Эдвард Радзинский

Нерон и Сенека

Несколько слов об авторе:

Во всех книгах Эдварда Радзинского - две главных героини. Первая -
История, величественная и безжалостная, порождающая героев и злодеев,
палачей и их жертв. И вторая - Любовь, которая на всех крутых поворотах
Истории помогает человеку оставаться человеком...

Граф Алексей Орлов и княжна Тараканова, Лжедмитрий и Марина Мнишек,
Николай II и Александра, Моцарт и Констанция - все они остались в памяти
людской не только как исторические персонажи, но и как люди, чья жизнь
была осенена знаком Любви. И даже мрачным тиранам Нерону, Ивану Грозному
и Сталину не было чуждо это возвышающее чувство, которое (кто знает!)
помогло им спасти в себе остатки человечности.

Произведениям Эдварда Радзинского присущи глубокий психологизм и не-
повторимый авторский слог. А его умение представлять читателю самые нео-
жиданные трактовки казалось бы всем известных событий вызывает восхище-
ние сотен тысяч поклонников его творчества.

Несколько слов о книге:

В книге Эдварда Радзинского - смелые авторские версии, оригинальные
трактовки исторических событий. Занавес над тайнами приподнят.

НЕРОН И СЕНЕКА

Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь розовый шелк, натянутый над
гигантским амфитеатром, тяжелые лучи падали на арену. Плавилась арена,
усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов...

Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная
бочка.

И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный юноша.
В золотом венце, в золотой тоге - совершеннейший Аполлон. Только вместо
сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич...

И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с бичом, понеслись крики
толпы:

- Да здравствует цезарь Нерон!

- Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!

Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст...

Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.

Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой улыбкой
старик смотрел вдаль - как тонул в сияющем озере солнечный диск.
Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева рука старика машинально
мяла свиток.

Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.

Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.

Была ночь, когда носилки со стариком, окруженные эскортом гвардейцев,
приблизились к Риму. Рим не спал в эту ночь. Толпы людей с факелами
заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.

В колымагах над головами толпы раскачивались в огромных клетках львы,
слоны, тигры, носороги... Грохот повозок, крики животных, улюлюканье
людей...

Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая занавесей, старик слышал
близкие голоса толпы:

- Тигр-то какой... у, тигрюга! Ишь, закрутился, как мышь в ночном
горшке!..

- Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее Сабине
и лев разглаживал ей морщинки языком... Чего хохочешь? Лев даже обедал
вместе с нею за одним столом!

- Указальщик мест сгоняет меня и орет: "Эти места для сенаторов... для
сенаторов!.. Так тебя разэтак!.." Тогда я сажусь на крайнее место - три
четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою... Но четвертью задницы
сижу - сижу на сенаторских местах!..

Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и грусть были на
его лице.

- С дороги! Прочь! - гремел где-то рядом голос трибуна. Потом глухо
ударили палки по человеческой плоти. Вопли избиваемых людей... И уже
побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда - где нависла
над вечным городом громада нового цирка.

Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу, сквозь когорты гвардейцев
носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти с
носилок. Прямой, величественный и гордый, старик неторопливо вышел на
арену...

В свете факелов, горящих на пустой арене, ждал его Аполлон с бичом.

Увидев старика, Аполлон бросился ему на грудь, обнял его. Это были
какие-то яростные объятия. Он будто душил старика - и лихорадочно
приговаривал, почти кричал:

- Сенека! Учитель! Сенека!..

- Нерон... Великий цезарь... - пытаясь вырваться из этих жестоких
объятий, бормотал старик.

Но Нерон сжимал его еще яростнее:

- Ну что ты... это для других я цезарь. А для тебя всего лишь твой
послушный ученик Нерон.

Наконец Нерон выпустил Сенеку из объятий, будто оттолкнул. Потом с
удивлением посмотрел на него. И, бесцеремонно приподняв край тоги, обнаружил
тунику и шерстяной нагрудник.

- Такая теплая ночь. А ты так укутался, учитель?

