Чтение 22–й страницы книги ~Боги слепнут~

- Неважно. Он носит тогу. Значит - может. Таков закон Рима. И мы устраним Бенита по закону.

- А разве диктатор Бенит не заменяет императора?

- По закону диктатор не может противоречить императору. Он лишь может его замещать. Но если Август скажет: "Я приказываю то-то и то-то", все подчинятся. Слово императора выше слова диктатора...

- И ты вернешься в Рим? - оживилась Летиция.

- Нет, в Рим я не вернусь. Но Бенита мы уберем. Кстати, он знает о способностях Постума?

- Думаю, что нет. - Летиция помолчала. - Надеюсь, что нет...

- Кому из охранников Постума ты можешь полностью доверять? - спросил Элий.

- Авлу Домицию. Он клялся, что всегда будет верен Постуму.

Но тут же перед глазами всплыла сцена в гараже. И гримаса отвращения на лице Авла. Но ведь этот эпизод не имеет никакого отношения к клятве гвардейца.

- Хорошо, свяжемся с Авлом Домицием, - сказал Элий.

Глава 25

Июльские игры 1976 года (продолжение)

"Вчера вдова императора Руфина отправлена в изгнание. Сенат обещал позаботиться о дочери покойного императора".

"Акта диурна", 12-й день до Календ августа <21 июля.>

- Знаешь, что тебе теперь надо сделать, мой мальчик? - спросил Крул.

Бенит пожал плечами - угадать логику старика, как ни старался, он не мог.

Всякий раз тот огорошивал его каким-нибудь невероятным предложением.

Они сидели в маленьком закутке, именуемом таблином редактора, сплошь заваленном бумагами. Из окна открывался вид на сады Лукулла. Крул обожал маленькие каморки и зелень. И еще он обожал всякие гадости. Глядя на черные свечи кипарисов, Крул вспоминал, что за свои сады бедняга Лукулл поплатился головою, потому что они так приглянулись Агриппине. Воистину лучше ничем не владеть. Тогда у тебя нечего будет отнять. Или владеть целым миром.

- Ты должен разогнать преторианскую гвардию.

Бенит решил, что Крул шутит, и засмеялся.

- Я серьезно, - сказал старик.

- Расформировать преторианцев?

- Кто сказал - расформировать? - изумился старик.

- Ты.

- Ничего подобного. Я сказал - разогнать. Разогнать этих зажравшихся аристократов, которые постоянно твердят слова "честь" и "верность". Пусть болтают о чести в Галлии или в Испании. А еще лучше - в Виндобоне. И набрать новых ребят из провинции, которые будут служить не императору и Риму, а лично тебе. Потому что ты их возвеличил. Так поступил Септимий Север. Надо учиться у предшественников. Чтобы оправдать свой поступок, Септимий придумал сказочку о том, как преторианцы торговали императорским титулом. Якобы кто больше даст наградные, того и сделают Августом. На торге победил Дидий Юлиан. Обещал преторианцам по двадцать пять тысяч сестерциев на рыло, и потому они поддержали его. Огромную якобы сумму обещал. А между тем Марк Аврелий, став Августом, велел раздать по двадцать тысяч сестерциев без всякого подкупа и торга. Так вот и спрашивается, за что платил преторианцам Дидий Юлиан? При том, что монета с каждым годом дешевела, и двадцать тысяч сестерциев Марка Аврелия были куда весомее награды Дидия Юлиана? Современные историки считают, что эту историю выдумали позже, при Септимий Севере, чтобы оправдать разгон преторианской гвардии. Но у гуманитариев всегда неважно было с математикой, вот и просчитались ребята, сочиняя свою байку.

- Ты читаешь современных историков?

- Почему бы и нет? Мы с тобой умные ребята.

Бенит в задумчивости погладил голову. Он только что начисто побрился, и у него появилась привычка поглаживать лысый череп.

- А на каком основании я отправлю их в отставку?

- По состоянию здоровья.

- Преторианцев? По состоянию здоровья? Ты спятил, дед. Они похожи на откормленных быков. Я рядом с ними - дохлый цыпленок.

