Чтение 26–й страницы книги ~Северная Пальмира~

Северной Пальмире".

"Акта диурна", 5-й день до Ид июля1

Элий брел по улице Северной Пальмиры. Шел без всякой цели. С тех пор как Логос забрал назад часть божественной сути, ноги вновь плохо слушались, каждый шаг доставлял боль. Теперь Элию не прыгнуть через несущийся со свистом клинок. Да и зачем? Он больше не сражается на арене.

Элий зашел в музей паровых локомотивов. Здесь в просторном зале старой станции выстроились под стеклянным сводом красавцы-паровозы, сверкая начищенной латунью и свежей краской, будто вчера только из мастерской, хотя каждому - не меньше ста лет от роду. Однако все были на ходу. И раз в год, напившись воды и набрав вдоволь угля, подцепив стаю ярких нарядных вагончиков, неспешно набирая ход, пройдут они под старинными воротами музея, больше похожими на триумфальную арку. И побегут старинные паровозы по дорогам Новгородской Республики, полные шумных детишек, оглашая окрестные поля и темные боры пронзительными гудками. И смутно оживут в памяти взрослых рассказы их родителей, что когда-то профессия инженера-путейца была самой почетной в Новгородской Республике, даже выше звания депутата Народного Веча.

Глядя на этих древних красавцев, каждый из которых был снабжен начищенной табличкой и, как гражданин, носил личное имя: Марк, Понтий или Гай, Элий вспоминал детство, когда его, четырехлетнего малыша, мать водила встречать отца на горном курорте. Вверх карабкался старинный паровозец, и грозный его гудок был слышен издалека, пока железный трудяга карабкался вверх по склону. Услышав гудок, Элий прятался за материнский подол. Потом выглядывал. И вдруг из-за заснеженных ветвей неспешно выкатывался паровозик с ярко-красным, дерзко выставленным вперед скотосбрасывателем, и в морозном воздухе за ним стлался густой белый дым. А за паровозом вагончики - ярко-зеленые, ярко-синие, ярко-желтые.

Откатывается деревянная дверь, и на снег выпрыгивает отец в тунике из плотного синего сукна. В руках отца маленькие лыжи - подарок сыну. Отец машет им с матерью рукой и смеется. На темных его волосах вспыхивают белые искорки мелкого снега. Почему-то этот день и этот миг в воспоминаниях Элия остался как самый счастливый. Почему, невозможно ответить: на тех лыжах он и не катался ни разу. Тот миг был каким-то отдельным - без продолжения. Не линия - точка в прошлом. Но в воспоминаниях Элий часто возвращался к тому дню. Снег, лыжи, пронзительный гудок паровоза. Желание сберечь прошлое и стремление в будущее. Попытка удержать и необходимость отбросить. Остановка. И за ней тупик. Но при этом счастье? Как разобраться во всем этом?

Элий покинул музей. Вернулся из детства, где не надо ничего решать, в настоящее, полное назойливых вопросов. Что ему делать? Рассказать Летиции о ее прошлом или оставить пребывать в неведении? Ведь она не помнит о Постуме, не знает, что в Риме у них растет сын. Рим. Порой Элию начинало казаться, что он в Риме. Отдельные уголки этого города, портики, фронтоны, статуи удивительно напоминали Рим. Он остановился перед базиликой Гая Аврелия и смотрел на статую императора Марка. От дождей бронза покрылась благородной патиной. Голуби непременно садились на вытянутую руку Марка.

Может, отправиться к зданию биржи? Не для того чтобы зайти внутрь и заняться делами, но лишь для того, чтобы посмотреть на украшенные рострами колонны и вспомнить ростральную колонну Дуилия на форуме. Над Северной Пальмирой плыли низкие белые облака. Такие плывут над Римом зимою. Здесь - летом. Хорошо все же распорядилась Фортуна. Удивительно верно. Она не позволила Элию сделаться императором. Он был бы никуда не годным императором - теперь он знает это точно. Он не вернется на арену. Он хорошо сражался, но его победа была в самом действии, в самом продолжении битвы. Битва закончилась. Значит, он проиграл.

Всегда мы совершаем куда меньше, чем могли бы. Даже для тех, кого любим. Даже для тех, перед кем в неоплатном долгу. Мы откладываем дела на будущее. Но будущее, когда все должно наконец исполниться, так и не наступает...

