теперь понимаю, почему вы взялись за револьвер, когда я поджидал вас на
улице и хотел заговорить с вами. Вы ничего другого и не могли сделать; но
я тогда не знал, что мое лицо, белое лицо, заставляло вас чувствовать свою
вину, несло вам осуждение... - Рот Джана остался открытым, но слова больше
не выходили из него; он шарил взглядом по углам камеры.
огромном колесе, которое буйные порывы ветра вертят то в одну сторону, то
в другую. Проповедник шагнул вперед:
нуждается в помощи, очень нуждается. Я - преподобный Хэммонд, сэр.
пользу, - сказал Джан, садясь и поворачиваясь лицом к Биггеру. - Я
научился глубже видеть людей. Я научился видеть многое, что раньше знал,
но успел позабыть. Я... я утратил кое-что, но кое-что и приобрел... - Джан
подергал себя за галстук, а в камере стояла напряженная, выжидающая
тишина. - Я понял, что вы, Биггер, вправе ненавидеть меня. Для меня теперь
ясно, что иначе и быть не может; это все, что у вас есть. Но, Биггер, если
я говорю, что вы вправе меня ненавидеть, это немного меняет дело, правда?
Я не перестаю думать об этом с тех пор, как я вышел из тюрьмы, и я пришел
к выводу, что по-настоящему меня должны были бы судить за убийство вместо
вас. Но этого нельзя, Биггер. Я не могу взять на себя одного вину за сто
миллионов человек. - Джан наклонился вперед и опустил глаза. - Я не
заискиваю перед вами, Биггер. И пришел я сюда не для того, чтобы
оплакивать вас. Я считаю, что всем нам, запутавшимся в сложностях этого
мира, ничуть не лучше, чем вам. Я пришел потому, что я стараюсь подойти ко
всей этой истории так, как мне подсказывает мое понимание. А это нелегко,
Биггер. Я... я любил девушку, которую вы убили. Я... я любил... - Голос
его прервался, и Биггер увидел, что у него дрожат губы. - В тюрьме, когда
я узнал про Мэри, мне было очень тяжело, и вот тогда я подумал обо всех
неграх, убитых белыми, обо всех, кого силой разлучали с близкими и во
времена рабства, и после. И я подумал: они терпели, значит, и я должен. -
Джан бросил сигарету и раздавил ее каблуком. - Сначала я решил, что это
все подстроено стариком Долтоном, и хотел убить его. Потом, когда я узнал,
что это сделали вы, я хотел убить вас. А потом я стал думать. И я понял,
что, если я отвечу убийством на убийство, так будет и дальше и это никогда
не кончится. И я сказал себе: я пойду и постараюсь помочь Биггеру, если
только он захочет.
неподвижно, сложив руки на коленях и каменным взглядом уставясь в пол.
Слова Джана казались ему странными; никогда раньше он не слыхал таких
разговоров. Все то, что говорил Джан, было для него настолько ново, что он
пока никак не реагировал; он просто сидел, глядя в одну точку, внутренне
недоумевая и боясь даже посмотреть на Джана.
продолжать вместе с вами борьбу, которую вы начали один. Пусть все другие
белые будут против вас, а я приду и встану с вами рядом. Слушайте, Биггер,
у меня есть друг, адвокат. Его зовут Макс. Он хорошо разбирается в этих
делах и хотел бы вам помочь. Хотите поговорить с ним?
ловушка? Он взглянул на Джана и увидел белое лицо, но это лицо было
открытое и честное. Этот белый человек верил в него, но как только Биггер
осознал это, так сейчас же опять почувствовал себя виновным, но на этот
раз совсем по-другому. Совершенно неожиданно этот белый человек подошел к
нему вплотную, откинул завесу и вошел в его внутреннюю жизнь. Джан
предложил ему дружбу, и за это остальные белые возненавидят Джана: как
будто небольшой кусок откололся от белой скалы ненависти и, скатившись по
отвесному склону, остановился у его ног. Слово облеклось плотью. Впервые в
жизни Биггера белый стал для него человеческим существом; и, как только
человечность Джана открылась ему, он почувствовал укор совести: ведь он
убил то, что любил этот человек, он причинил ему горе. Он смотрел на Джана
так, будто ему только что удалили пленку, застилавшую глаза, или же будто
с Джана сорвали уродовавшую его маску.
проповедник тоном враждебным, но в то же время почтительным. - Но не нужно
припутывать сюда коммунизм, мистер. Я ваши чувства глубоко уважаю, сэр, но
то, что вы хотите сделать, только еще больше разожжет вражду. Бедному
мальчику не это нужно; ему нужно, чтобы его поняли...
сказал проповедник. - Но я не могу быть с вами, когда вы разжигаете
вражду...
огонь? - спросил Джан.
Ведь он был виновен.
решение, иначе вы бы не убили, - сказал Джан.
_настолько_ в него верит?
Биггер сидел с открытым ртом, стараясь догадаться, куда все это может его
завести. В дверь просунулась голова белого человека, он увидел серебряные
волосы и незнакомое худощавое белое лицо.
легкой усмешкой, которая, казалось, никогда их не покидала. Человек
переступил порог: он был высокого роста.
какая-нибудь ловушка?
труда. Я хочу помочь вам.
бойтесь. Мы на вас зла не держим. Я хочу защищать вас на суде. Может быть,
вы уже сговорились с другим адвокатом?
верить. Но как, каким образом могут они ему помочь? Ему очень нужна была
помощь, но он не смел и думать, что найдутся люди, которые захотят
что-нибудь для него сделать теперь.
объяснить, почему он отказывался есть и разговаривать все эти три дня. - Я
был болен и ничего не помню.
поведут к коронеру. Но вы ни на какие вопросы не отвечайте, понимаете?
Сидите и молчите, больше ничего. Я буду там, и вам нечего бояться. После
предварительного разбирательства вас отвезут в окружную тюрьму, я туда к
вам приеду, и мы поговорим.
крупным лицом и серыми глазами. Макс, Джан и проповедник отступили в
сторону. Биггер вгляделся в лицо нового гостя; оно показалось ему
знакомым. Потом он вдруг вспомнил: это был Бэкли; его лицо он видел на
плакате, который несколько дней тому назад наклеивали на рекламный щит
против его дома. Биггер слушал завязавшийся разговор, улавливая в голосах
собеседников глубокую враждебность друг к другу.
будет, - сказал Макс.
него достаточно, чтобы его посадить на целую дюжину электрических стульев.