- Что из того? Сколько из них облучилось в Месопотамии?

- Те померли.

- Померли те, кто был с императором во время взрыва. А те, кто прибыл им на смену, - служат.

- Не все. Многие заболели. Эти проходимцы теперь на пенсии и получают столько же, сколько те, что служат в гвардии. Скорее бы они все подохли.

- Ну тогда те, кто общался с этими. Они ведь тоже могли облучиться. Опять же, посещали своих товарищей в клинике.

- Ты серьезно?

- Конечно. Нужен повод. Заявим, что их присутствие вредно для здоровья императора, и уволим. Скажем, что эти миллиединицы могут превратить императора в монстра. Большинство поверит. Все помнят ту мерзкую гадину, что пожрала старикашку Проба.

- Но император же не гений.

- В нем кровь гения.

- Да, да! - Бенит радостно потер ладоши. - Дедуля, тебе цены нет! Мы бросим тень на императора и разделаемся с гвардией. Вот только... - Бенит запнулся. - Норма Галликан никогда не признает гвардейцев негодными к службе.

- Зачем тебе Норма Галликан?? - ухмыльнулся Крул.

- Она главный специалист в этой области.

- Ну и что? Зачем тебе какие-то специалисты? Тебе нужны продажные люди - и только. Создай комиссию из своих медиков. Неужели ты не можешь найти трех-четырех служителей Эскулапа, которые подпишут любые бумаги.

- Дедуля, ты умнее любого гения!

- Ладно, ладно, можешь не благодарить. Займись преторианцами, и поскорее.

В этот раз Большой Совет собирался в Лютеции из-за разногласий между Галлией, Испанией и Германий и Бенитовым Римом. После стольких дней и месяцев разлуки Элий наконец встретится с сыном. Неужели?! Элий не мог унять внутренней дрожи. Он встретится с сыном, которого никогда не видел. То есть видел фото в вестниках - насупленного серьезного малыша, облеченного в пурпур. Видел фото, которое носила с собой Летиция: крошечный карапуз в пурпурных пеленках. Малыш Постум. Малыш. Элий мысленно разговаривал с ним, объяснял причину разлуки.

Потом понял, что никаких слов не надо, надо просто обнять ребенка, и тот все поймет. Но тут же Элий вспомнил о Бените, и внутри все перевернулось.

Чего он боится? Все задумано очень даже неплохо: Элий встретится с маленьким императором, тот объявит о низложении Бенита. Большой Совет утвердит решение Постума.

"Но я не гражданин Рима,- вспомнил Элий. - Я даже не смогу надеть тогу".

Он предстанет перед Большим Советом не в тоге, а в серой тунике перегрина.

Да нет, не так - он вообще не может предстать перед Большим Советом. От его имени будет говорить кто-то другой. Но кто? Кто согласится рискнуть и говорить от имени бывшего Цезаря? Или все же ему позволят выступить лично? А кто может позволить такое? Только председатель Большого Совета, представитель Галлии Бренн.

Узорная решетка вентиляционного отверстия упала к ногам стоящего у дверей императорской спальни гвардейца. Авл Домиций отскочил в сторону. Меч мгновенно вылетел из ножен. Из черной дыры никто не показывался. Но там кто-то был. Авл это чувствовал.

- Спрячь меч, - посоветовал прятавшийся в вентиляции. - Нам надо поговорить. У меня для тебя послание, Авл.

- Ты что, почтальон? - Гвардеец опустил меч.

- Считай, что так. Видишь ли, современной почте доверять нельзя. Так что приходится пользоваться специальными каналами.

- Может быть, наконец выйдешь наружу? - предложил преторианец.

Из отверстия высунулась плоская змеиная голова. Судя по голове, тварь была немаленькая.

- А, это ты, Гет! - Авл перевел дыхание и спрятал меч в ножны. - Что у тебя за послание? От кого?

- От Августы. Ты клялся ей служить.

- Клялся, - подтвердил Авл. И сердце его невольно заколотилось сильнее.

