— Как неприятно! — сказала баронесса, здороваясь с ним за руку.
— Я ужасно расстроен, — согласился он, заглядывая ей в глаза. — Три раза мы с вами ужинали и пили коктейль, и каждый раз я говорил себе, что все впереди, и вот я уезжаю, и впереди ничего нет. Все позади…
— Но вы ведь непременно вернетесь, не правда ли, Джон?
— Конечно. Но кто знает, когда это случится? Он снова опустился на диван и глянул на баронессу.
— По дороге я заглянул в бар и выпил три виски… «Дорогая» рассмеялась. Илине был так хорошо знаком этот фальшивый звенящий смех!
— Ради всего святого, зачем вы это сделали? — воскликнула баронесса.
Американец вдруг разом посерьезнел и важно проговорил:
— Баронесса, у меня большая просьба… — он умолк, и «дорогая» повернулась к Илине.
— Милочка, пожалуйста, принеси нам льда из холодильника. Джон пьет виски со льдом…
Илина развернулась и вышла. Она достала коробку со льдом и высыпала кубики в вазочку. Когда она вернулась, «дорогая» и ее приятель сидели молча. Ставя вазочку на кофейный столик, Илина заметила на нем пачку банкнот. Это были американские доллары. Джон молча теребил в руках бумажник. Илина вопросительно посмотрела на мать. Джон перехватил ее взгляд и сказал «дорогой»:
— Если она составит нам компанию, я кладу двадцать пять сотен…
Илина внезапно все поняла!.. С горящими щеками выбежала из гостиной и хлопнула дверью. Через минуту к ней вошла «дорогая».
— Ты ведешь себя как невежа! — холодно сказала она. — Ну что за детские выходки!
Распахнутыми глазами Илина смотрела на нее.
— Не слышала, что он сказал?! Какая мерзость… Ведь он хочет уложить нас обеих в постель!
— Это ты мне объясняешь! — вспыхнула баронесса.
— Но… ты, что же, намерена лечь с ним?.. — оторопело прошептала Илина. — С этим пьянчужкой?
— Совершенно верно, — невозмутимо проговорила мать. Взгляд ее стал совсем ледяным. — И ты тоже.
— Никогда!
— Дерзкая девчонка! Да знаешь ли ты, что такое двадцать пять сотен американских долларов? Полтора миллиона франков на черном рынке! А на что, по-твоему, мы здесь живем? На жалкую пенсию твоего отца? Тридцать два фунта— это все, что он получил от армии! И как считаешь, где нам взять денег на его лечение? Из былого состояния, которого не вернуть? А ты подумала, что у меня за жизнь с твоим отцом? Этот калека никуда не годен как мужчина! — «дорогая» схватила Илину за плечи и стала яростно трясти. — Да с такими деньгами и мы будем жить безбедно полгода, и тебя отправим к друзьям в Ниццу, и отцу сделаем наконец операцию, которую приходится без конца откладывать…
Илина рывком освободилась из цепких рук матери. Она села на стул и опустила голову.
— Нет… не могу! Меня тошнит от одной мысли… Обожаемая истерически расхохоталась.
— Ну что ты несешь?! Нет, взгляните, ей вздумалось изображать невинность! Уж я-то знаю, кого выпускают наши элитные школы! Ну вот что, — в голосе матери послышался металл. — Либо ты сейчас же пойдешь со мной, либо тебе придется объяснять своему отцу, почему я ушла от него. И я не уверена, что он скажет тебе спасибо, даже если поверит всему, что ты наговоришь!
Она резко повернулась и вышла. Какое-то время Илина сидела, неподвижно уставившись в пространство. Потом, будто сбросив оцепенение, поднялась и вышла в коридор. По дороге наткнулась в темноте на стул.
— Это ты, Илина? — донесся из гостиной приторный голос матери.
— Я… — откликнулась она.
— Будь так любезна, принеси нам еще немного льда. Илина направилась в кухню. Знакомый звенящий смех следовал за ней по пятам…
* * *
Легкий шум заставил Илину вскочить. Мать спокойно спала, заслонившись от света рукой. Рядом, уткнувшись в подушку, похрапывал американец.
Звук повторился…
Вдруг сердце ее упало! Илина узнала шорох колес инвалидного кресла, катившего по коридору.
