отказать, - подтвердила мадам д'Ив, - тем не менее я должна вам
пожаловаться на нее, - прибавила она, обращаясь ко мне.
мадам д'Ив. - Представьте себе, что эта панна, как только улучит минутку
досуга, сразу хватается за роман, и у меня имеются некоторые основания
предполагать, что, ложась в постель, она, вместо того чтобы погасить свечу
и спать, читает еще целыми часами.
она следует по стопам своей учительницы, - сказал отец, любивший
поддразнить мадам д'Ив, когда бывал в хорошем настроении.
француженка.
то, во всяком случае, не из библиотеки, потому что ключ от нее хранится у
ксендза Людвика. Следовательно, вина падает на учительницу.
у нее была страсть их пересказывать, она, наверное, рассказывала и Гане.
Поэтому в полушутливых словах отца таилась доля правды, которую он
намеренно высказал.
доброй версте отсюда, облако пыли, которое приближалось к нам с
необыкновенной быстротой.
Пыль такая, что ничего нельзя разобрать.
недель, и при малейшем движении на дороге поднимались тучи белой пыли. С
минуту еще мы тщетно всматривались в приближающееся облако, которое было
уже шагах в пятидесяти от дома, как вдруг из тумана вынырнула голова
лошади с красными раздувающимися ноздрями, огненными глазами и
развевающейся гривой. Белый конь несся во весь опор, едва касаясь ногами
земли, а на нем, по-татарски пригнувшись к шее, скакал не кто иной, как
мой приятель Селим!
срываясь с места.
подбежать; между тем Селим мчался очертя голову, как безумный, и казалось,
неизбежно напорется на высокий частокол, заостренный кверху.
платком, и бросился со всех ног через двор.
молния, взглядом смерил забор. Потом до меня донесся женский крик с
террасы, стремительный топот копыт - конь взвился, повис передними ногами
в воздухе и на всем скаку перемахнул через забор, не задержавшись ни на
миг.
землю, затем сорвал с головы шляпу и, размахивая ею, как флажком,
закричал:
почтение, сударь! - поклонился он отцу. - Мое почтение, дорогой ксендз,
мадам д'Ив, панна Ганна. Наконец мы снова вместе. Виват! Виват!
сеней Франеку, принялся обнимать отца и ксендза и целовать ручки дамам.
встретили Селима, словно он спасся от смерти, а ксендз Людвик сказал:
уже конец пришел.
превосходные, истинно татарские глаза.
не моя.
перескочить, а людей таких нашлось бы немало.
действительно, не говоря уже о лихой выходке татарина, принадлежавшей к
числу тех опасных затей, которые всегда нравятся женщинам, надо было
видеть, как он был хорош в эту минуту. Прекрасные черные волосы падали ему
на лоб, щеки разрумянились от быстрой езды, глаза блестели и сияли
радостью и весельем. Когда он стоял подле Гани, с любопытством глядя ей в
глаза, оба они были так красивы, что прекрасней не мог бы создать ни один
художник даже в мечтах.
что это: <Я бы вам не советовала пытаться> - она произнесла тоном, в
котором звучала нотка иронии. Я бросил вопросительный взгляд на отца,
который только что осмотрел коня Селима. Его родительское тщеславие мне
было известно, я знал, как он ревнив ко всем, кто в чем-либо меня
опережает, а Селим давно его этим сердил; поэтому я рассчитывал, что он не
воспротивится моему желанию доказать, что наездник я не хуже Селима.
попытаюсь?
сравнению с Селимом.
уязвленный в своем честолюбии.
взмыленного жеребца.
попытаться. Но я не хочу, не хочу. Пожалуйста, не делайте этого... ради
меня.
взглядом все то, чего не могла выразить словами.
последней капли, но я не мог и не хотел отступать. В эту минуту
оскорбленная гордость оказалась сильнее всего, поэтому я овладел собой и
сухо сказал:
скакать ради собственного удовольствия.
двинулся в липовую аллею. Франек открыл ворота и тотчас запер их за мной.
Душа моя была полна горечи, и я перескочил бы через этот забор, будь он
хоть вдвое выше. Отъехав шагов на триста, я повернул назад и пустил коня
рысью, которую тотчас сменил галопом.
скачки, либо Франек ослабил ее, чтобы дать отдохнуть лошади, и по глупости
или, может быть, забывчивости не предупредил меня вовремя.
хотел его останавливать. <Убьюсь так убьюсь!> - подумал я. Меня охватило
отчаяние. Я судорожно сдавил бока лошади; ветер свистел у меня в ушах.
Вдруг передо мной мелькнул забор, я взмахнул хлыстом, почувствовал, что
лечу куда-то, в уши мне ударил крик с террасы, у меня потемнело в глазах
и... через минуту я очнулся от обморока на газоне.
сознание?
Ганя, бледная как полотно, со слезами на глазах.
здоровым, только немного задыхался. Отец принялся ощупывать мои руки, ноги
и спину.
смешным. И наверное, у меня на самом деле был смешной вид. Падая с лошади,
я по инерции перелетел через дорогу, идущую вдоль газона, и свалился в
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Эриксон Стивен
Каменистый Артем
Херберт Фрэнк
Влодавец Леонид