Чтение 11–й страницы книги ~Северная Пальмира~

- Уже обед? - спросил бывший гений Тибура, поселившийся на Палатине. - Я, признаться, заснул и едва не пропустил твою трапезу.

Во время обеда он непременно забирался под стол и ловил оброненные кусочки. Постум всегда что-нибудь ронял под стол. Прежде из-за неловкости, свойственной малышам, теперь уже больше намеренно, для Гета. Особенно если какое-нибудь полезное для здоровья блюдо ему не нравилось. Прислуга к бывшему гению относилась уважительно: было известно, что змей, рискуя жизнью, спас когда-то маленького императора, и теперь никто не препятствовал ему находиться подле. А змей все рос и рос. И толстел. Объедками со стола его давно уже было не прокормить. Даже если это стол императорский.

- Обед не скоро, - сообщил Постум. - Мне нужна твоя помощь не в поедании капусты с оливковым маслом.

- Что плохого в капусте? - буркнул змей. - Отличная профилактика против рака.

- Я хочу отменить закон об оскорблении Величия.

- Очень удобный закон. Можно пользоваться как угодно. Убирать беспокойных людей.

- Я хочу отменить этот закон.

Змей почесал голову хвостом.

- Видишь ли, ты можешь его в любой момент поставить на голосование в сенате. Но тебя не поддержат. Даже если ты дашь каждому по миллиону и наградишь каждого дубовым венком. Этот закон нужен Бениту. Тут так просто не решишь. Особенно на голодный желудок. Но когда я перекушу, то что-нибудь непременно придумаю. Ведь я старый гений. Только не надо перед другими говорить обо мне в таком насмешливом и непочтительном тоне. И сравнивать меня с паразитом да еще попрекать даровыми харчами.

Постум залился краской:

- Это же в шутку.

- Ничего себе шутка. "Разжирел, как паразит на даровых харчах", - передразнил Гет. - И это сказано о гении!

- Ты же спал! - напомнил император.

- Все равно все слышал. Я же гений.

Постум обнял его и поцеловал огромную голову. А потом почесал меж глазами. Гет зажмурился. Перед этой лаской он не мог устоять. На самом деле гения легко купить. Надо любить его - и только.

- Не выйдет! Так просто ты не отделаешься! - Змей сделал вид, что все еще сердится. Но сразу было видно, что бывший гений Тибура смягчился.

- А как насчет яичницы? - спросил Постум.

- Из пятидесяти яиц, - уточнил Гет. На секунду он задумался. - Пожалуй, я найду решение. Человек бы ни за что не нашел. Но ведь я - гений! - Змей подмигнул императору и улыбнулся. Да, змей умел улыбаться, только чужаку было не понять, что змей именно улыбается. А Постум знал - это улыбка. - Нельзя трогать закон. Но можно сделать кое-что другое.

У входа в курию толпились человек двадцать с портретами Марка Габиния в руках. Портреты были в осовном давнишними, того времени, когда Марк был молод и ослепительно красив. Отцы-сенаторы, проходя мимо портретов, отворачивались.

Императора Постума принес в курию на руках его воспитатель Местрий Плутарх, потомок знаменитого писателя и философа из Херонеи. Воспитатель усадил малыша в курульное кресло. Сенаторы привыкли, что присутствие Постума - пустая формальность, никто не обратил внимания на хитроватое выражение лица ребенка. Постум поглядывал на отцов-сенаторов с таким видом, будто приготовил отличную шутку и сейчас готов сыграть ее с почтенными мужами.

Никто не ожидал подвоха от ребенка, которому недавно исполнилось два года.

Но когда консуляр, ведущий заседание сената, провозгласил, как положено:

- Имеет ли император сделать внеочередной доклад?

Постум спрыгнул со своего курульного стула и объявил тонким срывающимся голоском:

- Имею.

В курии воцарилась тишина. Потом кто-то отчетливо ахнул: "О боги..." Ведь никто из отцов-сенаторов не ведал, что император может говорить.

- Имею, - повторил малыш. - Я хочу говорить о законе... Есть такой закон - об оскорблении Величия. Этот закон трактуют неправильно... то есть... - малыш запнулся, - с его помощью нарушают закон о свободе слова. Вот так.

- Что он говорит! - выкрикнул в растерянности Аспер и поглядел на сидящих подле сенаторов. - Его подучили.

