- "Мы"?
- Наш опыт для него будет сто крат полезней, чем эта ахинея.
- Немаляев - враг.
- Твой враг - это режим, построенный Нуркиным. А дядюшка... он не такой.
- Понятно. Ты с ним поссорилась и, чтобы реабилитироваться, хочешь
вернуться с трофеем. Тетрадки Бориса тебе показалось маловато, и ты решила
перетащить меня.
- Дурак, - грустно сказала Людмила. - В этом слое он убил моего отца.
Давно, я была еще ребенком. Поэтому я и уговорила Настю остаться с вами.
Но теперь... Ты знаешь, что происходит вокруг. Неделя-две, и все рухнет.
Выйди на улицу и посмотри на людей. Они сошли с ума.
- А Немаляев - спаситель. Да?
- Назови другого, я буду рада.
Она легко, без помощи рук поднялась и открыла форточку. Костя невольно
залюбовался ее фигурой и почему-то вспомнил себя в больнице. Вспомнил
одиночество и безысходность. Здесь Людмила тоже была одна - с Настей из
так называемого дружественного клана и чужим дядей Сашей. То, что она
говорила, имело смысл, но Константина по-прежнему что-то смущало.
- У меня была тысяча возможностей вас прикончить. Всех. И сейчас тоже. -
Она задрала блузку и продемонстрировала дамский пистолет, приклеенный
скотчем прямо к телу.
"Она ведь и вправду могла меня убить, - подумал Константин. - И не сделала
этого. А я мог бы рассказать сотнику о том, чья она племянница. И
промолчал. Видимо, по той же причине".
- Когда ты с ним свяжешься?
- Я пытаюсь. Но вор в законе - не химчистка, в телефонном справочнике его
номера нет.
- Он есть у Петра.
- Знаю. Но надо подождать.
- Чего? У моря погоды?
- Не сегодня, - выразительно проговорила Людмила.
- У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.
Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение,
что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав - уже
предал. Внутри. Не Петра и не сотню - саму идею. За которую он,
собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.
* * *
- Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли
дело север - чистота, простор! - Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и
наполнил янтарной жидкостью бокал для лимонада. - И пьете вы как
французики. Скурвились совсем.
Он поднес бокал ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.
- Устроился нормально? - спросил Нуркин.
- Нормально, - отмахнулся тот. - Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не
видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!
- Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.
- А-а! Ничего, - скривился Кокошин. - Полковник. Командир БРП, женат. Вот
с женой мне не очень...
- "Бээрпэ" - это что? - перебил его Нуркин.
- Береговой ракетный полк.
- Ракеты, э-э...
- Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядерную
голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно
не улетит.
- Жаль, - признался Нуркин.
- И не говори.
Кокошин наполнил второй бокал и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в
себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и
поражался, куда все делось? Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким
пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин
за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей
неотесанностью, сознательно выставлял ее напоказ.
"А на хрена ты мне нужен, дорогой", - глядя на него, подумал Нуркин. И сам
себя огорчил: нужен. Времени оставалось всего ничего. По его прикидкам,
через пару недель в крупных городах должны были подняться волнения. Всего
же нынешней власти он отмерил два месяца. Это был предел. Осенью страна
превратится в огромный сумасшедший дом, а у него еще не сформировано
теневое правительство. Кроме себя, богоподобного, народу показать некого.
- Министром обороны потянешь, - утвердительно спросил Нуркин.
- Влад, мне бы старую должность. Армии я в этом мире нахлебался во. -
Кокошин провел пальцем по краю стакана. - Мне бы попроще что-нибудь. Я
ведь помню, как ты Ефимова по ночам будил, через день в Кремль таскал. Мне
такого счастья... - Кокошин сложил губы куриной гузкой и издал характерный
звук.
- Как же ты со своей инертностью до полковника дослужился?
- А человек я хороший, - скромно потупился собеседник.
Это Нуркин знал. Кокошин был предан, как пес, а такое качество ценилось
везде. Ему можно было довериться и потом не жалеть об этом. На него можно
было опереться - всегда. Некоторые принимали это за настоящую дружбу.
Нуркин давно понял, что такая черта характера - всего лишь неумение жить
без хозяина.
