Чтение 3–й страницы книги ~Архангелы и Ко~

- Вероятно, читаешь ты все-таки не по коже моей, а по роже, - устало предположил Матвей. - А что долженствовало обозначать твое эффектное "либо"?

Крэнг многозначительно подмигнул.

- Я э-э-э... как это у вас говорят?.. уделался, - сообщил он, понизив голос чуть ли не до шепота и воровато зыркнув через плечо.

- Что?! - Вообще-то Молчанову казалось, будто он давно уже научился расшифровывать Крэнговы лингвистические шедевры. Получается, зря казалось.

Душевный друг Дикки-бой растерянно скребанул в затылке:

- Ну, говорю же: уделался. Или как правильно - вступил?

- Да говори ты уже на чистом англосе или глобале! - раздраженно рявкнул было Матвей и тут же, зашипев по-удавьи, прижал ладони ко рту: состояние губ неудалого наставника новоэдемской молодежи категорически не позволяло вести разговор "на басах".

- О, между прочим, - оживился Крэнг, - что тут у них с языками? Я еще в прошлый прилет с одним техником заговорил на глобале, так он от меня кинулся, как от черта. И в этот раз тоже...

- Именно как от... ой, ч-черт... черта... - Говорить, не шевеля губами, к сожалению оказалось практически невозможно. - Глобал тут запрещен. Господь, понимаешь, за что-то там наказал предков смешением языков; стал-быть, учить всеобщий язык - идти против Божьей воли. Да хуже того: они по этой же причине считают чем-то вроде досадной хвори знание больше чем одного языка. Тут в ходу англос, русский и немного украинский, так примерно треть народу из благочестия не желает понимать остальных. Брэйнишь, какой бардак получается сплошь да рядом? Зов... дьявол, да что ж больно-то так?! Зовут, понимаешь, то туда, то сюда попереводничать (в основном всякие междусемейные склоки), а вместо благодарности этакая снисходительная укоризночка... или вообще как на калечного какого-то смотрят...

Дикки-бой опять скребанул затылок. Потом еще раз скребанул (вероятно, для верности). А потом сказал глубокомысленно:

- Ах-ха... Ты ж украинский тоже знаешь? Получается, ты с каждым из местных можешь объясниться, а они сами друг с другом, может быть, и никак... Вот видишь, как все удачно на тебе сходится!

Несмотря на то? что Крэнг перешел-таки на относительно чистый глобал, смысл его речи от этого не прояснился.

- Ладно. - Матвей повалился на койку, подложил руки под голову и уставился в потолок. - Давай, разархивируйся. Чем ты там уделался, во что вступил и, главное, чего тебе от меня-то нужно?

Дикки-бой сделался очень серьезен:

- Я вступил в дело. Не бойся, дело очень выгодное. И под тебя забронировал уютное местечко. В общем, потом объясню, что к чему, а пока давай собирайся. Сейчас сбегаю к этой здешней полицай-хренотерке ("Гренадерке", - поправил Молчанов страдающе), внесу залог и буду тебя забирать.

Выговорено все это было очень решительно и по-деловому, однако же сам Крэнг с места не стронулся - сидел, как сидел, и выжидательно, чуть ли не с опаской даже глядел на Матвея. А Матвей рассматривал белый светящийся потолок.

Немая сцена тянулась минуту или две, а потом Молчанов сказал:

- Хрена. Пока не узнаю, во что ты меня втравливаешь, я с этого топчана ни на ангстрем.

- Можно подумать, у тебя есть какой-то выбор, - пробормотал Дик без особой, впрочем, уверенности.

- А как же! - Молчанов по-прежнему любовался потолком. - Например, оскорблю красавицу, в форму одетую... Похоже, оскорбление при исполнении вообще единственное, с чем приходится иметь дело местной полиции... И хрена эта самая полиция меня тебе выдаст.

Он до хруста скосил глаза и посмотрел на Крэнга поверх синяков.

Крэнг воровато озирался:

- Я не могу здесь... Здесь могут быть под-слушки...

- Дурак, - сказал Матвей и сел (смотреть на собеседника ему хотелось, а вывихнуть глаза - нот). - Здесь НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ подслушек. О чем, интересно, ты думал, когда перся сюда? Что я с полнамека облобызаю тебя сквозь решетку и поскачу за тобой на задних цыпочках? Спа-си-тель... Благодетель долбанный, мать твою...

Крэнг вздохнул и полез в нагрудный карман.

- О чем думал, о чем думал... Сам ты долбленный мать... О том и думал, что брыкаться станешь из проклятой своей огородости...

- Гордости, - осторожно рявкнул Молчанов. - Ты продолжаешь?!.

Дикки-бой на рявк не отреагировал. Дикки-бой выволок из кармана портативный "антижучок" (очень недурной, из последних универсальных моделей), включил его и гулко, по-коровьи вздохнул:

- Между прочим, тут нет никакого криминала... почти. Просто конкуренты, мать их ту хэлл... Ну, хорошо, твой верх. Ты слыхал когда-нибудь такое слово: "флайфлауэр"?

