получал. Последние три года с тех пор как взяли ссуду на постройку дома, при
зимних, годовых расчетам Кузьма и совсем получал копейки. То, что
зарабатывала в магазине Мария, шло на ребятишек. Когда в семье четыре парня,
одежонка на них горит как на огне. Еще удивительно, что Мария как-то сводила
концы с концами и ребятишки ходили чисто, не хуже других; старших не стыдно
было отправлять в школу, а младшие, как это и водится с испокон веков,
донашивали одежонку старших.
раздетыми, разутыми никто не ходит. Он никому не завидовал. К людям, живущим
лучше его, он относился так же спокойно, как и к тем, кто выше его ростом.
Если он не дорос до них, не ходить же ему теперь на цыпочках. В конце
концов, каждый топчет свою дорожку.
того, что уходит на жизнь, Для него самого деньги были только заплатками,
которые справятся на дырки, необходимостью для необходимости. Он моя думать
о запасах хлеба и мяса - без этого нельзя обойтись, но мысли о запасах денег
казались ему забавными, шутовскими, и он отмахивался от них. Он был доволен
тем, что имел.
на стене плакат, на котором розовощекий, не похожий ни на кого из
деревенских мужиков мужчина без устали призывал каждого: . Но когда на
почте бывал Кузьма, мужчина смотрел мимо
него. Кузьма дурачась, переходил с места на место, лез под его взгляд, но
мужчина с плаката всякий раз отворачивался, смотрел где-то рядом с Кузьмой и
все-таки мимо. Кузьма, довольный, уходил.
деньги выбрали его? Ведь он никогда не имел с ними ничего серьезного.
Казалось, за это они и решили ему отомстить. Волей-неволей, ему приходилось
теперь не просто размышлять, а постоянно думать об одном и том же: где
достать деньги? К Евгению Николаевичу он пошел сразу потому, что всегда
слышал: у него деньги есть. А дальше? Еще до деда Гордея он мысленно
прошелся по деревне от. одного края до другого и вернулся домой ни с чем:
одни жили лучше, другие хуже, но каждый в своем доме жил своим, у каждого
были свои дырки, на которые он готовил заплатки.
представлял себе свой обход так: он заходит и молчит. Уже одно то, что он
пришел, должно было сказать людям все. Но и они молчат, и это молчание, в
свою очередь, также говорит ему больше и яснее всяких слов. Он прощается и
идет дальше. В каждый дом заходить нет смысла, он выбирает только те, где,
как ему кажется, могут быть деньги. Но деньги с порога не увидишь, их
почему-то всегда прячут: засовывают в щели к тараканам, в карманы старых
пиджаков, на дно чемоданов. Считается, что деньги боятся света. Если бы они,
как фотографии хозяев, были на виду, Кузьма сам бы решил, надо ли здесь, в
этом доме, просить, он бы лишнее не взял. Но и там, где они спрятаны, и там,
где их вовсе нет, он в одинаково трудном положении: его встречает молчание,
а что за ним - безденежье или скупость, нежелание понять его беду, - он не
знает.
Кто-то отмолчится, а кто-то войдет в его положение, скажет просто и легко:
. Хозяин как бы между прочим протянет ему деньги, и он
тоже как бы между прочим возьмет в руки тоненькую теплую пачечку из
нескольких бумажек, без особого внимания засунет ее в карман, и они с
хозяином снова займутся разговором о чем придешься, но ни один из них даже
словом не заикнется больше о деньгах.
что-то надеяться, он хотел начать с удачи, а не с отказа, чтобы у него не
опускались руки, когда он пойдет дальше. И ничего не получилось. Кузьма
вернулся дамой и не сел, а как-то осел на табуретку у окна, не зная, с
какого боку теперь приниматься за поиски денег. Но потом вспомнился брат, и
Кузьме стало легче.
хочется жить не хуже других. Ради, того, чтобы скопить на мотоцикл, мужик
будет ходить в последних штанах, а рубль припрячет; он спит и видит се6я с
мотоциклом, и на заплатки на штанах ему наплевать.
не хватает, и они пока лежат без пользы и без движения, никому не делая
добра. Так неужели люди откажутся на время дать их Кузьме, чтобы он мог
отстоять Марию? Не может быть!
поговорить не поговорили. Зачем приходил-то?
надеждой сказал Кузьма.
собой, долго молчали, но не тяжелым, понятным молчанием. Сбоку, уходя вправо
от них, горели деревенские огни, оттуда доносились голоса, иногда срывался и
затихал где-то возле клуба смех. Было не поздно, но деревня уже
успокаивалась, не успев привыкнуть к ранней темноте. Голоса и звуки
раздавались поодиночке и становились все реже.
еще помолчали. Потом Кузьма пошевелился, сказал:
деревни, а потом и до нашей снова дойдет - до меня или еще до кого. Вот и
надо держаться друг за дружку.
выгорит.
А давай завалимся к ней сейчас. Вдвоем на нее надавим. Она же в бригаде у
меня, может, при мне постыдится отказать.
Кузьма.
похвалиться - доброе дело собрался делать!
деревня знает.
сфотографировали. Смех смехом, а рубли твои - это уж точно - вся деревня
считает.
ждет.
его не стояла теперь комом в одном месте, а разошлась по телу, стала мягче и
как бы податливей. И хоть надежды на то, что им повезет, было мало, Кузьма
знал, что от Степаниды они выйдут вместе, прежде чем расходиться, будут
разговаривать и, наверно, о чем-нибудь договорятся на завтра. Это его
успокаивало, помогало не думать все время об одном и том же.
Галькой, которая осталась ей от умершей сестры.
переросла Степаниду что ввысь, что вширь. Мир их почему-то не брал, и они
жили как кошка с собакой; когда в избе становилось тесно, выскакивали во
двор и крыли друг друга на всю деревню таким криком, что соседские собаки,
оглядываясь, с поджатыми хвостами переходили на другую сторону улицы.
на ее лице появилось да так и не сошло потом настороженное выражение с одной
мыслью: к чему бы это? Улыбка то и дело проваливалась, но Степанида снова
водворяла ее на лицо и, суетясь, ждала. Мужики разделись, сели рядом на
скамейке. На голоса из комнаты вышла Галька - в коротком, тесном ей
платьице, с голыми крепкими коленками.
Смотрите на ее, красавицу писаную. Хошь бы оделась, не показывала мужикам
срамоту свою.
приведи господь никому такую. Сколько она из меня крови высосала!
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Белоусов Валерий
Орловский Гай Юлий
Маккарти Кормак