Дрожа всем телом, она растолкала мать. Та села, не открывая глаз, в постели.
— Что… что такое?..
— Скорее, ма! — шептала Илина. Да скорее же! Беги…
«Дорогая» открыла наконец глаза и, увидев расширенные от ужаса зрачки Илины, вскинулась, отбросила одеяло… Но было поздно. Дверь в спальню распахнулась, и в проеме показалось кресло барона.
Остановившимся взглядом он смотрел на них. Лицо его было бело как мел.
Илина и мать застыли на месте, боясь пошевелиться, и лишь проснувшийся американец суетился, дрожащими руками пытаясь натянуть штаны, бормоча и заикаясь:
— Я… я все объясню…
Лицо барона болезненно исказилось.
— Вон отсюда!
Американец пулей вылетел из комнаты. Хлопнула входная дверь…
Барон сидел по-прежнему недвижно, не сводя с жены и дочери пронзительных глаз. «Дорогая», поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу, стояла у края постели. Илина, выпрямившись и натянув на себя простыню, застыла с другой стороны.
Наконец барон заговорил. Глаза его метали молнии, когда он обратился к жене:
— Вероятно, я слишком долго закрывал глаза на твою низость, щадя свою любовь и чувствуя ответственность за твою жалкую жизнь… Но ненависть твоя ко мне сильна настолько, что ты готова сделать проституткой собственную дочь.
Илина пыталась вмешаться:
— Отец, это я… я сама… — она вдруг осеклась. Такая мука и печаль была в его взгляде. Никогда в своей жизни — ни прежде, ни потом — она не видела такого страдания в глазах.
— Илина, — проговорил отец, — надень на себя чтонибудь и выйди.
Она молча набросила платье и направилась к двери. Пропуская ее, отец немного откатил свое кресло назад.
Поравнявшись с ним, Илина ощутила прикосновение его руки. Пальцы были холодны как лед.
Она вышла, а отец вкатил кресло к комнату и закрыл за собою дверь.
Будто во сне, она шла по коридору. Остановилась перед дверью своей комнаты… Из спальни донеслись короткие сухие хлопки. Илина вздрогнула всем телом и опрометью кинулась обратно. Рванула дверь…
Мать в странной позе лежала поперек кровати. Отец сидел в кресле, безжизненно свесившись через подлокотник. На полу рядом с креслом лежал дымящийся револьвер.
Отец не оставил ей ни гроша. Зато от матери она получила в наследство шестьдесят тысяч долларов. Илина взяла эти деньги и отправилась в Монте-Карло.
* * *
Чезарио вернулся в гостиную.
— Тонио! — позвал он.
Тот появился в дверях с полной сумкой продуктов.
— Ваше сиятельство? — удивленно воскликнул он. — Вы уже дома? Баронесса…
— Я знаю, — перебил Чезарио. — Только что видел ее. Где ты был?
Голос Илины раздался из спальни:
— Это я послала его купить что-нибудь для ужина. Она вышла в черном, обтягивающем бедра трико, золотистой блузке из ламы и таких же туфлях.
— С чего ты взяла, что я собираюсь ужинать дома, а не в «Эль-Марокко»?
Она засмеялась. Ее темные волосы, казалось, излучали свет, когда она вошла и остановилась посреди комнаты под люстрой…
— Ох, Чезарио, нет! Не получится… По крайней мере, сегодня.
— Но почему?
— Не могу же я пойти в «Эль-Марокко» в таком платье? А других у меня нет.
— Как нет? — удивился он. — Куда же они подевались?
Она взяла его лицо в ладони и, встав на цыпочки, поцеловала. Потом прошла через комнату и уселась на диван.
— Тонио! Принеси нам кофе! — приказал Чезарио.
— Слушаю, ваше сиятельство! — слуга поклонился и исчез за дверью.
— Так что же стряслось с твоими туалетами? Она ответила просто:
— Все осталось в Калифорнии. Со мной только то, что на мне, да еще норковое манто. Администратор отеля и слушать ничего не хотел — просто запер вещи перед моим носом, когда мой кредит был прерван по указанию той женщины. К счастью, у меня в сумочке был обратный билет до Нью-Йорка. Я отправилась в аэропорт — и вот я здесь! — она ослепительно улыбнулась. — Ну скажи, разве я не удачлива?