- Ну, - сказал Матвей.

- Ты знаешь, что эти твари даже в своем родном мире - страшная редкость?

- Ну, - сказал Матвей.

- Не нукай, не напряг, - старательно выговорил Дик, явно гордясь собой и своим знанием русского. - А знаешь, что из этих... фер-мен-тов этих... фи-то-ин-сек-то-и-дов делают очень дорогие духи? Самые дорогие духи. Безумно дорогие. Знаешь?

- Ну, - сказал Матвей.

- Сейчас этим занимается какое-то дочернее предприятие "Макрохарда" (шустрые ребята лезут всюду, откуда пахнет наваром). То есть вообще-то они там занимаются вынутыми алмазами - тоже счетастый бизнес, сам понимаешь. У этих парней исключительная монополия на геологические разработки, но постоянного поселения там нет... Ну, не подходящее там место для поселений... Проблема там одна, понимаешь... вот. Раз в три-четыре года они снаряжают экспедиции за камушками, а заодно и флайфлауэров отлавливают, пытаются разводить на Земле... Но когда на Земле, качество чем-то там хуже и разводятся эти фиалкотараканы плохо... В общем, ты когда-нибудь слышал о Бернарде Шостаке? Это биохимик, чуть ли не гейтсовский лауреат.

Молчанов нахмурился и промямлил какую-то нечленоразделыцину. Фамилию Шостак он определенно слыхал, и не раз, но, помнится, к биохимии и Гейтсовской премии слышаное отношения не имело...

А Крэнг продолжал:

- Он впервые сумел разработать синтезкод этого ферме... ферм... ну, этих духов. Но ты же понимаешь, синтетик стоит гроши и серьезным спросом пользоваться не будет (там же всей цены, что из редчайшей живности получают, а запах, по совести говоря, гадковатый)... Поэтому Шостак придумал основать на родине флайфлауэров колонию. Понимаешь...

- Не понимаю. У макросов с постоянным селением проблема, а у Шостака что?

- А у Шостака этой проблемы не будет, - сообщил Дик. - У него голова - куда там "крепко-твердым"! А ты лучше слушай. Колония будет вроде здешней, со всякой такой экзотикой. Только будут не лесорубы, конечно, а егеря-сборщики, которые как бы это... добывают этих... тварей... с риском для жизни, вот. И варят духи чуть ли не прямо в джунглях. На - гы-гы! - кострах. Но... - Дикки-бой попытался выдержать эффектную паузу (и выдержал бы, только терпения не хватило), - но это все так, заставка. А на деле - потайной бункерок и синтез-лаборатория. Маленькая, литров на сто пятьдесят - двести в год, иначе цена упадет. Понял? А в перспективе еще и туризм. Парфюм-сафари, а? Прилетел, сходил с профессионалом в джангл, сам себе сделал духи... Да за такое счетастые будут платить суперозверелые деньги! Понял?

- Я даже большее понял, - рассеянно вымямлил Матвей. - Максимум через год антимонопольный комитет заинтересуется всей этой лавочкой, мигом дороется, что объем производства намеренно ограничивается в целях жульнического раздувания прибыли... И останется твой Шостак без монополии. И без штанов.

- Не останется, - отмахнулся Крэнг. - Потому что никто не дороется. Говорю же, есть там...

Теперь настал Матвеев черед отмахиваться:

- Ладно, хрен с ними. Все я уже понял, в одно только втюхаться не могу: при чем здесь ты. И я.

Крэнг победоносно ощерился:

- При всем! По закону о преимущественных правах колонисты имеют безоговорочный эксклюзив на разработку основных ресурсов. ВСЕХ, понял? И алмазов - тоже. Поэтому Шостак возглавит колонию лично. А "Макрохарду" - вот! - Он оттопырил средний палец, поразмыслил секунду и вдобавок скрутил исконно славянскую дулю. - Как по-вашему говорят: на кость, выкоси?

- Как говорят по-нашему - это наше дело. Еще раз спрашиваю: какое отношение ко всему тобою вышеизложенному имеем ты и я?

- Я в деле, - гордо объявил Дик. - И между прочим, навербовать егерей-собирателей на Новом Эдеме - ну" чтоб с опытом безаппаратурной работы и вообще с подходящим опытом - это я посоветовал.

- Если руководство этой аферы прислушивается к твоим советам, можешь место мне не держать, - хмыкнул Молчанов и вдруг с маху хлопнул себя по лбу: - Ты как сказал, Шостак? А он, часом, не имеет отношения к "Шостак энд Сан Глобкэмикал"?

Крэнг тоже хмыкнул:

- Имеет. Он как раз именно сын. И "Глобкэм" финансирует всю эту, как ты говоришь, аферу.

