Чтение 16–й страницы книги ~Слой~

унесся влево, и за пыльным стеклом заплясали бесконечные кабели. Через
долгие две минуты из темноты вынырнула следующая станция. Константин
прикинул, сколько придется ехать назад, и закручинился - приближался час
пик с давкой, взаимными укорами и вечной московской бестолковщиной.
Едва створки раздвинулись, он бросился из вагона - напротив, быстро
наполняясь пассажирами, стоял встречный состав. До середины платформы
Костя добрался относительно легко, но в центре его остановили, затолкали и
потащили в сторону. Он злился и проклинал, но бороться с толпой было
бесполезно - его несло вдоль поезда, в котором уже прозвучало
бесповоротное "двери закрываются".
"Люди, вы стадо, - с глухим раздражением подумал он. - Вас бы на подводную
лодку во время пожара".
Идея Косте настолько понравилась, что он на мгновение перестал
сопротивляться и побрел вместе со всеми к эскалатору. Попадая в метро, он
начинал искренне ненавидеть человечество, однако к столь радикальной идее
пришел впервые. Да, на подлодку. И обязательно с пожаром - чтоб в суматохе
друг друга передавили. Чтоб на дно - всем стадом.
Константин поразился, как это легко - желать чужой смерти. Он давно знал,
что не любить для человека так же естественно, как любить, но, воспитанный
в духе гуманизма, старался держать подобные знания где-то глубоко, на
нижних полках. Теперь же, взбесившись от коллективной тупости
пассажиропотока, он дал волю самым черным фантазиям, вновь и вновь
представляя себе людей, мечущихся по тесным каютам. Войдя в азарт, он даже
не заметил, как легко и правдоподобно его воображение рисует внутренности
подводной лодки. Словно когда-то, давным-давно, а может, и в другой жизни,
эти внутренности были для него домом.
Перебегая взглядом от одного пассажира к другому, Костя мысленно ставил их
в различные затруднительные положения и так же мысленно улыбался... Пока
не заметил в толпе новое лицо.
Это был он, его командир. Его родной сотник - человек, вытащивший Костю из
дерьма, подаривший ему первый автомат и цель в жизни. Научивший презирать
смерть. Убитый в уличном бою.
Если б Костя не видел этого сам, он бы, наверно, не поверил. За сотником
ходила слава бессмертного, заговоренного против пули и ножа и даже против
насморка. Странно, но командир и впрямь никогда не болел. А три месяца
назад... Или два?.. Проклятая память!..
Они сидели в бэтээре, и их можно было достать только гранатой. Сотник
вылез из люка. Его предупреждали насчет снайперов, но он их никогда не
боялся. Высунулся почти по пояс и раздавал приказы - за броней шли два
отделения. Ему было важно, чтобы сотня все сделала правильно и не подвела
соседей. У него было развито чувство долга. И еще - нюх. Но иногда нюх
отказывал... Костя не сразу сообразил, что вспышка за смотровым окном -
это взрыв. Он принял ее за что-то другое, хотя ничего другого на Кузнецком
быть не могло.
Просто разум не мог смириться... Он еще спросил у сотника, откуда
фейерверк, и, когда тот не ответил, потрепал его за брючину. А сотник
сполз в кабину. Он был мертв - уже секунд десять, но почему-то продолжал
стоять. И у него не было лица. Совсем не было.
- Петр! - позвал Костя.
На него посмотрело сразу несколько человек, но сотника среди них не
оказалось. Померещилось?
- Петр!! - крикнул он.
Люди шарахнулись в стороны, кто-то принялся язвительно шутить, но Косте
было не до условностей. Он отчаянно рвался туда, где только что стоял
сотник или кто-то чертовски на него похожий. В этом вряд ли был какой-то
смысл, ведь он сам все видел - тогда, на Кузнецком, но надежда на чудо,
скверная черта русского характера, заставляла его пробиваться сквозь
потную гущу дальше, к переходу на Кольцевую. Чем энергичней он работал
локтями, тем скорей ему уступали дорогу, а всякие красноречивые
покашливания его не волновали. Он был один - в целом мире, и он готов был
с этим миром сразиться, лишь бы догнать своего сотника.
- Петр!! Ты где?! - исступленно заорал Костя. Теперь обернулись все, и он,
пользуясь возникшим оцепенением, бешено завертел головой. Взгляд на миг
выхватил из толпы знакомый профиль: покатый лоб, убегающие на затылок
волосы, нос картошкой, круглый старушечий подбородок - все рубленое,
контрастное, как на черно-белом снимке. Нет, это не Петр. Конечно, не он,
это чья-то чужая морда, но почему она его так зацепила?
Константин моргнул, и морда исчезла, а через один удар сердца он уже не
мог с уверенностью сказать, действительно ли там кто-то был или это ему
пригрезилось. Стадо пришло в движение, и Костя понял, что никого не найдет.