- Старость, Цезарь. Охладела кровь. И вечерами я надеваю две туники,
обмотки на бедра. И все равно...

Но Сенека не закончил. Из тьмы на арену вышел могучий немолодой мужчина в
тоге римского сенатора. За сенатором с серебряной лоханью в руках следовало
некое прекрасное существо: грива спутанных волос, огромные глаза и нежное,
тщедушное тело мальчика. Этакий Амур.

- Рад тебя видеть, сенатор Антоний Флав, - обратился Сенека к
гиганту-сенатору.

Но сенатор смотрел на Сенеку невидящими глазами. Нерон с каким-то
любопытством следил за сценой.

Возникла неловкая тишина, и Сенека неторопливо, величественно продолжал:

- Позволь мне приветствовать тебя, друг мой Антоний Флав, старинным
приветом, которым наши деды начинали свои наивные добрые письма: "Если ты
здоров - это хорошо, а я - здоров..."

И тогда Нерон поднял бич - и сенатор отчетливо заржал.

Ужас - на лице Сенеки. Но только на мгновение... И вновь лицо его стало
бесстрастным и спокойным.

- Ах, как повеяло нашей величавой римской древностью! - как-то светски
заговорил Нерон. - Как они умели ухватить главное: "Если ты здоров - это
хорошо". Именно - здоров, - Нерон усмехнулся, - то есть живой. Но одного не
пойму, учитель. Почему ты все время обращаешься к сенатору Антонию Флаву?
Где ты увидел здесь мудрого сенатора?

Сенека молчал.

- Может, ты видишь сенатора? - обратился Нерон к Амуру.

Амур, молча улыбаясь, удивленно пожал плечами и протянул серебряную
лохань сенатору. Сенатор начал торопливо, неумело поедать овес из лохани.

- Ты ошибся, учитель, - продолжал благодушно болтать Нерон. - Антоний
Флав - видный мужчина, его трудно не заметить. Да и что здесь делать твоему
другу и солнцу мудрости - сенатору Антонию Флаву? Сейчас ночь, и он
преспокойно храпит в своей постели. А здесь только я - твой ученик Нерон...
- И, улыбаясь, он кивнул на Амура: - Да вот еще - прелестная девушка. И вот,
- Нерон нежно улыбнулся и указал бичом на сенатора, - старый мерин.

И Нерон ударил бичом - сенатор торопливо заржал.

- Какой ужас, Цезарь, - воскликнул Амур, - ему на круп сел овод!

Нерон поднял бич, и сенатор показал, как он отгоняет хвостом овода.

- Отогнал, но очень неумело.

Нерон ударил сенатора бичом, и тот, будто винясь, опять покорно заржал.

- Как я рад тебя видеть, - продолжал как ни в чем не бывало светски
беседовать Нерон. - А как она рада тебя видеть...

И тотчас перед Сенекой дьяволенком запрыгал Амур.

- Ты, конечно, узнаешь это прелестное лицо? - добро улыбался Нерон.

- Конечно, я узнал его, Цезарь, - ответил Сенека. - Это твой раб -
мальчик Спор. За время моего отсутствия в Риме он подрос - и оттого пороки
на его лице стали откровеннее.

- Да что ж ты такое несешь, Сенека! - всплеснул руками Нерон. - Где ты
увидел мальчика Спора?! Подойди сюда, крошка.

Амур с ужимками подошел вплотную к Сенеке.

- Неужто так ослабело твое зрение, - продолжал сокрушаться Нерон. - Да
это же прелестная девушка! Вот - крохотная грудь... Вот - юные крепкие
бедра... Ну?.. Ты видишь девушку? Я спрашиваю!

Сенека молчал.

Нерон поднял бич - и тотчас заржал сенатор.

Нерон темно усмехнулся:

- В последний раз, Сенека... Перед тобою старый конь и юная девица...
Гляди внимательнее. Ты их видишь?

Глаза Нерона неподвижно смотрели на Сенеку. Но Сенека молчал по-прежнему.