- Подожди-подожди... Что-то же говорили такое, будто они на грани банкротства...

- Тушь, - пренебрежительно заявил Дикки-бой. - Видал? - Он чиркнул пальцами по комбинезонному рукаву, щелкнул по стеклу часов. - И это даже не весь аванс.

- Остальное небось выкинул на билет до Нового Эдема? - осведомился Молчанов.

- Никаких билетов. Экспедиция уже готова на все сто, транспортник сейчас на орбите. Навербуем здесь двадцать рабочих, заберем тебя - и вперед! С местными бонзами договорено. Они, правда, не очень обрадовались, но согласие на вербовку дали (кто-то из "Глобкэма" нашел способ на них нажать).

Ну конечно, вот что за гостей, явно не имеющих отношения к грузоперевозкам или туризму, готовились принимать в порту; вот из-за чего сдвоенные патрули и распоряжения удерживать юношество от опрометчивых поступков...

- Слушай, малыш мой Дикки, а что ты своим нынешним хозяевам понаплел обо мне?

- Ничего такого! - Малыш Дикки аж руки вскинул, будто сдаваясь. - Даже имени не назвал. Сказал просто, что есть тут очень стоящий человек. А у них как раз подгадался дурацкий прокол с кадрами: бухгалтер опорно-двигательную базу откинул. Все, понимаешь, калькуляции поподбивал, снаряжение оприходовал, а чуть ли не перед самым вылетом - на тебе. Какой-то несчастный случай там...

- Так ты что, в бухгалтера меня?! - Матвей от изумления даже о боли в губах забыл.

- Н-ну да... - растерянно протянул Крэнг. - Но ты не бойся, справишься. Ты же умный, А там все уже в основном сделано... И еще будешь переводчиком...

- Интересно, а какое уютное местечко ты забронировал для себя? - осведомился Молчанов.

- Я - начальник боевой группы. Ну, охрана и прочее. Десять орлов в подчинении. Да каких! Один к одному, сам отбирал.

- Воображаю! - Матвей захихикал и не лег, а прямо-таки обвалился на койку. - Каждый небось еще тупее тебя. И где только удалось выискать таких аж десятерых?

Крэнг вскочил со своего складного кресла, Ухватился обеими руками за решетку и стал невероятно похож на гориллу из какого-нибудь нищего зверинца.

- По-твоему, я что, тупица? Почему?

- Потому что флайфлауэры - это Байсан, - тихо, но очень раздельно выговорил Молчанов. - А Байсан - это всадники. А я - не самоубийца,

- Говорю же, Шостак что-то изобрел против них такое... секретное... ну, что ли, усмиряющее... Для других останутся пугалом, а нас не тронут. Это такое будет... - Дик замялся, подбирая слова, но Матвей не стал дожидаться результата.

- Я сам знаю, какое это будет, - злобно сказал бывший великий хакер. - Этот твой Шостак изобрел навязаться в конкуренты коллективу пай-мальчиков под вывеской "Макрохард". Где-нибудь по дороге вас подстережет фрегат без опознавательных знаков и спасет от всадников ха-а-рошим деструкторным залпом. И пожалуйста. Только без меня.

Крэнг попробовал втиснуть лицо между прутьями (без особого успеха) и тоже перешел на полушепот:

- Предпочитаешь гнить здесь? Мат, мы старые друзья, но ты ничего не понял. Не будет твоего согласия - не будет и залога.

Молчанов нарочито медленно поднялся, нарочито медленно подошел к Дику, почти коснулся носом его носа и сказал по слогам:

- На-пле-вать.

- Мат, - торопливо забормотал Крэнг, - понимаешь, то, о чем ты говорил... Я и сам все это понял, только, понимаешь... я понял, но слишком поздно, понимаешь? Я...

- Рад бы выйти из дела, но не знаешь как? Щупани за попку офицера Маарийохаккинен. В этой гостинице небось куча свободных номеров.

- Не поможет. - Дикки-бой шмыгнул носом (совсем как давным-давно, еще в Сумеречных Кварталах, когда, без спросу вляпавшись в очередную дурость, запоздало прибегал к дружку Мату за умным советом). - Я получил аванс и почти все потратил. Твоя Малолихарканен поправит трусы и доставит меня на корабль в наручниках.

- Так от меня-то ты чего хочешь?! Чтоб я, беззаветной дружбы ради, согласился подохнуть с тобой за компашку? Чтоб тебе, бедненькому, скучно не было - так?! Да пшел ты!!!

- Если ты будешь с нами, никто не погибнет. Ты всегда умел что-нибудь придумать! И потом, это же подвернулся такой удачный случай больно лягнуть макросов...

- Подвернувшиеся случаи удачными не бывают! Удачными бывают только те случаи, которые создаешь сам! - прошипел Матвей.

Он посмотрел в совершенно особачневшие глаза Крэнга (такой могучий облом, глядящий полудохлой дворнягой, - ну и зрелище!), яростно сплюнул (все-таки не в Крэнговы глаза, а под ноги), отвернулся и пошел к своей койке.

