Болеслав Прус

Анелька

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Глава первая

Автор прежде всего знакомит читателя

с действующими лицами в твердой уверенности,

что так будет лучше

Анелька - красивая девочка, и притом не сирота я не нищая. У нее есть
все, что нужно для счастья - родители, ученая гувернантка, собственный
песик, - и живет она в деревне.

А деревня, особенно в летнюю пору, - самое подходящее место для детей.
Живут они там на воле, здоровые, и развлечений у них куда больше, чем в
городе.

На пространстве в несколько сот моргов их окружает великое разнообразие
картин, наполняющих юные души светлыми и мирными впечатлениями. За городом
небо - не полоска между домами, а бескрайний свод, который раскинут
милосердным богом над миром и опирается на колышущиеся поля. Здесь душистые
луга, прозрачные и холодные ручьи, в которых плавают стаи рыбок. Ветер, как
неутомимая нянька, баюкает светло-зеленые нивы, тихо напевая и забавляя их
пунцовыми маками и синими васильками.

Среди полей вьется тропка, по ней неторопливо идет ребенок в холщовой
рубахе и несет отцу в горшках еще теплый обед. Вдали - проселочная дорога,
где песок, истомившись от долгого лежания, время от времени вздымается
клубами и принимает вид путника, чтобы обмануть людей, работающих в поле.
Еще дальше тянутся поля картофеля, там дремлет пугливый заяц. На серых
перелогах, поводя ушами, мирно пасется скот, а совсем далеко, на горе, стоят
леса, с виду темные, суровые, а в глубине полные веселого шума.

Вдоль проселка двумя кривыми рядами хат протянулась деревня; несколько
поодаль видна обширная и богатая усадьба, окруженная большим садом.

В одном крыле дома под надзором гувернантки занимается Анелька, а на
выходящей в сад застекленной террасе играет возле матери ее братишка, Юзек.
Ему пока можно играть в часы, когда все трудятся, потому что он еще
маленький: Юзеку только семь лет.

Хорошо в деревне, где живет Анелька! Высоко над полями заливаются
жаворонки, с лугов доносится тихий звон кос, по дороге с криками бегают
загорелые ребятишки. Хорошо после уроков выйти с матерью и Юзеком в сад и
смотреть с холма на поля, луга, ручьи, дорогу и далекий лес.

Может быть, эти дети с законной гордостью скажут: все здесь вокруг,
насколько хватает глаз, - наше, создано мыслью и волей нашего отца; если бы
не он, не бывать бы тут такому изобилию и красоте!..

А может, никто из них и не взойдет на пригорок, откуда видно все
имение, чтобы не вспомнилось лишний раз, что лес продан и его скоро вырубят,
что косарей на лугах мало, для скота на перелогах нет корма, а поля плохо
возделаны.

Там и сям в помещичьей ржи бродит крестьянский скот. В лес, который
никто не сторожит, въезжают чужие телеги. Овины пустуют, службы обветшали, в
амбаре на прогнившем полу не найти и нескольких горстей зерна. В стойлах над
пустыми яслями ржут упряжные лошади; батраки слоняются по двору без дела, в
кухне ругань. Кто-то из конюхов кричит, что не станет есть кашу на ужин,
довольно с него на сегодня и двух раз. Другой жалуется, что хлеба дают
меньше, чем следует, да и тот пополам с мякиной.

Но где же ключница, почему не прекратит она свары на кухне? Кажется,
уехала зубы лечить в соседний городок, а может быть, подыскивает себе новое
место. Где приказчик или управляющий, почему они не надзирают за работой в
поле, не стерегут господское добро? Управляющий уже год, как взял расчет,
приказчик уехал в город по своим делам.

А где же сам хозяин имения?..

Это никому не известно. Он - редкий гость в собственном доме, даже в
эту пору года, когда соседи его по целым дням в поле. В последний раз отец
Анельки уехал десять дней тому назад улаживать дела. Недавно он договорился
о продаже леса и получил три тысячи рублей задатку. Но на лес этот
установлены сервитуты{233}, от которых помещик рассчитывает освободиться в
день святого Яна. Если крестьяне не откажутся от своих прав на лес, он его
продать не сможет и тогда лишится имения, - по правде говоря, порядком
обремененного долгами. Это немцы заключили с ним полгода назад такую сделку,
и он, беспечно смеясь, скрепил ее своей подписью, уверенный, что авось
как-нибудь все уладится.

Хорошее словечко "авось"! Но Анелька пока еще мало смыслит и в словах и
в делах.

Вот и теперь ее отец уехал кончать дело о лесе с крестьянскими
уполномоченными. И все устроил: в день святого Яна должен прибыть чиновник,
чтобы присутствовать при окончательном уговоре с крестьянами. Мужики как
будто согласны за отказ от своих прав на лес получить по три морга земли на
каждый двор, так что все будет в порядке.