Чезарио не успел ответить. В комнату вошел Тонио с подносом в руке. Он поставил на столик перед диваном кофейник и тонкие фарфоровые чашки, потом вышел в столовую и позвякивая посудой, стал убирать со стола.
Илина принялась разливать кофе. Чезарио смотрел на нее.
Странно, но ему было удивительно хорошо. Он отдыхал. Упреки, взаимные обвинения, выяснения отношений — все это было ни к чему. Они прекрасно понимали друг друга. К тому же, они оба были европейцы…
Она подала ему чашку.
— Сахар?
Чезарио кивнул. Он маленькими глотками потягивал напиток. Ему нравился его горьковатый привкус.
— Ты как-то молчалив сегодня, дорогой,-сказала она по-французски.
— Устал, — коротко ответил он. — Дел прибавилось. Она поднялась и подсела ближе. Ласково провела рукой по волосам, сказала мягко:
— Видишь, как хорошо я придумала поужинать дома… Правда ведь?
Он молча кивнул, наслаждаясь нежными прикосновениями ее легких пальцев.
— Мы ляжем пораньше и я постараюсь, чтобы ты хорошенько отдохнул. Ты и не почувствуешь меня в постели…
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
— Завтра я прикажу снять для тебя номер в отеле.
— Но зачем? — возразила она, продолжая ласкать его голову.-У тебя такая удобная квартира… В ней достаточно комнат.
— У американцев свои обычаи, Илина, ты же знаешь. Будет лучше, если ты переберешься в отель.
Она легонько поцеловала его:
— Хорошо, дорогой. Как скажешь…
Он поставил на столик пустую чашку. В дверях появился Тонио.
— Что-нибудь еще, ваше сиятельство?
— Нет, Тонио, спасибо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, ваше сиятельство! — Тонио поклонился. — Спокойной ночи, баронесса.
— Спокойной ночи, Тонио.
Илина обернулась к Чезарио, обворожительно улыбнулась. Налила ему еще кофе.
— Знаешь, о чем я думаю, — лицо ее приняло озабоченное выражение. — Мы ведь не можем ужинать дома каждый вечер…
Чезарио улыбнулся и, не дослушав, потянулся за бумажником.
— Конечно, — согласился он. — Сколько тебе нужно? Она задумалась.
— Поскольку теперь я буду у тебя работать, — рассудительно сказала она, — ты мог бы дать мне небольшой аванс в счет будущего жалования, верно?
— Ну да, — кивнул он, продолжая улыбаться, — так обычно и делают.
Она заулыбалась.
— Вот и чудесно. Ты меня успокоил. Скажем, ты дашь мне теперь тысячу… нет, лучше —две тысячи долларов. А потом будешь вычитать их из моего жалования.
Он посмотрел недоверчиво. Она не переставала его удивлять!..
— Две тысячи?
Она кивнула с серьезным видом.
— Да. Я буду очень экономна и постараюсь быстро покрыть эту сумму.
Чезарио не выдержал и расхохотался.
— Боже милостивый! Ты что же, хочешь закупить весь магазин «Диор»?!
— Не понимаю, что тут смешного… Не хочешь же ты в самом деле, чтобы я ходила с тобой вот в этом платье?
Все же он не мог скрыть улыбки. У нее и вправду не было ни малейшего представления о стоимости Денег!
— Ну хорошо. Я выпишу тебе чек. — Он поднялся, прошел к конторке, что-то черкнул на бумаге и вернулся. — Думаю, этого достаточно.
Она взяла листок и положила на кофейный столик. На нем значилась сумма в двадцать пять сотен.
Вдруг щемящая жалость пронзила все ее существо. Илина смотрела на человека, стоящего перед ней, и чувствовала, как он устал и одинок.
Она потянула его за руку и заставила сесть рядом на диван.
— Спасибо, Чезарио, — прошептала она чуть слышно.
— Не стоит. Чепуха это все, — он смотрел невесело. — В конце концов, мы должны поддерживать друг друга. Жалкие остатки вымирающей цивилизации.
— Не надо так говорить, — перебила она.
Он посмотрел ей в глаза… Необъяснимая печаль охватила все ее существо. Все отчаяние, всю тщету и бессмысленность человеческой жизни прочитала она в этом взгляде…
Она поцеловала его в губы. Опустила руку на бедро — пальцы ощутили быстрый упругий ответ.
