чтобы непонятно было, кто взял и кто не брал, войти туда обязан каждый. Есть
другие предложения?
комнату и сразу же возвращаются на свои места. Последней идет Комариха.
Кузьма видит, как она вскакивает, оглядываясь, прикрывает за собой дверь. И
вдруг еще там, в музыкальной комнате, раздается ее крик.
показывают друг другу на Комариху пальцами. Комариха стоит посреди зала с
открытым ртом и вдруг, не выдержав, тоже начинает смеяться. Кузьма смотрит
на зал с удивлением и ужасом; ничего не понимая, он оглядывается на Марию:
присев, она корчится от смеха.
поезд, но звука этого, если к нему не прислушиваться, не слыхать. В окно
падает серый, измученный ветром свет, в мягко покачивающемся вагоне он
успокаивается, становится по-сумеречному уютным. Парень спит, подперев
огромным кулачищем подбородок.
одеяло. В зеркало внизу Кузьме видно, как старик вытягивает ноги и замирает.
незаметны, они не вырываются из тишины, будто совсем не звучат, а только
угадываются. Кузьма чувствует, что ему больше не уснуть, но - признаться
себе в этом не хочет; тогда придется о чем-то думать или что-то делать. И он
лежит с закрытыми глазами. Больше всего он боится думать о том, что мог бы
значить этот сон с деньгами. Приснится же такое! Ничего он, конечно, не
значит, просто думаешь все время об одном и там же, надумано уже столько,
что теперь лезет обратно. А все же на душе нехорошо. Одно к одному: ветер,
история с билетом и вот теперь этот сон. Неужели ничего у него не получится?
Неужели все зря?
может к чему-то прислушаться и отвлечься от своих страхов. - Сережа, уж
теперь телеграмма наша, наверное, пришла, правда?
широком, крупном лице расползаются еще шире. На несколько минут лицо ее так
и застывает с этой улыбкой, потом, устав, улыбка тихонько сходит с лица.
школы прибежал, мальчишка.
теперь он поедет послезавтра и все сделает, как договорились.
печки дед Гордей. Когда мальчишка убежал, дед Гордей спросил:
сильно? Не столь грамотный, сколь хитрый вот как я тебе скажу. Наш браг
хитрить не мастак, он схитрил, его сразу видать, а Евгений Николаевич
схитрит, и тебе же перед ним неловко, будто это ты схитрил, а не он.
Грамотный, о-о!
идти и что-то делать, а он вместо этого слушал болтовню деда. Сказать, что
ты, дед, мешаешь, тоже нехорошо - еще обидится. И Кузьма отмалчивался,
надеясь, что деду одному говорить надоест и он уйдет.
год он почему-то покосился на один бок, и за это в деревне его успели
прозвать лейтенантом Шмидтом в честь парохода , который
шлепал по реке уже лет тридцать, но после войны от старости или от чего-то
еще стал заваливаться на правый борт и ходил, загребая им воду. Пароход
несколько раз ставили на ремонт, но выправить никак не могли, и он снова, к
тайной радости береговых деревень, появлялся со своей старой, знакомой всем
осанкой.
по-прежнему бодро. По ночам дед сторожил в мастерских, а днем от нечего
делать бродил по деревне. Если он усаживался на пол и доставал старую,
прокуренную до дырки внизу трубку, можно было не сомневаться: это надолго.
Деду торопиться было некуда. Он жил один в маленькой заброшенной избушке на
краю деревни, а свой пятистенный дом оставил сыну, с большой и ругливой
семьей которого он не ужился и после смерти старухи перебрался в ,
как он называл свою избушку. В и в самом деле было грязно: сам
дед убирать не привык, и только Комариха, доводившаяся ему дальней
родственницей, раз в месяц, а то и раз в два месяца, причитая, выгребала из
избушки лишнее. Но дед этого не замечал.
пристроил ее так, чтобы можно было на нее облокачиваться, и сказал:
знал.
тут говорить!
бы да и взяли у меня.
что он обойдется без него. - Чего я еще тебя буду впутывать в это дело!
на него и снова стал набивать трубку, сосредоточенно вдавливая табак большим
пальцем. Уходить никуда он не собирался и, раскурив трубку, тут же забыл об
обиде.
спросить??
отдыхать.
весь свой век без денег жил и теперь остатки без них проживу - мне их не
надо. Табак у меня свой, кусок хлеба тоже есть, а трубку прикурить я и от
уголька могу. Мне, старику, деньги что есть, что нету, я на них, знаешь...
то я аппарат сооружу и такого накапаю, что огнем гореть будет, не хуже
твоего спирту. Я за весь свой век сколь раз деньги в руках держал - по
пальцам сосчитать можно, я с малолетства был приучен все сам делать, на свои
труды жить. Когда надо, и стол сколочу и катанки скатаю. В голодуху, в
тридцать третьем году, и соль для варева на солонцах собирал. Это теперь все
магазин да магазин, а раньше в лавку два раза в год ходили. Все свое было. И
жили, не пропадали. А теперь шагу нельзя ступить без денег. Кругом деньги.
Запутались в них. Разучились мастерить - как же, в магазине все есть, были
бы деньги. Еще слава богу, если их нету у кого - там ребятишки хоть не
разучатся руками двигать, на себя будут надеяться, а не на деньги. А то ведь
это что? На иждивение перешли. И маленькие и большие.
дружке за деньги помогали? Хошь дом ставили, хошь печку сбивали - так и
называлось: помочь. Была у хозяина самогонка - ставил, не было - ну и не
надо, в другой раз ты ко мне придешь на помочь. А теперь все за деньги.
Огород спашет - десятка, сена привезет - десятка, а если отвернется, не
чихнет на тебя, то дешевле - рубль. Работают за деньги и живут за деньги.
Везде выгоду ищут - ну, не стыд ли?
понимаю, поболе твоего пожил. И людей всяких видел.
ее раскуривать. Потом курил - молча, с закрытыми глазами. Кузьма подумал,
что теперь он должен уйти. Уже смеркалось, на дворе раз за разом надсадно
кричала недоеная корова, но Мария после обеда куда-то ушла, и корова
старалась зря.
объяснил Кузьме: - Это я все маракую, к кому тебе пойти. Кто там, на верхнем
краю, денежный? У Евгения Николаевича ты был. О-о, этому палец в рот не
клади. Этот у себя, на .верхнем краю, пукнет, на всю деревню во-онько
пахнет, а как дела коснись, чтоб человеку помочь, десять раз оглянется, пока
рубль даст, будто на рубль здоровье свое отдает. А так и есть: изведется
весь, а здоровье от этого тоже садится.
обозлился Кузьма.
отдал, если бы он у него был. Вот так жизнь и устроена, что рядом с Евгением