списка Народного Ополчения. Много их там, гавриков? У-у-у! На твой век,
Петя, хватит.
Он дошел до перекрестка и остановился, размышляя, куда идти дальше.
- Эй, ты! Топай сюда! - начальственно крикнул парень у черного "БМВ". -
Денег хочешь?
Тон Петру не понравился, еще больше ему не понравилась уверенность
постороннего человека в том, что он нуждается в деньгах, однако он в них
действительно нуждался.
- Чего тебе?
- Не "тебе", а "вам". Тьфу, ну вы, бомжи, оборзели! Толкнуть надо. До
заправки. Во-он там. У тебя мышцы остались или пропил все? Короче,
десятка. Взялся. Быстренька!
На молодом парне были превосходные брюки и симпатичная пестрая рубашка.
Петру захотелось иметь такую же - он как раз спохватился, что сам одет с
чужого плеча, да и бланш под левым глазом наверняка успел налиться всеми
цветами радуги. Бомж и есть.
- За десятку сам толкай.
Владелец "БМВ", собравшийся было сесть за руль, многозначительно замер.
- Гордый пролетарий? Сельская интеллигенция? Две. Две десятки, но за это -
бегом. Чтоб ветром сдувало. Ферштейн?
- Маловато. - Петр не приблизился к машине ни на шаг, но и уходить тоже не
собирался.
- Сколько ж тебе надо, гегемон?
- Полштуки грина. Это долг отдать. И еще на жизнь.
- Ладно, клоун. Даю тридцать. Не за хамство, за находчивость.
- Сто рублей, и меняемся рубашками. Тот попытался изобразить гомерический
хохот, но хохот вышел так себе.
- А зачем мне твоя? В ней, наверно, блохи живут.
- Не ходить же тебе с голым пузом, - резонно ответил Петр. - Не на пляже.
- Сам нарвался, бомжара, - тихо сказал парень.
Прохожие, предчувствуя конфликт, заторопились на другую сторону, а
некоторые из пытливых пристроились возле троллейбусной остановки.
Человек в красивой рубашке расстегнул золотой браслет и опустил часы в
задний карман, затем снял с круглого лба солнцезащитные очки и бережно
положил их на приборную панель.
"Сам нарвался, - молча подумал Петр, занимая стойку. - А часы хорошие,
"Картье". Если выгодно толкнуть, можно всю больницу у Клана выкупить. И
устроить карнавал - прямо на Красной площади. Нуркину понравится.
Нет, - решил он. - Психов тревожить не станем, часы для другого
пригодятся. Я по ним время засекать буду - что и во сколько вспомню. Скоро
вечер. Скоро начнется".
- Давай, мил друг, не томи, - сказал он обладателю золотых "котлов" и
модной рубашки. - Без тебя дел по горло.
Сначала Костя решил, что это всего лишь похмелье - тяжелое и безобразное.
Потом понял: нет. Нет такой похмелюги, чтоб своя постель была неудобной,
чтоб родная жена казалась посторонней бабищей, а на лице у нее
обнаружилось столько изъянов, что и для посторонней непростительно.
Вылезая из-под одеяла, Константин приготовился к тошноте и головной боли,
но организм был абсолютно свеж. Да и то сказать - двести грамм! А все же
свалило вчера, прямо под корень срезало. И, уже заходя в ванную и
одобрительно проводя пальцами под носом, Костя сообразил: не его вчера
свалило. Другого кого-то. Того придурка, что отпустил немыслимые усищи,
что таскался в школу - три раза в неделю, ну и получал соответственно. А
дома - тоже получал, от этой обезьяны под названием жена. Вот житуха,
елы-палы!
- Костя! Чайник поставь!
- Чего ты там крякаешь? - зло бросил Константин, выдавливая из тюбика
зубную пасту. - Сама и поставь! И вообще, кто должен завтрак готовить?
Почистив зубы, он густо намылил лицо и с удовольствием побрился, особенно
тщательно выскоблив верхнюю губу.
Настя встала рядом и жалостливо прислонилась к дверному косяку.
Растерянная, растрепанная, толком не проснувшаяся - глаза как щелочки, на
щеке красные складки от подушки... Тьфу.
- Кость, ты чего?
- А чего?
- Орешь с утра.
- А ты? "Поставь чайник"! Не видишь, я занят?
Ругаться он не собирался, но в то же время не понимал, как тот, усатый, до
сих пор ее не придушил. Это ведь не только сегодня, это каждый день:
"Поставь чайник", "Помой посуду", "Сходи в магазин". Зараза...