Постум сбился. Он оглянулся в растерянности. Но тут сенатор Флакк пришел ему на помощь:

- Ты, Август, считаешь, что закон об оскорблении Величия императора должен быть отменен?

Постум раздраженно тряхнул головой:

- Нет. Я считаю, что закон применяют неправильно... И я... я хочу вновь... как в древности. Завтра Иды сентября. Прежде в этот день миловали преступников. И я хочу вернуть этот древний обычай и помиловать всех, кто обвиняется в оскорблении Величия.

- Отцы-сенаторы! - воскликнул Луций Галл, сообразив, куда клонит мальчишка. - Неужели вы будете принимать закон по предложению младенца, который что-то там едва лепечет!..

Но тут же вскочил сенатор Флакк.

- Лепечет или нет, - сказал старик, - но он - наш император, и мы должны уважать его, как уважаем Рим. И ты, сиятельный, должен говорить о Постуме Августе почтительно, если не хочешь сам быть обвинен в оскорблении Величия.

Луций Галл зашипел от ненависти, но возразить не посмел.

- У кого-нибудь есть возражения? - спросил председательствующий консуляр. - Кто-нибудь желает высказаться по данному вопросу?

Бенит с усмешкой оглядывал сенаторов, но пока молчал.

- Я хочу! - заявил Луций Галл - ему показалось, что он уловил желание Бенита. - Августом движут самые благородные чувства. Но вспомните, отцы-сенаторы, почему мы приняли этот закон?! Мы хотели оградить нашего юного императора от насмешек и нападок людей нечестивых и подлых. Так почему же мы забыли эти причины и готовы поддаться первому порыву и принять нечто совершенно другое? Я думаю, Август вскоре поймет, каким опрометчивым было его предложение.

- Кто-нибудь еще хочет высказаться?

- Мы должны защитить нашего маленького Августа! - воскликнул сосед Луция Галла.

- Мне страшно, - прошептал Постум и заплакал. Свой первый маленький бой он проиграл. - Я хочу домой. - Он кинулся к выходу.

Но Бенит подхватил его и вновь усадил на курульный стул.

- Отцы-сенаторы, я предлагаю прислушаться к словам Постума Августа! - сказал диктатор. - О, разумеется, мы должны защищать нашего маленького императора. - Постум уже плакал навзрыд, захлебываясь слезами. - Мы не можем отменить закон об оскорблении Величия. Но Август хочет объявить амнистию тем, кто осужден по этому закону согласно древнему обычаю. Ты хочешь этого, Август? Я правильно понял?

- Х-х-хочу... - только и выдохнул между двумя всхлипами малыш.

- Тогда пусть немедленно подготовят бумагу, и император завтра ее подпишет.

- Разве он умеет писать? - обалдело спросил Луций Галл.

- Ум-мею... - выдохнул сквозь всхлипы Постум.

- Вот и прекрасно! - сказал Бенит. - И я думаю, никто не смеет выступить против возобновления этого древнего обычая, как и других древних обычаев.

- Славься, император! - воскликнул Луций Галл, будто гладиатор на арене.

III

Марцелл не вернул на другой день рукопись, как обещал. Он не пришел даже в клинику и никого не предупредил. Не появился и в это утро. Да был ли он вообще? Не пригрезился ли он Норме? Но почему, почему? Она вскакивала поминутно, подходила к окну. Потом кидалась к двери и спрашивала секретаршу: "Никто не звонил?" Ей было тошно. Ей хотелось кинуться к первому встречному и спросить: "Где Марцелл? Кто-нибудь видел Марцелла? Почему его нет рядом? Почему?"

А тут еще Флакк, к которому Норма Галликан вчера поехала на дом, устроил дурацкий скандал. Узнав, что Норма просит пока не публиковать послание, вдруг закричал, что она трусиха, и что все вокруг трусы и подлецы, и все продались, и всем плевать на Рим. Один он, Флакк, переживает. Норма могла бы понять, что старик растерян и угнетен, но его крики и несправедливые выпады разозлили ее. Без одобрения Марцелла она публиковать послание не могла. Она унизит Марцелла, если отдаст рукопись в печать, не дождавшись его замечаний. А она не могла его унизить. Ей хотелось на него молиться.

Ее ждали сегодня на демонстрации, но она не пошла. Вдруг Марцелл явится в клинику и они с ним разминутся. Она будет ждать! Он должен прийти! Должен!

