. Провожали воем и криком,
словно преследовала вдоль забора стая черных низкорослых собак. А спереди,
там, где приближалась площадь, вставало навстречу рыкающее косматое чудище.
Дышало красным дымом, и в раскрытой пасти хрипело и хлюпало стоголосое
"Аллах акбар!".
Дунул белый слепящий сквозняк, вдувал обратно в улицу. Одолевая давление
ветра и света, Кудрявцев выскочил на открытое пространство и сразу пропал
для преследователей. Смешался с клекотом, вихрями, перемещением огромных
масс железа, свистом и лязгом. Замер, припечатанный к стене дома, окруженный
взрывами и ударами пуль.
ослепительными шарами огня. Сыпала вверх искристые фонтаны, кидала струи
пламени. Ломалась, лопалась, раскалывалась, прошитая пунктирами очередей,
колючими перекрестьями. Из этого движения и лязга врассыпную бежали люди.
Натыкались на встречные, под разными углами, трассы и падали,
разворачивались и бежали обратно в огонь, в гарь, в кружение стали.
Горел на ходу, охваченный длинным рваным пламенем вдоль гусениц и кормы.
Слепо накатывался на близлежащий дом. Из его пушки вырвалась плазма огня,
снаряд тупо пробил стену, взорвался внутри, и в открывшуюся дыру, в
кирпичную пыль и гарь воткнулось танковое орудие. Танк взорвался,
разбрасывая крутящиеся колеса, катки, обрывки траков. Ветхая стена дома
оползла и осыпалась на горящий, застрявший в строении танк.
ряд с интервалами боевые машины пехоты, которые он безрассудно оставил,
поддавшись на уговоры чеченцев. Туда, к машинам, к оставленным солдатам,
хотел он пробиться, выглядывая бортовые номера. Но не было роты, не было
интервалов, не было построенных в колонну машин. Крутилась, лязгая,
сшибаясь, огненная карусель, брызгала во все стороны разноцветной жижей,
ядовитым дымом, выталкивала из себя горящих людей и тут же всасывала их
обратно. В эту карусель со всех сторон летели трассы, длинные кудрявые
побеги реактивных гранат. Долбили, взрывали, выковыривали из горящих машин
огненный мусор, колючие букеты, составленные из раскаленной проволоки и
угольно-красных цветков.
выбегали гранатометчики. Стоя или падая на колено, направляли трубы с
заостренными, похожими на корнеплоды гранатами в центр площади. Стреляли,
вгоняя в скопление техники жалящие дымные клинья. Гранаты протыкали броню,
взрывались внутри тяжелыми ухающими ударами, отрывая и отбрасывая люки,
вышвыривая столбы света, истерзанную плоть, липкие, летящие по воздуху
языки.
выбегали другие. Падали на колено, наводили трубы на площадь, вгоняли в нее