Незнакомое прежде материнское чувство пробудилось в ней. Этот человек терзался тем же, от чего страдал ее отец…
— Пойдем, — нежно прошептала она. — Я помогу тебе отдохнуть от забот. — В этом она была уверена. Она знала все то, что дарит мужчине забвение. — Пойдем…
Ей тоже нужно было забыться.
* * *
Через заднее стекло припаркованного на углу лимузина Большой Датчанин видел, как они вышли из «Эль-Марокко».
— Заводи! — повелительно бросил шоферу.
Высокий швейцар кинулся от входа навстречу свободному такси. Большой Датчанин заметил, как Илина что-то сказала Чезарио, тот улыбнулся и махнул швейцару. Они оба повернулись и пошли вдоль квартала.
Большой Датчанин чертыхнулся. За ними наблюдали четыре ночи, и каждый раз они брали такси. А сегодня пошли пешком!
— Жми на Пятьдесят третью! — рявкнул шоферу. — Может, подцепим их на углу Лессингтон-авеню.
Однако на Лессингтон-авеню им пришлось проехать мимо: Чезарио со спутницей были в этот момент на противоположной стороне улицы и переходили с Пятьдесят третьей на Парк-авеню. Большой Датчанин едва успел их заметить, и они скрылись за поворотом.
— Проклятье! Вот уж не везет, так не везет…— бранился он. — Попробуем достать их на Парке. Давай через Пятьдесят пятую…
Шофер повернул к нему бледное лицо.
— Не нравится мне это, шеф, — нервно проговорил он. — Может, попробуем в другой раз?..
Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увернуться от молочного фургона, и в итоге пришлось проехать мимо поворота на Пятьдесят пятую.
— Лучше гляди на дорогу, — рычал Большой Датчанин. — Хватит возиться, сегодня же покончим с ними!
Он впился взглядом в светофор, нетерпеливо ожидая, когда откроется движение. Он достанет их сегодня, чего бы ему это ни стоило! Жена того и гляди взбеленится: уже пятые сутки он не ночует дома, оправдываясь важной работой. Не известно, отпустит ли она его еще раз…
Наконец машина тронулась.
Илина и Чезарио прошли мимо павильона перед зданием Сигрэма и остановились полюбоваться фонтаном, расцвеченным огнями.
— Теперь дело в шляпе! — Большой Датчанин довольно потирал руки: — Сворачивай на Пятьдесят вторую. — Он достал с заднего сидения автомат «Томми». — Шлепнем его, когда он пойдет вниз по ступеням.
Автомобиль повернул и затормозил у восточного угла. Большой Датчанин огляделся. Прохожих почти не было. Илина и Чезарио подошли к ближайшему фонтану.
Он поднял автомат и взял их на мушку. Теперь дело сделано! Если вам нужно, чтобы работа была выполнена хорошо, займитесь ею сами. Он самодовольно ухмыльнулся. Такое разве доверишь желторотым юнцам… Момент — и эта парочка отправится в дорогу, которую он им укажет…
Чезарио и Илина спускались к следующему фонтанчику. Чезарио был четко виден в рамке прицела.
— Пошел! — зарычал Большой Датчанин, нажимая курок.
Мотор взревел одновременно с автоматом. Но после двух выстрелов что-то заело в оружии.
Чезарио обернулся. Он был весь как на ладони, но в следующее мгновение машина рванула с места. Остервенело дергая затвор, Большой Датчанин пытался вынуть застрявший патрон. В бессильной ярости он смотрел, как Чезарио толкнул Илину в фонтан и сам скрылся за невысокой оградой.
Все произошло в мгновение ока, и, когда Большой Датчанин бранясь на чем свет стоит, наконец сменил патрон, машина уже свернула на Лессингтон-авеню. Он еще увидел, как Чезарио помогает девушке выбраться из воды, и через секунду они скрылись из виду. Машина неслась со страшной скоростью. Он в бешенстве отшвырнул от себя автомат.
Шофер свернул на другую улицу.
— Вы достали его, босс? — спросил через плечо.
— Черта с два! — рявкнул Большой Датчанин. Шофер выехал на Третью авеню.
— Куда теперь, босс? — спросил почти весело.