По этой причине помещик, пан Ян, не торопился домой. Июнь был в
разгаре; так поздно в хозяйстве уже все равно ничего не наладишь. И он решил
сперва покончить с лесом, а потом уже приняться за остальное. Пока же ему во
что бы то ни стало нужно было повидаться с родственником, уезжающим за
границу, и дать несколько советов приятелю, который собирается жениться.

Помещик был человек беспечный. Так по крайней мере утверждали местные
педанты. Любое важное дело он готов был бросить ради приятного общества, а
чтобы оградить себя от беспокойства отдал бы все на свете. Какой-то
внутренний голос шептал ему, что все "образуется" без его участия: с детства
он привык к мысли, что людям его круга не пристало погрязать в труде и
будничных делах.

Развлекаться, блистать светскими талантами, острить и поддерживать
аристократические связи - вот в чем видел он смысл жизни. Иного он не знал
и, быть может, по этой причине за какие-нибудь пятнадцать лет спустил
собственное состояние, а теперь принялся за приданое жены.

Со временем (когда укрепятся пошатнувшиеся общественные устои) он
надеялся вернуть все. Каким образом? Если бы у него об этом спросили, он
только улыбнулся бы в ответ и перевел разговор на другое.

Людям его круга это было, как видно, понятно, а остальным все равно
недоступно. Так к чему же пускаться с ними в пустые разговоры?

Бывают семьи, где мужья, в силу своего воспитания и положения в
обществе, никогда не снисходят до прозаических дел, но их выручают жены,
энергичные и благоразумные. К несчастью, жена пана Яна этими качествами не
обладала.

Пани Матильда, мать Анельки, во времена цветущей молодости отличалась
незаурядной красотой, кротким нравом и всем тем, что ценится в высшем
обществе. Она умела одеваться, принимать гостей, играть на фортепьяно,
танцевать и болтала по-французски лучше, чем на родном языке. В первые годы
замужества она жила как в раю, муж обожал ее. Позже, когда "освященная
законом" любовь пана Яна к супруге несколько поостыла, пани Матильда повела
себя как примерная жена. Целыми днями сидела она дома и скучала, пытаясь
скрасить свое существование всеми доступными, но безусловно добродетельными
способами. В конце концов она стала хворать и вот уже три года жила, окружив
себя склянками с лекарствами.

Тем временем муж-вертопрах не сидел дома. Иногда он заглядывал домой и
просил жену подписать какую-нибудь бумагу. Та жаловалась ему на свое
одиночество, на отсутствие комфорта, но муж всякий раз обещал, что после
святого Яна все переменится к лучшему, и, успокоенная этим, она подписывала
все, что он хотел.

Крестьяне видели помещицу только в костеле. На кухне она никогда не
показывалась. Мирок ее был ограничен стенами дома да парком, куда она
изредка выходила. Пани Матильда принимала лекарства, оберегала себя от
простуды, вспоминала о былом блеске и скучала, - вот, чем была заполнена ее
жизнь. Она мирилась с таким существованием скорее из апатии, чем из
самоотречения.

Положения, в каком очутилась ее семья, она не понимала, о возможной
утрате имения не догадывалась. А когда дело дошло до того, что муж начал
закладывать ее драгоценности, она только плакала да упрекала его. Однако это
не мешало ей удивляться, почему у нее нет такого штата слуг, как прежде, а
также высказывать свои желания, как в былые, лучшие времена: "Купи мне это",
"привези то", "пригласи такого-то". Когда же муж этого не делал, она не
возмущалась и недобрые предчувствия ее не тревожили.

"Ясь не хочет для меня этого сделать", - думала она, даже не
предполагая, что Ясь не мог исполнить ее желания, потому что был близок к
разорению.

Под непосредственным влиянием матери рос Юзек. До четырех лет его
пичкали саго, манной кашей и сахаром, не позволяли часто выходить на улицу,
чтобы он не вспотел и не простудился, запрещали бегать, опасаясь, как бы он
не расшибся.

Благодаря такой системе воспитания ребенок рос хилым, а так как мать
его в то время как раз начала лечиться, то заодно лечили и его. За три года
мальчик научился кое-как болтать по-французски, на седьмом году жизни знал
уже вкус множества лекарств, считался - да и сам себя считал больным. От
природы и не особенно хрупкий, и не такой уж тупой, ребенок превратился в
существо скучное, трусливое, вялое и казался идиотом.

Он либо молчал, либо, как престарелый ипохондрик, толковал о своих
недугах. На посторонних Юзек производил странное впечатление, но домашние к
нему привыкли.

Его старшей сестре, Анельке, было тринадцать лет. Она появилась на свет
в ту пору, когда ее мама еще выезжала. Поэтому девочку отдали на попечение