- Кушать хотелось.
- Смешной ты человек, Костя.
- Ага. Ваше Чрезвычайное Правительство так смеялось, так смеялось...
- Ты не тех казнил, кого надо. Кокошина вы почему не ликвидировали?
- Руки не дошли.
- Руки! Стало быть, короткие они у вас, - проворчал Немаляев, - Валуева ты
не пощадил. У меня все бойцы его книжками упивались. К Маркесу их не
приучишь, так хоть этого, чтобы буквы не забыли. А с Кокошиными, видно,
самому решать придется.
- Кокошины? Он что, не один?
- Там два брата-акробата. Такое замутили... Немаляев прошелся по комнате
и, хищно схватив тетрадь, раскрыл на середине.
- Дядя Саша, там порожняк.
- "Порожняк"? Ты что, из этих, из... - Он стремительно приблизился к
Людмиле и взял ее за подбородок. - Смотри у меня! Ведь выпорю, я тебе не
матушка. Ладно, с тобой еще успеем. А к тебе, Костя, у меня
длинный-предлинный разговор.
- Длинного-предлинного не получится, я так, на часик заскочил. Чаю попью,
и обратно.
- Он ко мне заскочил! Ко мне, милый ты мой, приползают.
- А я заскочил, - упрямо повторил Константин.
- Роговцев, а может, тебя грохнуть? Как ты писателя - фьють в окошко.
- Дядя! - с укором воскликнула Людмила.
- Это дядя шутит, - пояснил Костя. - Вы же Сан Саныч, романтик. Человек с
идеалами, - вы разительно добавил он.
- Гм, с идеалами... Это кто тебе сказал? Лешка?! Ты где с ним?.. Он здесь,
в нашем слое?
- Он на Родине. Да, Алексей Евгеньевич, его так звали.
- Дочка у него на пироги мастерица, - душевно произнес Немаляев. - С яйцом
и капустой особенно.
Добряк в больнице на врал. Сан Саныч действительно помнил старых друзей.
Немаляев прочитал несколько строк и судорожно перевернул страницу.
- Если вы надеетесь, что Борис написал учебник "как свалить из ада и
поселиться в раю"... а вы надеетесь... Так вот, зря. К сожалению. Надо
остаться и благоустраивать. Благоустраивать ад, Сан Саныч.
- Костя, что ты хочешь взамен?
- Мы уже поменялись.
- Ты объяснишь, как отсюда уйти, и я уйду, - настойчиво повторил Немаляев.
- По-моему, это хорошая сделка. Здесь я вам мешать не буду. Банкуйте.
- Некому, - ответил Константин. - Некому, кроме вас, Сан Саныч.
- Ты же знаешь, как это сделать!
- Знает только Борис, но мы с Петром его давно закопали. Кстати, первое
условие: сотника вы тоже не тронете.
- "Тоже"? - с сарказмом переспросил Немаляев. - Первое условие? Условие
чего?
- Мирного договора. За этим я, собственно, и пришел.
Сан Саныч скрестил руки на груди и уставился в окно.
Людмила исподтишка улыбнулась Косте и полезла за сигаретой, но сумочка
была пуста.
- Так как насчет чая? - осведомился Константин. - И сотника.
- Пусть сам выбирает. Единственное, что я могу тебе обещать.
- А наш договор?
- Благоустраивать ад... - печально произнес Немаляев. - Мне надо подумать.
Он сел в кресло и нажал на кнопку. Часть стены Развернулась, и из смежной
квартиры вошла симпатичная девушка. Склонившись так, что в декольте было
видно все, до самого пупка, она катила перед собой низкий сервировочный
столик. На столике был чай.
* * *
- Ты про аварию смотрела? - обратилась одна телефонистка к другой.
- С Горшковым? Который магнат?
- Ну да. Как это он разбился? Небось пьяный был.
- Магнаты сами по себе не разбиваются, - многозначительно произнесла
вторая. - Там еще говорят, деньги кругом валялись. Деньги, деньги весь лес
в деньгах.
- И еще с ним этот был...
- Да, да. Этот, как его?..
Кокошин иронично посмотрел сквозь перегородку - обе женщины были одеты в
застиранные блузки, такие же похожие, как серые лица телефонисток. Он
давно заметил, что чем человек беднее, тем ближе к сердцу он принимает
беды магнатов.
- Забыла фамилию.
- А, ты о нем? Сейчас... Мурманск - третья, - сказала она в микрофон.
Кокошин зашел в кабину и, закрыв стеклянную дверь, снял трубку.
- Здорово. У меня все в порядке. А у тебя?.. Ясно... Погода? Жарко. Да,
виделся тут с одноклассником. Ездили на дачу. Шашлык был... И даже
вкуснее, чем думал. Да, такого шашлыка мы с тобой еще не ели.