- Так вот, поручение таково. Завтра Бенит отправляется в Лютецию. Ты поедешь следом послезавтра. С императором. Один.

- Но Постум должен остаться в Риме.

- Император никому ничего не должен. Постум поедет в Лютецию и выступит на заседании Большого Совета. Вы прибудете прямо на заседание Большого Совета в храм Мира к четырем часам дня.

- Это похоже на похищение.

- Таков приказ императора.

- Император может мне приказать?

- Может.

- Бенитовы псы пустятся за нами в погоню.

- Уедешь на пурпурной "триере" вечером. До утра императора никто не хватится. Машину никто не посмеет остановить. Окажешься в Галлии до рассвета. К назначенному сроку будешь в Лютеции. Справишься?

- Конечно.

Что задумала Летиция? Невероятно. Неужели она хочет низложить Бенита и стать диктаторшей? Почему бы и нет? Именно, почему бы и нет? И кем будет он, Авл? Сердце его отчаянно застучало. Красавец-гвардеец рядом с одинокой красивой женщиной.

Авл на мгновение прикрыл глаза. Они снова были в саду. Летиция смотрела ему в глаза, и губы ее шептали: "Не здесь". А глаза, глаза обещали...

Глава 26

Июльские игры 1976 года (продолжение)

"Завтра открывается заседание Большого Совета в Лютеции".

"Сегодня день моряков Нептуналий".

"Акта диурна", 10-й день до Календ августа <23 июля.>

Огромная триумфальная арка Руфина в Лютеции напоминала вымершего мастодонта. Подле нее под мраморной плитой похоронен неизвестный солдат, погибший во время Третьей Северной войны. Широкая улица, названная с присущим галлам юмором Элизийскими полями, упиралась в арку Руфина.

Элий никак не мог поверить, что Руфин мертв. Знал, что император умер, но все равно продолжал разговаривать и спорить с ним, как с живым. Руфин лично ему, Элию, не хотел никогда зла. Но божественный Руфин <Римляне относились к своим умершим родителям как к богам. Поэтому закономерно обожествление каждого умершего императора. Не в том смысле, что он действительно становился богом, а в том, что его память надо было чтить и воздавать умершему божественные почести.> почему-то считал Элия врагом Рима, противником, которого надо всеми силами победить и не допустить до власти. И наверное, никто в мире не сделал столько зла, сколько сделал Руфин. Даже Трион. Потому что Трион - лишь следствие. А причина всему - Руфин. Но что толку обвинять мертвых.

Вскоре приедет Постум, и все решится. Элий бродил по улицам с самого утра.

Ноги ныли. Он выпил кофе в маленькой таверне и вновь отправился бродить. Усидеть на месте он не мог. Завтра утром к началу заседания Большого Совета в Лютецию должен приехать Постум. Тайно.

Молодой светловолосый галл с золотым торквесом <Торквес - золотое крученое ожерелье, какое обычно носили галлы.> на шее остановил Элия на улице Кота, который ловит рыбу.

- Я - художник. На чердаке у меня мастерская. Зайди, приятель, я плачу по десять сестерциев за час позирования.

Элий поднялся по деревянной лесенке под самую крышу. Лестница был узка и темна, а мастерская огромна и затоплена светом. В потоках этого золотистого света плавали белые льдины необработанного мрамора. Холсты стояли прислоненные к стенам, являя посетителю серебристую изнанку холста. Две девицы сидели в обнимку на низком ложе, покрытом истертым шерстяным одеялом, и курили. То ли табак, то ли травку - от пряного сиреневого дыма слегка кружилась голова. Обе девушки были золотоволосы и белокожи. Такими бывают лишь юные девушки в Галлии. Мать Элия была уроженкой Лютеции. От нее и он унаследовал необычную для римлянина бледность и серые глаза.

При виде Элия девушки вскочили и захлопали в ладоши.

- Правда, он то, что нам нужно? - спросил художник, разливая по бокалам вино. - Лицо настоящего патриция. Подлинная находка.