Ну вот что делать? Объяснять поздновато прозревшему Дикки-бою, как это подло - втравливать в свои неприятности друга, который ни сном ни духом?.. Втолковывать, что у Матвея шансов уцелеть во всей этой передряге будет ровно на одну треть меньше, чем у любого прочего ее участника, поскольку ему, Матвею, будут угрожать не Две напасти, а три?! Слухи о скором банкротстве фирмы "Шостак энд Сан Глобкэмикал" впервые заходили пять с лишним лет назад, после того как некто М.Молчанов вместе с тогдашней подельницей своей Леночкой по заказу некоей группы лиц провернули кой-какую хакерскую комбинацию. Вряд ли, конечно, Шостак и Шостак-сан докопаются, что С. Чинарев имеет отношение к М.Молчанову... Но "вряд ли" - гарантия слабая...

Нет, друг Дикки-бой, все-таки ты сволочь последняя. Не потому, что норовишь подставить, а потому, что лишний раз из-за тебя вспомнилась Леночка. Леночка, которую уже почти удалось забыть (почти удалось уговорить себя, что почти удалось забыть); Леночка, которая была таким классным партнером в компьютерных шахерах-махерах и которая в конце концов все-таки не согласилась на большее...

Так что проваливай на Байсан в одиночку, старый друг последняя сволочь Дикки, и пусть тебя там... Ведь как ни верти, а "Глобкэм" затеял совершенно гробовую затею! Хотя...

Хотя...

Байсан. Всадники. Флайфлауэры. И вынутые алмазы. И монополия "Макрохарда". И случай лягнуть крупнотвердых. Да еще как лягнуть-то! Это им не компьютерные тараканы - то было всего-навсего по мозгам, а тут может получиться по самому болючему, по счетам то есть...

Так, за время честной жизни мозги работать не разучились - это есть хорошо. И работают они в направлении нужном - это еще лучше. Если обстоятельства делают невозможным достижение цели, дураки задирают лапки, а умные просто меняют цель. Уж кем-кем, а дураком М.Молчанова злейший друг не назовет. А что цель придется менять не свою - это всего-навсего сопутствующая подробность. Мелкая и незначительная.

Так-так-так. А идейка-то впрямь хороша, ради такой бы и порисковать можно. Тем более что жизнь нам, разочарованным, как-то все больше не в радость... А если выгорит дельце (ТАКОЕ дельце!), глядишь, и вкус к ней, к жизни-то, обратно появится. Одним махом вставить и макросам (макросам!!!), и "Глобкэму"... да еще не одних светлых идеалов ради, а и самому оказаться при материальной выгоде... Недурственно, господа, весьма недурственно!

Н-да, недурственно... БЫЛО БЫ.

Потому что идейка осуществима только непосредственно на Байсане, а до этого самого Байсана добраться шансов практически никаких. И не только практически никаких, но даже хоть и теоретически... Впрочем... Гробовых ситуаций некоему Молчанову в жизни выпадало предостаточнейше, но помянутый Молчанов из оных каждый раз выкручивался - тут дружище Дикки прав на все сто. Это раз. Если вот так с ходу, на голом месте некоего Эм Молчанова осенила превосходнейшая идейка, глядишь, и по поводу "добраться до Бай-сана" тоже че-ничо осенит - это два. И наконец, три: альтернатива-то принятию Крэнгова предложения есть? Считай, что нету. Несколько лет по пояс в свинском дерьме (причем "по пояс" и "в свинском" - это только при изрядном везении!) и 99% вероятности сгинуть в составе экспедиции при невыясненных... нет, иначе: 1% вероятности НЕ сгинуть и осуществить-таки крайне соблазнительную идейку... Есть тут о чем раздумывать?

А Крэнг что-то попритих... Изверился уговорить? Плохо. Как бы это его поненавязчивей обнадеж?..

- Мат!

Окрик был таким жалостным, таким просящим, что Матвей против желания обернулся. Обернулся и вскрикнул от неожиданности, ослепленный целой очередью стремительных ярких вспышек. Когда же он сообразил наконец, что происходит, заслоняться руками или отворачиваться было поздно: Крэнг уже неторопливо прятал в карман крохотную визионку.

- Отдай, гад! - Изображаючи ярость праведную, Молчанов немного перестарался: с его перековеркавшихся в злобной гримасе губ закапало красное.

Дик храбро сказал, на всякий случай попятившись от решетки:

- Обязательно отдам. Или тебе - на борту лифт-модуля, через пять минут после старта, или... Или Эленке. Не беспокойся, как-нибудь найду способ переслать. Пускай посмотрит, на что ты теперь похож. Может, пожалеет, а? Может, даже спасать прилетит... Или наоборот - порадуется, что в свое время не связалась крепче... с этаким-то размазней... А?