Еще с раннего утра отдельные личности прохаживались у терм Каракаллы. Все больше молодежь. Но и пожилые степенные люди встречались. Меж прочими можно было узнать фабию, поэта Кумия, молодого Гая Флакка, сына известного сенатора, и Роксану Флакк, его племянницу, и еще многих и многих. Ждали Норму Галликан, но она не пришла. Женщины при встрече целовались, мужчины приветствовали друг друга более сдержанно. После полудня маленькие группки собрались в толпу, толпа превратилась в процессию и двинулась к Аппиевым воротам. Людская змея все росла. Большинство надели траур. А кто не надел, тот накинул на голову полу тоги, молчаливым жестом говоря: не согласен. Так много-много лет назад плебеи удалялись из Рима, протестуя против несправедливости, оставляя своим врагам право повелевать стенами и крышами.

Валерия поджидала протестующих у Аппиевых ворот. Она надеялась возглавить процессию. Но идущий впереди Гай Флакк, сын сенатора и главы оптиматов, отстранил ее:

- Валерия Амата, тебе лучше не присоединяться к нам.

Он был самолюбив и одновременно не уверен в себе - потому и говорил слишком громко и слишком много жестикулировал. Римлянин всегда должен держаться с достоинством. Но не хватало, катастрофически не хватало щуплому и низкорослому Гаю Флакку степенности.

- Почему? Ты боишься за меня? - Валерия снисходительно улыбнулась юноше. - А я не боюсь.

- Да, боюсь. Но не за тебя. А за наше дело. - И Гай Флакк протянул ей номер "Акты диурны" с отмеченным красным заметкой.

Валерия пробежала глазами по строкам...

- Что ж это такое? Не понимаю. Получается, я во всем виновата? Может, еще скажут, что и легионы под Нисибисом погибли из-за меня? И Руфин умер из-за меня? Из-за того, что я была наполовину сиротой, когда пришла в храм Весты?

- Получается, что так. Тебя не имели права принимать в весталки. Но приняли. Был нарушен обычай. А этого боги не терпят. И они обрушили свой гнев на Рим.

- Боги или люди? - Валерия скомкала вестник.

Флакк не ответил и ускорил шаги.

- Неужели боги так мелочны?! - крикнула весталка в спину молодому Флакку.

Ей никто не ответил. Люди, проходящие мимо, старались смотреть в сторону или себе под ноги. Знают... И самое противное, что верят. Неужели почти тридцать лет жизни зря? Все зря?! "Идиоты!" - хотелось ей крикнуть идущим. Но нет, нет, она не должна никого винить. Это всего лишь очень точный, очень подлый удар Бенита. Сокрушительный удар. Или все-таки так и есть? И все в мире зависит лишь от формы? От соблюдения обычая... Форма определяет все. Добро и зло, лишенные формы, перестают быть добром и злом.

Процессия растянулась. Валерия приметила, что кое-кто начал отставать, пробираясь в хвост колонны. Многие потихоньку поворачивали назад. И колонна лишь поначалу выглядела внушительной. Когда через несколько минут Валерия увидела ее хвост, то поняла: не получилось демонстративного исхода. Не большинство, и даже не значительная часть, а всего несколько тысяч человек покидали Вечный город. И хотя репортеры альбионских и винландских вестников старательно щелкали фотоаппаратами, выбирая ракурсы так, чтобы колонна протестующих казалось бесконечной, эти фото ничего не могли изменить. Уверенные в недолговечности Бенитовой власти, в Альбионе и Винланде будут ждать, когда разъяренные поклонники Закона и Свободы вытащат Бенита из курии. Они будут ждать день за днем, год за годом, пока не устанут. А жителям Рима ясно уже, что противники Бенита проиграли, не начав бой.

Роксана Флакк остановилась подле Валерии. Вернувшись из плена, Роксана коротко постриглась и стала носить мальчишеские туники. Сейчас на ней была короткая туника со шнуровкой на груди и кожаные брюки до колен.

- Мы напрасно затеяли эту демонстрацию, правда? - спросила Роксана. - Римлянам нравится Бенит. А Флакк - нет. Так что топать дальше нет смысла. Только натрем ноги и устанем. Пойдем-ка лучше домой и тяпнем фалерна.

Тут только Валерия почувствовала, что от девушки изрядно пахнет вином.