Он усадил Элия на деревянный табурет, накинул белую драпировку, повернул голову к свету.

- Я тоже попробую его писать! - воскликнула одна из девушек.- Такой характерный старик!

Старик...

"Неужели я - старик?" Элию сделалось не по себе. Еще несколько лет назад

он почитал себя молодым. Почти мальчишкой. Ему же только тридцать пять. Неужто старик?

Одна из девушек принялась рисовать углем голову Элия, другая взялась за цветные мелки. Но работа ей быстро наскучила. Она вновь повалилась на ложе и закурила.

- А ты слышала: говорят, Элий жив, его видели в Альбионе, - сказала та, что рисовала.

- Какой это Элий? Это самозванец, - хихикнула вторая.

- Элий, точно Элий. Говорят, он полубог и бессмертен. То есть он может умереть от старости, но не от пули.

- Девочки, нельзя ли помолчать! - воскликнул художник. Сам он писал быстро, с азартом, голова уже появилась на холсте - особенно удались глаза и лоб с начесанными до самых бровей седыми волосами. Неожиданно художник отбросил кисти.

- Нет, невозможно. Ну скажи, можно смоделировать такой нос? Это что-то невозможное... Да и не старик он вовсе. Волосы седые. А лицо...

Он уже взял мастихин, чтобы снять с холста краску, и замер, уставившись на Элия. Потом полез на полку, снял огромный красочный кодекс, перелистнул страницы.

- Мика! - позвал художницу. Та подошла, заглянула через плечо, потом посмотрела на Элия. Тот не двигался, он прекрасно понял, что они рассматривают. Но не стал ни опровергать, ни подтверждать их догадку. Ему вдруг захотелось быть никем - безымянным бродягой с интересным лицом, которого художник может остановить на улице и пригласить к себе в мастерскую позировать за пару сестерциев. Однако вопроса не последовало. Художник захлопнул кодекс, поставил его на полку, затем вернулся к холсту и принялся работать. Элий сидел не шелохнувшись, как и положено сидеть старику, уставшему после долгого пути. Только это не конец, а середина дороги, и впереди еще столько рытвин и ухабов, столько бед, что невольно замирает сердце.

А что если оставить борьбу и стать в самом деле никем? Позировать в мастерских, болтать с художниками. Надеть на изуродованную шею золотой торквес... Курить травку. О нем в многочисленных маленьких кафе Лютеции будут ходить легенды.

"Как похож, - будут шептать вслед. - Или в самом деле он?.."

В мраморе Марция изваяла его Аполлоном. Потом, закутанный в тогу, он стоял на римских перекрестках. Теперь на выставках в Лютеции то на одной картине, то на другой мелькнет клошар с лицом римского патриция.

Мгновение такая жизнь казалась ему почти желанной...

- Однако, хватит! - воскликнул художник, промывая кисти растворителем.- Не отправиться ли нам в таверну, папаша, да не пропустить ли по стаканчику винца?

Глава 27

Июльские игры 1976 года (продолжение)

"Сегодня в Лютеции открывается заседание Большого Совета. Ходят слухи, что на нем произойдет нечто экстраординарное".

"Новым префектом претории назначен Блез".

"Акта диурна", 9-й день до Календ Августа <24 июля.>

Авл Домиций ехал всю ночь, вот-вот он должен был выехать в Галлию. Постум спал, завернувшись в пурпурное одеяло. На границе пурпурную "триеру" никто не посмеет остановить. Они помчатся дальше и... Против воли сердце Авла начинало биться чересчур сильно. Летиция. Она ждет его. Именно его, Авла. Он помнил ее странное: "Не здесь". Да, да, не в Риме, не в Италии. Но в Лютеции. В этом городе любви все обещанное исполнится.

- Скоро приедем? - спросил Постум, просыпаясь и вглядываясь в мелькание огней за стеклами.

- Скоро. - Еще не светало.

- Я увижу отца. Первый раз...