Матвей судорожно сглотнул, обозначил попытку что-то сказать, еще раз сглотнул... В конце концов сквозь его весьма убедительно хриплое да правдоподобно трудное дыхание выдавилась-таки относительная членораздельщина:

- Т-ты... С-сучий потрох... Ладно, твоя взяла. Подавись. Только учти, гад... Ох, учти! Ох, я с тобой же и рас... рассчи... Ты, падла, еще у макросов будешь в ногах валяться или у всадников в... что там у них вместо ног... молить будешь, чтоб лучше ОНИ тебя гавканули, понял?!

Он принялся подробно описывать, что и как будет делать с давним хорошим другом Диком, ежели макрохардовцы и всадники не снизойдут этого самого друга укокошить. А многажды и нехорошо помянутый друг торопливо кивал с радостной, чуть ли даже не подобострастной улыбкой. И еще в улыбке этой нет-нет да и проскальзывала гордость: дурак Крэнг поверил, что удалось-таки ему очень хитроумно, с тонким пониманием психологии заставить давнишнего своего приятеля Мата поступить не так, как тому бы хотелось.

* * *

Темная стеганая обивка потолка и стен, некорректируемый "вечерний" свет растерянно помаргивающих плафонов - все это только подчеркивало тесноту доставшейся Молчанову каюты. Ну и что ж с того? Правда, старинная поговорка насчет тесноты и обиды была бы очень не к случаю, но все равно нынешнее это обиталище Матвею неожиданно пришлось по душе.

Например, вместо обычного сканерного экрана здесь оказалось круглое окно. Да-да, именно окно - маленькая (всего сантиметров двадцать диаметром и чуть ли не такой же толщины) плитка прозрачного бронепласта, матерчатая занавеска с внутренней стороны, айронитовая кулиса снаружи... Смотреть сквозь все это было не на что - там, "вовне", который день плескалась Унылая радужная муть сопространства - но от самого слова "иллюминатор" веяло добротным старинным уютом.

И еще одно старинное словцо, многажды читанное, но допонятое только теперь, постоянно всплывало в Матвеевой памяти. Келья. Кто сказал, что ею непременно должен зваться каменный мешок с сырыми голыми стенами? Наверное, никто...

Да, поговорка про тесноту, в которой "да не в обиде", была очень не к случаю. Хотя как раз теснота и была чуть ли не единственным исключением из всего прочего мира, на который Матвей Молчанов внезапно решил обидеться. Именно внезапно. Ни с того ни с сего.

Он что, спрашивается, раньше не знал, каким боком способна в любой момент вывернуться давняя (и, кстати, совершенно искренняя) Крэнгова дружба? Знал. И теоретически знал, и практически неоднократно уже расхлебывал каши (а то и чего похуже), в которые вольно или невольно вляпывал его дружок Дикки-бой.

Так почему же нынешний вляп ощутился вдруг каким-то нежданным и извращенно подлым предательством? Почему именно нынешний, а не, к примеру, первый, давно-давнишний? Ну, не под деструкторный залп подставлял его в тот раз дружок Дикки и не под экзотические костяные клинки, а всего-навсего под пырок "осы", украдливо вышмыгнувшей из чьего-то замызганного рукава... Чудом тогда Матвей отвильнул от даже в темноте невидимого плазменного жальца, - вместо того чтоб вжечься, куда метило, оно только слегка чиркнуло по запястью... шрам, между прочим, по сию пору остался. Но в тот-то раз единственное, что друг Молчанов сказал нехорошего другу Крэнгу, так это вот: "Понял теперь, на куда ты без меня годен?!" А Дикки-бой кивал согласно и все сутулился, уеживался как-то, чтоб глядеть на спасителя своего снизу вверх...

Так почему же не тогда, а теперь?

Или, может быть, только теперь вдруг дошло до М.Молчанова, суперхакера то ли в запасе, то ли в отставке, что лихая его когдатошняя подельница красотка Леночка никогда его не полюбит? Что попросту не может она любить - опцию какую-то, ведающую людскими чувствами, недоподгрузил ей в душу Господь. Вот переспать между делом - это она с удовольствием; только оное занятие, по Леночкиному мнению, от, к примеру, почесать спину отличается лишь обоюдством приятности. А разве не ясней ясного стало все это еще четыре года назад, когда ради Ленкиной безопасности Матвей напропалую корчил из себя приманку, мишень, клоуна; когда, спасая... ну грешен, грешен: себя он тогда тоже спасал... но ведь это, по большому-то счету, из-за нее пришлось ему черт-те чем рисковать и черт-те чего наворочать едва ли не в галактическом масштабе...

Как Лена смотрела на него, когда он рассказывал ей про это самое "черт-те чем" и "черт-те чего"! Так смотрят перед тем, как сказать...

Она и сказала. Правда, не тогда, а семерку месячишек спустя.

Она сказала: "Ну что ж, спасибо тебе за все-превсе".