- Ты что, Костя? - повторила она, повысив голос. - Ты что, дружок? Ты на
кого орешь, кобель? Думаешь, я все забыла? Простила?! Где вчера шлялся?
- Заглохни, мымра, - не отрываясь от бритья, буркнул Константин и
вытолкнул ее в коридор.
- К-как... к... как... - закудахтала Настя, вцепляясь в ручку и оттягивая
дверь на себя, - Костя водил станком вокруг кадыка и боялся отвлечься. -
Как ты?.. Как ты назвал?! Кого - меня?!
- Коня! - огрызнулся он. - Не дергай, а то порежусь. Кофе свари.
Настя сделала несколько глотательных движений и, ничего не ответив,
удалилась. Константин закончил бритье, потом критически ощупал горло и
намылил его по новой.
Умывшись и отметив, что полотенце пора бы постирать, он вышел на кухню и
сел за стол. Жена, затевая какую-то нервную игру, вела себя подчеркнуто
спокойно: сделала бутерброды, разлила по чашкам кофе, поставила рядом
сахарницу. Сама уселась напротив.
- Мы начинаем новую жизнь, - сообщила Настя.
- Ну-ну.
- Мне все надоело. Твое образование, твоя работа, твои ученики... Это
раньше было престижно, а теперь другое. Раскрой глаза! Времена изменились,
Костя, и уже давно. Переждать не получится, Потому что ждать нечего. Людям
безразлично, кто ты, им важно, сколько у тебя денег. Надо зарабатывать,
понимаешь? А все твои "Волга длинней Миссисипи"...
- Миссисипи длинней, - спокойно возразил Костя. - Ну, продолжай.
Настя тяжело вздохнула и отодвинула чашку.
- В общем, так, - сказала она после паузы. - Мне все равно. Где, каким
образом - это твое Дело. Деньги должны быть. Я не требую миллионов, но и
копейки считать больше не стану.
- Короче, ультиматум.
- Да. Выбери, что тебе дороже.
- Получается, ты дороже. Ученики денег не требуют. Успокойся, это шутка.
Сколько тебе надо?
- Ox, ox, крутой! Сейчас достанет лопатник и отслюнявит - капризной жене
на булавки!
- Я спросил. Сколько?
- Не знаю. Чего прицепился? Заработай хоть что-нибудь, а там видно будет.
- Хорошо.
Костя встал из-за стола и пошел обуваться.
- Ты куда?
- За деньгами.
- Грабить, что ли, собрался?
- Ты же сама сказала - мое дело.
"Грабеж - это когда у живых, - подумал Костя. - А когда у мертвых - это
как-то по-другому называется. Неважно. Хватит чистоплюйничать. Рыцарь
нашелся. Нужны бабки? Будут". Сколько он их оставил на квартирах у
приговоренных? Дурацкие принципы. Они для этой жизни не годятся. Для
какой-то другой - может быть. Но другой у него нет.
- У меня тоже условие, - предупредил он. - Я изменюсь, но и тебе придется.
Начнем с фигуры. Что-то я давно не видел твоей талии.
- Талии? - беспомощно улыбнулась Настя.
- А главное - грудь. У тебя должен быть третий размер, на худой конец -
второй.
- Второй размер? - переспросила она.
- Лучше все-таки третий. Такая, как сейчас, ты можешь устроить учителя
географии, но человек с деньгами найдет себе поприличней.
Костя специально не выбирал слов или, напротив, выбирал - те, что быстрее
дойдут.
- Как же я?.. - растерянно пролепетала она.
- А я - как? Старайся, работай над собой.
- Смеешься, - с облегчением молвила Настя. - Я, наверно, слишком жестко...
но и ты пойми, ведь трудно же...
- Я понял, понял, - кивнул он, надевая ветровку и проверяя по карманам
ключи.
- Ты скоро?
- Как получится.
- А все-таки зачем ты сбрил усы?
- Так ведь новая жизнь.
С ветровкой Константин явно погорячился - солнце, несмотря на ранний час,
припекало вовсю, к обеду могло раскочегарить и до тридцати. Возвращаться,
однако, не хотелось. Не из-за глупой приметы, а потому, что дома - жена и
трудный разговор. Этого он не любил.
Пройдя квартал, Костя свернул во двор и направился к трухлявому, как пень,
трехэтажному дому. Благородная дамочка с пуделем посмотрела ему вслед и
презрительно отвернулась. В доме остались лишь два одиноких пенсионера да
многодетная семья, и если кто-то заходил в подъезд, так только затем,
чтобы выпить или, наоборот, отлить.