Роксана вдруг захохотала.

- Знаешь, что мне это напоминает? - спросила Роксана, давясь от смеха. - Вся эта нелепая ходьба? Ползание под рабским ярмом. Да, да, мы все ползем под рабским ярмом, а воображаем, что протестуем. - Жаль, что тебя не зарыли в могилу, Валерия Амата. В этом был бы какой-то смысл. Да, в этом был бы смысл... А вот в этом... - Она махнула вслед уходящим, - никакого смысла нет. Только т-с-с... Я никому не имею права говорить про ярмо. Меня убьют. Кассий Лентул меня убьет, если узнает, что я проболталась. Мы все дали клятву. Я и Лентул. Но тебе можно... Тебе, сестрица, можно...

И Роксана двинулась назад нетвердой походкой.

А к Валерии подошел хмурый центурион и сказал:

- Валерия Амата, позволь проводить тебя в Дом весталок!..

Не сразу она узнала в нем человека, который сопровождал ее в Эсквилинскую больницу, и вся вспыхнула.

- Ты... как ты осмелился?

- Я выполняю приказ. Мне велено проводить тебя в Дом весталок и следить за тем, чтобы ты его не покидала.

- Это что, домашний арест? - Валерия гневно нахмурила брови. - Меня должен сопровождать ликтор, а не центурион.

- Это забота о твоей безопасности, Валерия Амата. Ликтор пойдет впереди. Я - сзади.

- Тебе самому не противно, центурион, делать то, что тебе приказывают? - Она повысила голос.

- Не надо оскорблять меня, - отвечал он.

И она смягчилась. Палач ведь никогда не виноват. В древности ликторы служили и почетной стражей, и палачами.

- А ты не можешь достать для меня бутылку фалерна? - спросила она. - Я дам тебе тройную цену.

Центурион едва заметно кивнул. И по дороге на деньги Валерии купил три бутылки фалерна. Себе он не взял ни сестерция.

А Дом бурлил и гудел, как растревоженный улей. В атрии Валерию ожидал Великий понтифик. Отныне Великая Дева должна передать свой титул другой весталке. Оставшиеся два года Валерии запрещено было покидать Дом. А также раз в месяц Великий понтифик будет стегать ее плетьми до кровавых следов - ее, раздетую, в одной полотняной тунике. Такова была епитимья за нарушение древнего обычая.

"Лучше бы я согрешила с Марком и меня закопали у Коллинских ворот, - подумала Валерия. - Ты бы, Веста, меня простила..."

ГЛАВА VIII

Игры в Риме

(продолжение)

"Почти все демонстранты, покинувшие Город в канун Ид октября, вернулись

обратно. Напрасно сенатор Флакк грозится возглавить второй поход. Ну что

ж, он может прогуляться пешочком по Аппиевой дороге хоть до самого

Брундизия. Возможно даже, к нему присоединится десяток сумасшедших.

Пожелаем им счастливого пути. А заседания сената пойдут куда

эффективнее".

"Бирка отказывается от своих требований к Полонии благодаря мудрой

внешней политике Бенита. Да здравствует ВОЖДЬ!"

"Акта диурна", канун Календ октября1

Марка Габиния без всяких объяснений выпустили из карцера. Щурясь от яркого света, он медленно шел по улице. День был чудный. Не жаркий, но теплый. В лавках продавались розы и венки. Он купил венок и надел на голову.

- Марк! - К нему спешила девушка в белой коротенькой тунике и сандалиях с пестрыми ремешками.

Он не сразу ее узнал. Верма? Что она тут делает?!

- Как я рада! - Она обхватила его руками за шею и прильнула губами к его губам. - Тебя били, бедняжка?! - Она коснулась пальцами его покрасневшего века. Он поморщился. - Поедем скорее.

- Куда?.. - спросил он обалдело.

- Как куда? Ко мне домой.

- А Валерия?.. - Он был почему-то уверен, что у дверей карцера его встретит Валерия.

- Она в Доме весталок. Где же ей еще быть?

Она взяла его за руку и повела к авто.

- Мы уедем в Альбион. В Риме нам делать больше нечего. Достаточно, что по делу Кумия меня допрашивали несколько дней подряд. А теперь ты... Нет, так больше нельзя. - Она уже распахнула дверцу новенького ярко-синего "кентавра".