"Я всегда говорила, что ты бо-ольшущий молодец", - сказала она.

А потом еще так сказала: "Только давай теперь будем каждый сам по себе. Ты очень обрывистый хакер, и в постели ты просто супер. Но ты мне больше не нужен".

Так почему вдруг теперь? Четыре года, как вроде бы уговорил себя, что смирился, плюнул, махнул рукой... И вот... Дурацкое Крэнгово напоминание - и все сначала?!

Будто бы мало нынешнего! Эта вот вздорная экспедиция как бы не на тот свет... Или Новый Эдем со всеми его разочарованиями... Поэтический неизведанный мир, в котором поэзии ни на иоту и в котором просто-напросто нечего изведывать. Несбывшаяся надежда на честное семейное счастье. Возвышенная девица Виолентина, ее почтенные батюшка с матушкой - и омерзительный скандал, учиненный ими человеку, который всего-то оступился на лестнице и невольно помянул черта... Человек, впрочем, тоже в долгу не остался. Очень уж накипело у человека, ну и... Единственное приятное новоэдемское вспоминание.

Хотя нет, не единственное. Второе приятное воспоминание - это еда. Великолепная натуральная еда, после которой бортовые синтез-рационы, несмотря на все свое разнообразие, способны вызвать только один устойчивый рефлекс - рвотный.

Как тут не посочувствовать новоэдемским спутникам: всю жизнь питались несинтетическим великолепием, и вдруг - на тебе... Впрочем, новоэдемцы именно синтез-пищу-то и восприняли как великолепие - доселе невиданное, но слышанное и вожделенное. Теперь, по крайней мере, можно считать доказанным, что расстройство желудка от глупости не помогает.

Ну и хватит о чужих проблемах. Тут со своими бы разобраться...

Слава Богу... эх-хе, заразился-таки выражениями от новостароверов с постпуританами... в общем, хорошо хоть на зафрахтованной Шостаком-сыном летучей каракатице все каюты маленькие, одиночные - свою выпало делить только с экспедиционным бухгалтерским супербрэйном. Можно прихлопнуть за собой люк, плюхнуться в помесь дивана с контрвакуумной аварийной капсулой (при раздвинутой крышке очень похоже на гроб, а при задвинутой - тем более), вскинуть ноги на столик, прямо на брэйн-контактор, и с полным правом процитировать пушкинского дряхлого скрягу: "Здесь все подвластно мне!"

И еще хорошо, что порядки на вышеупомянутой каракатице отнюдь не космофлотские: ни одного мероприятия, обязательного для всеобщего присутствия. Даже на завтрак-обед-ужин хошь - ходи в кают-компанию, хошь - сам себе синтезируй в любое условное время и в любое же время давись один на один с тарелкой (Матвей чаще всего так и поступал). Конечно, этакое положение дел вряд ли можно назвать нормальным для рисковейшей экспедиции, члены которой даже в лицо еще толком друг дружку не знают.

Но Молчанову подобная ненормальность пришлась по душе.

Главное, что не докучает никто, ни один из всевозможнейших сопутешествующих хомов - и сапиенсов, и не очень, и очень не. Крэнг с самых пор достопамятного (оно же и последнего серьезного) разговора в полицейском участке старается попадаться на глаза лишь при полнейшем отсутствии какой-нибудь альтернативы; подчиненные Крэнгу гориллы общения с несебеподобными вообще избегают - стесняются своего лексикона, состоящего исключительно из применимых к любому случаю жизни "врезать"-"вма-зать"-"бахнуть"-"трахнуть" (правда, на всех мыслимых языках, включая, кажется, горпигорский)... Отчаянные авантюристы с Нового Эдема абсолютно некоммуникабельны - прозрели, опомнились и млеют в беспросветном отчаянии от собственного авантюризма...

Единственно, с кем пришлось общаться по-серьезному (и то лишь именно единственно, еще до старта), так это с великим папашкиным сыном Шостаком... Вернее, с его секретарем... А еще вернее - с ними обоими. Как сказала бы комиссар Маарийохаккинен, "путаность показаний" вызвана тем, что беседовал главным образом секретарь, а папашкин сукин сын за все полчаса расщедрился на пару-троечку реплик.

Беседа состоялась в гостиничных апартаментах, к которым Дикки-бой препроводил Молчанова с совершенно омерзительным подобострастием. Правда, подобострастие это относилось единственно к препровождаемому. С комп-консьержем, блюдущим заповедь "не преступай начальнический порог всуе", Крэнг общался как капрал с новобранцем, а в раздвигающиеся двери бросил уж вовсе фамильярное "Хай, вот и мы!".

Изнутри не по-человечески великолепный полубас тут же ответил в том смысле, что "мы" - местоимение неуместное, что в номер заказывали подать единственно господина нового бухгалтера и что господин начальник боевой группы может возвращаться к исполнению своих обязанностей. "Он не может возвратиться, - съехидничал другой голос (визгливоватый, но вполне человеческий). - Возвращаются к тому, от чего отвлекались. А как можно отвлечься от того, к чему до сих пор не приступали?"