Он помолчал, давая абоненту усвоить информацию. Насчет шашлыка его поняли
правильно.
- А?.. Тетя Рая?.. Тетя Рая в порядке, - сказал Кокошин.
Это означало, что звонок не контролируется. Теперь, после соблюдения
условностей, можно было просто поболтать.
- Как там мои? Ты к ним заглядывал?.. Что-о? Кавалер?! Ей же только
четырнадцать! Ну, девка!.. Погодите, вот я прилечу...
- Хабаровск - четвертая, - объявила женщина. Молодой человек, нетерпеливо
топтавшийся у стенда с поздравительными открытками, влетел в узкую будку и
завопил:
- Алле! Алле, Маша! Алле!!
Ожидающие на переговорном пункте недовольно переглянулись. Каждый подумал
об одном и том же: эти приезжие всегда чем-то выделяются. Все дело в
недостатке воспитания.
- Маша, Маша! Алле!! - надрывался молодой человек. Потеряв терпение, он
два раза треснул по аппарату.
- Эй! Чего долбишь? - крикнула телефонистка. - Ты что, с гор спустился?
Если не слышно, подожди, я второй раз соединю.
- Да нет у меня времени, - взмолился он, выбегая из кабинки. - Поезд! Я
лучше с вокзала.
- Вызов отменить, что ли? - рассердилась она. - Сами не знают, чего хотят.
Молодой человек забрал в окошке деньги и опрометью выскочил на улицу.
- Смоленск - шестая, Рига - первая, Брянск - восьмая, - подряд назвала
женщина. - Кто с Мурманском говорил? Гражданин, вы где? Третья!
- Да он там еще, - сказал кто-то. - Третья занята.
- А что он, заснул? Связи-то нет уже. Гражданин! Позовите его.
Мужчина в очках-линзах подошел к третьей кабине и тактично постучал.
Кокошин неподвижно сидел на откидном стульчике. Мужчина постучал еще -
Кокошин не шевелился.
- Похоже, заснул, - беспомощно улыбнулся очкарик и наконец осмелился
открыть дверцу.
Он тронул спящего за плечо, и тот, не меняя позы, вывалился наружу. Черная
рубашка Кокошина промокла от пота - но только на спине и каким-то странным
пятном неправильной формы.
Позже в фанерной перегородке между кабинками нашли два маленьких отверстия.
- Да лет семнадцать... - сказала плачущая телефонистка.
- Худой, сутулый, волосы немытые... - добавила вторая.
- Деревня - он и есть деревня... В протокол занесли: "Особые приметы
отсутствуют".
* * *
- Не горячись, - успокоил брата Кокошин. - Четырнадцать лет - возраст
нормальный. Главное, чтоб до постели не дошло, а в подъезде потискаться -
это можно. Вспомни себя-то! Алле... Алле, ты меня слышишь? Алле!
Он подул в трубку и, не дождавшись ответа, бросил ее на рычаг. Москву, как
всегда, отключили, но это было не страшно. Самое важное он уже знал. Тетя
Рая в порядке, а шашлык вкусный. Брательник сказал, такого еще не ели.
Похоже, все складывалось даже лучше, чем он планировал. Кокошин попытался
представить, как это - лучше, но у него не хватило воображения.
Сверху раздались знакомые аккорды. Он зарычал и с ненавистью уставился в
потолок. Каждый день жена соседа садилась за пианино и насиловавла жильцов
Рахманиновым. Больше всех страдал Кокошин. Инструмент стоял прямо над
большой комнатой, и он, как глухая бабка, был вынужден врубать телевизор
на полную - иначе фильм превращался в немое кино с тапером. Кокошин
пробовал немножко поскандалить, но наверху жил такой же генерал, только с
синим просветом на погонах. Летун. В случае повторной попытки авиатор
обещал спустить его с лестницы. Повторить наезд Кокошин не решился, лишь
сильней возненавидел журналистов, лопочущих о мифических генеральских
особняках. Те особняки, что он видел под Мурманском, принадлежали как раз
журналистам.
В музыкальный строй вклинился птичий фа-диез, и Кокошин, занятый своими
мыслями, не сразу сообразил, что это дверной звонок. Он традиционно
пожелал пианистке перелома пальцев и пошел открывать.
На площадке стоял мужичок в голубой форме с белыми полосками. На левом
кармане его рубашки блестела золотая нашивка "DHL".
- Здравствуйте, вам посылка.
- Да?.. Не знаю...
- Адрес ваш? Имя-фамилия? Все сходится. Распишитесь, пожалуйста.
- Откуда? - спросил Кокошин, принимая ручку с тем же логотипом, что и на
кармане.
- Сейчас посмотрим... - Мужичок заглянул в фирменную папку. - Из Москвы.