- Но я не хочу ехать! - попытался протестовать Марк Габиний.

- Не хочешь ехать?! А чего хочешь? Чтобы тебя вновь посадили в карцер?

- Ты думаешь, меня вновь посадят? - Он болезненно передернул плечами.

- Что ж ты думаешь? Бенит ни за что не оставит тебя в покое. Ты же у нас знаменитость. Почти что гений.

Он послушно уселся в авто рядом с Вермой. Она взяла его руку в свою. Ее ладонь была немного меньше, но куда сильнее. Если она сожмет пальцы, ему не вырваться.

- Не бойся, Марк, я спасу тебя, - пообещала Верма, прижимаясь к нему. - Я уже все подготовила, даже домик в пригороде Лондиния арендован.

- Если я уеду, меня могут лишить гражданства.

- Ерунда! Валерия не позволит! Хотя после того как она заставила нас с тобой сыграть этот спектакль, от нее можно ждать всего чего угодно.

- Зачем она это сделала? - Этот вопрос Марк задавал себе в карцере постоянно. Но ответа так и не нашел.

- Ей надо было защитить себя от Бенита. Теперь любые обвинения в ее адрес прозвучат грубой клеветой. Ну а во-вторых... - Верма сделала значительную паузу. - Она отпустила тебя на свободу. Ты можешь более ее не ждать: она от тебя отреклась.

Марк и сам подозревал нечто такое. Подозревал, но не верил. И сейчас - тоже нет. Отпустила? Но зачем? Разлюбила? Ему не хотелось в это верить. Но, с другой стороны, так, как поступила с ним она, можно поступить только с нелюбимым человеком. Марк глубоко вздохнул.

И Верма улыбнулась. Этот вздох был ответом: он согласен ехать в Альбион.

С утра на салютации к сенатору Флакку никто не пришел. Ни клиентов, ни сторонников - никого. Атрий был пуст. Напрасно сенатор выглядывал за дверь, ожидая. И далее слуг в доме сделалось меньше. Секретарь исчез без объяснений, а служанка оставила письмецо - якобы она тяжело больна и будет болеть еще долго. К письму прилагалась справка от городского архиятера. Сенатор Флакк выкинул и письмо, и справку в корзину.

- Выборы мы проиграем, - сказал сенатор сыну. Тот вчера вернулся домой из "похода за демократией" грязный, злой и голодный, с огромным синяком на спине - демонстранты жили в палатках, и вигилы несколько раз пытались их согнать с насиженного места. - Банкиры и промышленники разом потеряли интерес и к популярам, и к оптиматам.

- А к авентинцам? - зачем-то спросил Гай, хотя авентинцы были всегда заядлыми врагами всех банкиров.

- Ты идиот, Гай! - вздохнул сенатор. - Теперь все денежные мешки толпятся вокруг Бенита. Это их новый гений. А римляне не могут жить без гениев - вот в чем дело. Все в один час поглупели. Неужели они не видят, куда заведет их Бенит!

- Ну почему - никто? А первое послание Нормы Галликан в "Вестнике старины"? По-моему - здорово сказано...

- Ну и что? Уж если я, сенатор Флакк, не могу никого убедить, то смешно надеяться на какую-то там Норму Галликан. Ну да, она хорошо пишет. Но легковесно. И к тому же отказалась дать разрешение на печать новой статьи. Но главное - она не видит сути. Нужно умение драться. Но это не умение гладиатора. Нет, только не гладиатора! Но все известно давно! "Это - Рим", "Государство, образованное от стечения племен, в котором много козней, много обмана, множество разного рода пороков"1.

Гай Флакк украдкой вздохнул. Ну вот, опять отец его принялся произносить речь. Старик и в сенате говорит, и дома - повсюду.

- Марк Габиний отказался выставить свою кандидатуру, - продолжал сенатор Флакк, не замечая, что единственный слушатель болезненно морщится. - Я сегодня говорил с ним. Его выпустили, ты знаешь? А Марк постоянно повторяет: "Я устал!" Как будто другие не устали! Нелепо! Все хотят быть чистыми, когда кругом одна грязь. Спору нет, послание Нормы Галликан очень и очень неплохое, но ее участие в разработках Триона римляне не забудут никогда. Хотя... на следующих выборах ее можно было протолкнуть в сенат при хорошей организации предвыборной кампании.

- Зачем тебе Норма Галликан?