Наверное, Матвей сильно переигрывал во время того разговора. К примеру, вряд ли нужно было, войдя и поздоровавшись, подчеркнуто кушать глазами вальяжного дядю в безумно дорогом костюме и с платиновой проволочкой, искусно вплетенной в каштановые усы (ультразвуковой писк моды). Даже новоэдемский комароид, по единожды с лета ушибавшийся головенкой о златокедр, вмиг доморгался бы, кто тут настоящий хозяин.

Настоящий хозяин как две капли воды походил на собственные портреты, которых Молчанов лет пяток тому насмотрелся достаточно (доскональное изучение противника - залог успешной работы). Настоящий хозяин сомнамбулически бродил по апартаментам, рассеянно хватая всякие мелочи, вертя их в руках и роняя куда попало. Этакий бледненький замухрышка - одет изысканно, но узел шейного платка пребывает где-то за ухом, ногти отполированы, но обкусаны, волосы на затылке дыбом, как у рассерженного кота... Типичный яйцеголовый, ни на миг не способный отвлечься от глобальных судьбоносных проблем - например, сколько же все-таки дней, часов и минут длится беременность у альбийского губослышащего хвостогрыза?

Впрочем, после изобретения вот такими же яйцеголовыми умниками субмолекулярных гримсредств и компьютерной психопластики, впечатлению от внешности власть имущих (а тем более - имущих деньги) доверять просто опасно.

Это у них теперь без проблем.

Хелло. Отдел ПИ АР? Мы ожидаем видеовызов от председателя инвестиционного комитета. Срочно пришлите кого-нибудь придать шефу имидж-воплощение... э-э-э... ну, скажем, что-нибудь вроде "Эйнштейн на проводе"... да не повесился, дура, а связь у них тогда такая была!

Общался с Матвеем, главным образом, секретарь. Минут пять общение сводилось к "будьте любезны, присаживайтесь", "кофе, виски, сигары?", "а что это с лицом у вас?" и тэ пэ. Причем все эти вокругдаоколы, начавшись с англоса, исподволь перелились в русский, потом - в испанский... Когда же барственный обладатель проволоки в усах вымяукал нечто азиатское, Матвей очаровательно улыбнулся и ляпнул с классическим прононсом: "Экскузэ муа, жэ нэ компран па". Ляпнул и тут же прикусил язык - еще до того, как краем глаза приметил выражение заинтересованности на лице прекратившего бродить гения биохимии. Само по себе знание четырех языков, конечно же, ничего такого не значит. Оно просто привлекает лишнее внимание (а именно привлекать к себе лишнее внимание Молчанову бы не следовало) и в случае чего может сработать этаким полезным фрагментиком общей мозаики - наряду, к примеру, со стихоплетством.

И еще одну глупость он сделал: на вопрос об имени и фамилии не придумал ничего лучшего, чем сказать с наглой улыбочкой:

- Бэд Рашн.

Секретарь заломил брови, но ничего не сказал. Зато вдруг решил заговорить Шостак:

- А наш... мнэ-э-э... общий друг Ричард Крэнг, помнится, говорил, что вы славянин...

- Имеет право, - пожал плечами Матвей. - Мы ведь, кажется, живем в демократическом обществе?

Шостак с секретарем переглянулись и вроде бы телепатически постановили считать данный вопрос исчерпанным.

А Молчанов-Чинарев-Бэд Рашн, сохраняя на лице идиотски-самоуверенную ухмылку, мысленно честил себя распоследнейшими словесами. То, что он миг назад глюкнул... Уж лучше бы прямо на лбу вытатуировал: "Имею основания скрывать настоящее имя". Четыре месяца пребывания на Новом Эдеме прям-таки фатально отупили некогда самого перспективного из членов первой десятки опаснейших кримэлементов.

Слава то ли Господу, то ли черту (кто там из них курирует хакеров?), больше Матвею тогда говорить не пришлось. Матвею пришлось только слушать: в течение приблизительно получаса ему излагали круг его производственных обязанностей. Выяснилось, что Дик не наврал - вся подготовительная работа по принятию на баланс экспедиционного оборудования, открытию счетов, начислению авансов и тэ пэ действительно выполнена безвременно почившим предшественником; бухгалтерские и околобухгалтерские операции, связанные с новоэдемской вербовкой, тоже уже кем-то выполнены; а в обязанности собственно Матвея, то есть - пардон! - Бэда Рашна, входит учет расходования балансовых средств и их пополнения "уже после прибытия на Байсан, когда экспедиция развернет работы... ну, то есть вы понимаете, все это делается по-современному... вы, фактически, не бухгалтер, а руководитель компьютера, хе-хе...".