- С культуркой у меня здесь, конечно, небогато, - посетовал Кокошин. -
Представляешь, дочка спрашивает: "На дне" - это про что? А я - убей, не
помню! Сказал, про подводников. Когда чувствуешь себя дубиной, остается
только шутить.
- Ты, наверное, слывешь большим остряком.
- А? Давай-давай, подкалывай. Меня не щиплет. Я-то знаю, что к чему. Я
этого полковника ношу как китель. Снять, правда, не удается.
- Других военных у меня нет, - резко произнес Нуркин. - Сашок с армией
справится, но у него и без этого дел полно.
- Есть кандидатура, - сказал Кокошин. - Человек с размахом. И с
интересными идеями.
- Откуда?
- Он местный. Генерал-лейтенант, служит в штабе округа.
- Я понимаю, у тебя здесь новая биография, новые приятели, охота-рыбалка,
но...
- У него и к стратегическому оружию доступ есть, - невозмутимо произнес
Кокошин. - То, на что ты облизывался. Сорок восемь шахт. По графику на
боевое дежурство они заступают в сентябре.
- Поясни.
Кокошин сладостно вздохнул и откупорил следующую бутылку.
- Поясняю. Если вы с ним договоритесь - а вы договоритесь, за этим я и
прилетел, - то в сентябре мы получим полсотни ракет с веселой начинкой.
Перенацелить и произвести пуск нам никто не даст, это все из центра
делается. Но нам ведь достаточно угрозы пуска, а это организовать легко.
Система создавалась в начале семидесятых, с тех пор ее только поправляли -
на полную замену денег не было. Представляешь, насколько она устарела!
- Погоди. Один генерал-лейтенант?..
- Само собой, не один. Настроения в армии сейчас конкретные, спичку поднес
- полыхнуло. Несколько лет назад кто-то еще надеялся на лучшее. Последний
оптимист, которого я знал лично, застрелился в прошлом году. Молодые в
армию не идут, стариков сокращают. А самое обидное - железки ржавеют! Ради
них весь Союз жопу рвал, а теперь на металлолом пилят. За такую реформу не
то что к стенке...
- Хорошо, - кивнул Нуркин. - Сколько народу?
- Вокруг него? Человек пятнадцать наберется. А по сигналу половина армии
встанет. Нужна только "Аврора".
- Если я правильно понял, "Аврора" у нас уже есть.
- Будет, Влад. В сентябре.
- Давно ты знаком с этим генерал-лейтенантом?
- Он мой старший брат. Здесь у меня завелся брательник.
Нуркин присвистнул и, вторя Кокошину, ливанул коньяка в бокал.
- Что же ты сразу?.. Хотел посмотреть, какую я тебе должность предложу?
Несолидно.
- Министр просвещения, - напомнил Кокошин.
- Просвещения, - без раздумий согласился Нуркин. - А послушай-ка...
перевести угрозу пуска в реальный пуск - это...
- Практически невозможно, - заверил Кокошин и вдруг увидел на лице
собеседника что-то похожее на разочарование. - Влад! Ты в своем уме?! Это
же ядерное оружие! Над шахтами висят натовские спутники. Старт засекут, и
тогда...
- Успокойся, я просто так спросил. Я рад, что все под контролем и что наша
"Аврора", как полагается, заряжена холостым.
- В холостой "Авроре" две с половиной мегатонны, - возразил Кокошин. - И
"Аврор" этих - сорок восемь штук. Не вздумай спрашивать "просто так" при
брательнике. Больше всего на свете военные не любят войну. Это я тебе
говорю как полковник.
- Да что ты разошелся? Нет так нет. Замяли. Давай по последней.
Нуркин разлил остатки коньяка и, не чокаясь, выпил.
- Как ты умер, помнишь?
- А?
- Если ты еще не в курсе: прежде чем попасть сюда, мы все умерли.
- Это естественно, - отозвался Кокошин. - Нет, я не помню. Может, во сне?
- Счастливчик, - проговорил Нуркин, разжевывая лимон. - Меня вот в тачке
взорвали, а Сашка вообще на самолете...
- Я знаю. Я же вас пережил.
- Тьфу, да. Трудно привыкнуть. Кстати. Немаляеву о ракетах говорить рано.
Это еще вилами по воде писано, зачем человека обнадеживать?