Матеря себя за то, что отвлекся, он отступил к колонне. Если б он смог
встретиться с сотником... Но как? В мире с действующим метро многое было
по-другому. Многое находилось не на своем месте - члены Чрезвычайного
Правительства работали черт знает кем, а от Народного Ополчения осталась
лишь одноименная улица на "Октябрьском поле". Две трети черного списка он
совершенно спокойно разыскал через справочное бюро на Киевском вокзале, но
адрес Петра не спросил - он помнил его сам. И, конечно, ни разу к нему не
ходил. К кому идти, если Петра убили?
А если нет?
Костя решительно вышел из-за колонны и влился в реку, текущую к
эскалатору. Час пик - не лучшее время для поездок, особенно с двумя
пересадками. До "Арбатской" он доедет и на тачке. В кармане похрустывали
плотно сложенные четыре сотни, деньги, происхождение которых его так
тревожило - совсем недавно. Давно. Это было давно. И, главное, не с ним.
Тот малахольный географ удавится, но на тачку не разорится, а он, Костя
Роговцев, может себе позволить. Тем более за счет беллетриста Валуева,
царство ему небесное.
Машин в городе было пруд пруди, и на такси получилось еще дольше, зато с
комфортом. Показывая, где свернуть, Костя на всякий случай пояснил:
- У магазина "Мелодия".
И по привычке добавил:
- Который взорвали прошлой зимой.
- Чего взорвали? - оторопел водитель.
- "Мелодию", - буднично ответил Константин. - Или у вас не взрывали?
Значит, это только у нас.
Таксист поцокал языком, но промолчал. Он на своем веку слышал и не такое.
Костя велел остановиться у красной кирпичной школы с чудным номером "1234"
и, заплатив сверх оговоренной суммы, зашел в подъезд старого пятиэтажного
дома.
Сердце забилось сильней и чаще. Шансов было немного, но если он все же не
обознался, если Петр жив... Что из этого следует. Костя так и не решил -
он уже стоял у двери и давил на звонок. Лишь успел довести сладкую мысль
до конца: если сотник жив - это здорово.
- Вы к кому? - осведомились из-за цепочки. Ну да, правильно. Петр обитал в
коммуналке.
Это в отдельных квартирах спрашивают "Кто там?", а в коммунальных - "К
кому?". Большая разница.
Константин рассмотрел жестяную табличку над звонком - в списке значилось
шесть фамилий, но Еремина среди них не было.
- Я к Петру, - сказал он.
- Нет у нас никаких Петров, - недружелюбно отозвался некто, скрывавшийся
за дверью.
- Откройте, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить.
- Нет у нас Петров, и говорить не о чем, - отрезал жилец.
В узкую щель был виден только кусок коридора и волосатое предплечье с
бледной татуировкой "Сахалин 1957-1961". Не позволяя захлопнуть дверь,
Костя выставил вперед ногу.
- Мне бы на два слова...
- Толик, что там? - раздался женский голос.
- Петю какого-то... С утра по телефону голову морочили, а теперь вон
приперлись. Здрасьте.
- Небось опять к Петуховым.
- Да уж не ко мне, - поддержал Толик с Сахалина. - С этими Петуховыми
никакого покоя. Базар, а не квартира.
- То у них племянники, то студенты психованные, то этот... полтора месяца
околачивался.
- Норкин, - с фальшивым почтением подсказал Толик-Сахалин. - Ты с ним на
"вы" и за ручку! Два образования высших, не смотри, что из себя мухомор.
Соседка неохотно гыгыкнула и, судя по звуку шагов, удалилась. Костя
постоял еще несколько секунд, пока до него наконец не дошло.
- Норкин? Может, Нуркин? - спросил он, потешаясь над собственной
наивностью. Надеяться на случайную встречу в десятимиллионном городе -
это...
- Во-во, Нуркин, - чему-то обрадовался Толик. - Ты тоже к Петуховым? Не
пущу. Нет их. Вот на лестнице и дожидайся.
- Хорошо, - легко согласился Константин. Он взялся за дверь и изо всех сил
дернул ее на себя. Цепочка от подвесного унитаза лопнула, и Костя, ткнув
негостеприимного соседа в солнечное сплетение, переступил через порог.
- Ты что это?.. - растерянно молвил Толик-Сахалин. - Ты драться, да? Ну я
тебе щас...
Крепкий мужик в тренировочных штанах и майке на бретельках сжал кулачище и
разудало, с каким-то бесшабашным "ы-ыых" размахнулся. Костя одобрительно
кивнул, но за мгновение до прилета кулака нырнул в сторону. Одной рукой он
перехватил запястье, а другой легонько, без особых затрат ударил по
Толиному локтю. Сахалинец послушно упал на колени.
- Кто еще дома?
- Мы только, - простонал тот. - На работе твои Петуховы. Руку отдай,
сломаешь!
- Как бабу зовут? - спросил Костя, помогая ему подняться.
- Лиза.