Молчанов было подумал, будто его персональные обязанности включают еще и пойти под суд при всплытии каких-либо не им допущенных злоупотреблений, но ляпнуть этого вслух не успел: Шостак вовремя объявил, что по уставу экспедиции единственным материально и нематериально ответственным лицом является главный ее руководитель, то бишь лично он, Шостак-сын. Что ж, это его право - мы ведь действительно живем в демократическом обществе... вроде бы.

Вот, собственно, и все, внимания достойное, - разве только еще одну любопытную мелочишку Матвей успел приметить незадолго до конца собеседования.

Шостаковский секретарь, очередной раз угощая нового сотрудника куревом, взялся за сигарный ящик левой рукой, и свежеиспеченный бухгалтер Рашн вдруг чуть не присвистнул от удивления. Секретарь-то - вальяжный, барственный, холеный и прочая обладатель оперного голоса - оказался мужиком тертым: его левая кисть, которую он старался поменьше выставлять напоказ, была явным биорегенерантом. Причем новехоньким, не старше года: безволосость, по-детски шелковистая кожа, неуверенность движений... Ну да и черт побери эту руку с ее хозяином вместе. Как уже не раз было сказано, мы живем в правовом демократическом обществе, основанном на принципе уважения тайны приватной жизни.

Потом (это уже после старта, на борту "каракатицы") имело место еще и поголовное собрание всей экспедиционной братии, в ходе которого Матвей впервые получил возможность приблизительно оценить даренных судьбою спутничков. Картина показалась удручающей. Не сказать, чтобы в случае чего бухгалтер Бэд Рашн собирался на кого-то рассчитывать, но... Э, да что там!

Нечто интересное примерещилось ему только в командире корабельного экипажа. Но осторожная попытка завязать беседу в два счета доказала: этот парень с ярко азиатской внешностью и неожиданным именем Клаус не разумное существо, а так - деталь навигационного оборудования. Матвей уже имел случаи убедиться: если у человека зрачки словно бы сопространственной мутью подернуты, то вместо мозгов у него бортовое счетнологическое устройство, а вместо души - технический паспорт какого-нибудь корабля.

У азиата Клауса вместо души был техпаспорт списанного из резервной эскадры кросстаровского десантнотранспортника "Каракал". На собрании Матвею среди разномастной публики сразу бросились в глаза по-военному стриженный затылок и черная парадная "офицерка" со следами недавно отклеенных погон. Но когда, подсев ко всему этому, бухгалтер Бэд попытался поздороваться и представиться... Хозяин затылка, погонных следов и немецкого имени выслушал его, не отводя азиатски-бесстрастный взгляд от ораторствующего Шостака, а потом вдруг сказал вполголоса: "Они приконтачили к нашей корме какую-то грушу на кишке. Размером с ходовую рубку. Н-нагар дюзовый..." Засим последовали миг раздумья и новый выброс информации: "Аварийная катапульта жилого модуля предназначена для спасения корабля и экипажа от пассажиров". Матвей выдавил неопределенное "гм" и поспешил отодвинуться.

А Шостак-сын тем временем разглагольствовал, живописуя предстоящую экспедицию этаким турполетом в край, где на деревьях вместо листвы подвешены купюры и кредитные эллипсеты.

Всадников при этом он особым вниманием не осчастливил. Помянул лишь, что, вдоволь наобжигавшись на всяких дельфинах (с одной стороны) и на плосколобых флерианах (с другой), земная наука давно уже перестала увлекаться объемом мозга да сложностью извилин оного. Перестала, значит, и выработала "безошибочный триединый комплекс" признаков разумности.

- И вот с точки зрения этого комплекса... Да, всадники пользуются весьма сложными орудиями труда... Более того, их человекоподобие гораздо выраженнее, чем у любой известной нам разумной внеземной расы, они даже имеют настоящие - в человеческом понимании - руки... Впрочем, теоретически доказано, что, например, щупальце является гораздо более совершенным органом в аспекте созидания предметов материальной... Но я, кажется, слишком увлекся. Так вот, орудия труда байсанских всадников и их якобы социальная организация - это лишь два из трех необходимых признаков. Без наличия возможности общения особей посредством членораздельной речи либо ее полноценного аналога (которых, кстати, современная наука не знает)... Без этой возможности, которая и является третьим признаком, нельзя говорить именно о социальной организации, а можно говорить лишь об организации инстинктивной (пример - земные муравьи и подобные им). Это что касается псевдонаучных измышлений о якобы разумности всадников. С практической же точки зрения, упомянутая форма организованной жизни намертво припаяна своей скотоводческ... э-э-э... симбиотической ориентацией к степной зоне планеты. А поскольку наша область интересов - псевдомангр, эта многократно преувеличенная вздорными слухами угроза нам не - хе-хе! - угрожает.

И вот теперь - полет.

Тусклая радужность за иллюминатором; вместо каюты - уютная келья, вместо койки - тесноватый, но, в общем, уютный гробик...