- Что? - "Триера" дернулась и едва не слетела в кювет. Авл вцепился пальцами в руль. - Что ты сказал. Август? - его не удивило то, что годовалый малыш говорит почти как взрослый. Он поразился лишь тому, что тот сказал.

- Так ты не знаешь? Папа и мама ждут меня в Лютеции, - пробормотал Постум, вновь засыпая. В этом новом сне слышался плеск волн и блестели огни огромного города. Одетая в гранит набережная, удивительные здания. Огромная триумфальная арка. Башня из железа, пронзающая небо. И отец в белой тунике, ветер треплет его седые волосы. Что отец сед, это Постум знал точно, он помнил, как Гет сказал: он теперь совсем седой.

Каков отец лицом, Постум представлял смутно - Палатин не изобиловал портретами бывшего Цезаря. Но однажды мальчик вместе с матерью был на заколоченной вилле отца и видел там его бюст в таблине - мраморный отец казался совсем молодым. Мраморный Элий смотрел куда-то мимо Постума и улыбался странной улыбкой - будто все на свете понимал и нет осуждал никого.

- Я велю отставить Бенита, - пробормотал Август сквозь сон.

Теперь ему привиделось, будто летит он по небу, и с ним Элий и Летиция. А внизу блестит мрамором и яркими красками Рим - бесконечный, как каменное озеро, и Постум показывает им Город и говорит: "Это мой Рим". А они как будто очень давно не были в Городе, и все изумляются, как он изменился, а Постум им говорит:

- Смотрите, как я перестроил Город. И вдруг снизу ударил яркий свет и ослепил... Постум сразу проснулся - луч фонарика бил в глаза. Он в ужасе заслонился рукой и не видел, как двери машины распахнулись и внутрь полезли люди. Постум хотел закричать, но не закричал, лишь судорожно втянул в себя воздух.

Мощные руки подхватили Постума и понесли куда-то.

- Авл! - крикнул Постум и протянул руки, отыскивая своего защитника. Но преторианца не было рядом. Вокруг были только исполнители.

Авл стоял на обочине в окружении людей в черном. Уже светало. Но они все еще были в Италии.

Постума вручили низкорослому человечку в черном плаще с капюшоном.

- Пусти меня! Пусти! - кричал малыш, захлебываясь от плача.

- Пустить тебя, Август? - сладким голоском спросил коротышка.- А куда тебя пустить, мой дружочек? Куда ты так торопишься?

- К маме! - кричал Постум. - К отцу!

- К отцу? Где ж тебя ждет отец? - голос коротышки сделался до противного сладок.

- В Лютеции. Я хочу в Лютецию.

- Ну так поедем в Лютецию, дружочек. Кто ж против. Только твоя машинка сломалась. Поедем на моей. - Он сделал знак своим подручным и шагнул к черной длинной "триере", что поджидала его у обочины.

- А гвардеец? - спросил один из исполнителей. - Что с ним делать?

- Ничего. Ну его к воронам. Все равно их скоро всех разгонят. И этого туда же.

- Но ведь это он позвонил исполнителям?

- Что с того? Преторианцы нам не нужны. Пусть катится.

Человек в черном плаще уселся на заднее сиденье, держа на руках плачущего навзрыд Постума, и машина умчалась. Ее никто не остановит до самого Палатина. Все знали, что черные машины принадлежат исполнителям желаний. Желаний Бенита.

Элий, сидя в маленькой таверне за столиком у окна, видел, как подъехала к храму Мира пурпурная "триера", как преторианские гвардейцы вытянулись в струнку на ступенях мраморной лестницы. Из авто вышел человек в блестящем плаще, держа на руках ребенка. Дождь лил, в его струях расплывались желтые огни зажженных раньше срока фонарей. И все виденное плыло перед глазами Элия - слезы застилали ему глаза. Постум! Он его видит наконец. Неужели настал час? Неужели?

- Выпьем, старик, - бормотал художник. - Выпьем. Знаешь, как трудно творить на краю пропасти? Ты знаешь, что мы на краю и готовы сорваться в бездну? Ты чувствуешь этот край?

- Я там был, - ответил Элий.