"Будущее". Он споткнулся об это слово - уж больно отчетливо оно прозвучало в мозгу. Будто кто-то шепнул. Будто Элий прочел его. Да, именно прочел. Элий огляделся. Перед ним была вывеска ресторана. Далее - книжного магазина. Напротив торговали антиквариатом. Нет, слово "будущее" нигде не было начертано. Элий повернул назад, оглядывая вывески по обеим сторонам улицы. Стоп! Вот оно - "будущее"! Между кафе и магазином гладиаторских принадлежностей - черная дубовая дверь и над нею - надпись золотыми буквами на дубовой доске: "Предсказание будущего". И все. Никаких пояснений, никаких имен. Просто - "будущее", будто оно само здесь обитало, за этой солидной дверью. Два окна по бокам от двери драпировала черная ткань - ни просвета, ни щели.

Элий толкнул дверь. Тут же запели на разные голоса штук семь или восемь колокольчиков. В маленькой прихожей никого не было. Дубовые панели на стенах, в углу - круглый столик на гнутых ножках, подле - стул. На столике горел старинный масляный светильник. Элий не стал кричать или звать - в будущее нельзя врываться нахрапом. Но он был уверен, что кто-то за ним следит и его внимательно разглядывают. Он опустился на стул и принялся ждать.

Наконец открылась дверь, ведущая во внутренние покои, явилась высокая полноватая женщина лет тридцати в короткой кожаной тунике и трикотажных брюках в обтяжку. Черные блестящие волосы были стянуты в узел на затылке. На левой щеке - глубокий шрам. И явные следы неудачной пластической операции.

"Бывшая гладиаторша", - решил Элий и вспомнил Клодию. Вновь ощутил горечь потери. Предательство чем-то похоже на смерть.

- Сивилла берет пять золотых за сеанс, - сообщила охранница. - Будешь платить?

- Пять золотых... Неужели наше будущее стоит так дорого?

Женщина подозрительно глянула на него. Сейчас вышвырнет за дверь!

- Я готов, готов платить! - Элий достал кошелек и отсчитал деньги. Домой придется добираться пешком - на таксомотор теперь не хватит.

Женщина откинула тяжелую шерстяную портьеру и провела Элия внутрь узеньким коридором мимо глухих стен без дверей.

Вновь взметнулась черная портьера. И он очутился в светлой, почти пустой комнате с двумя креслами, поставленными друг против друга. А у окна, приникнув головой к раме, стояла предсказательница в белом мелкоскладчатом платье до пола. Заслышав шаги, она обернулась. Перед Элием была Летиция.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Кажется, Летиция пришла в себя первой.

- Вот не ждала, - она улыбнулась. - Надо же. Никогда не думала, что ты можешь зайти сюда.

- Зачем? - спросил он строго.

Она передернула плечами:

- Я вижу будущее. Если коснусь руки другого, могу сказать, что случится с человеком через несколько дней или месяцев.

- И ты просишь пять золотых за предсказание. Зачем тебе деньги. Для кого?

Голос его звучал строго, как голос судьи. Он нахмурился. Вдруг... ведь она так молода. А он покрыт шрамами и... И...

- Да, мне очень нужны деньги. И что? - Она вызывающе глянула на него.

- Зачем? - голос его стал совершенно ледяным.

- Хочу построить завод, - заявила она. - И даже не спрашивай меня, какой. Это очень важно. И все. - Она стиснула губы, давая понять, что про свою задумку не скажет больше ни слова.

- Тогда тебе надо очень много денег.

Она кивнула.

- Вряд ли на завод можно заработать работой в этом салоне. Идем. - Он протянул руку и повторил: - Идем, Сивилла!

Откинулась занавеска, и бывшая гладиаторша возникла на пороге.

- Вывести его? - спросила она у Летиции.

- Нет, нет, все нормально. Это мой старый знакомый. Мы с ним немного погуляем. Повесь на полчаса вывеску "Закрыто", - заявила Сивилла.

Они шли по улице молча. Летиция ни о чем не спрашивала. А Элий ничего не говорил. Так они миновали два квартала. Наконец остановились перед зданием с портиком. Рядом с дверьми была прибита медная доска.

- Это Первый Севернопальмирский банк, - сказал Элий. - И здесь есть счет на твое имя. И на нем - сто тысяч сестерциев.

- Сто тысяч... - повторила Летиция как завороженная. - И... я могу их взять? Все?

- Да, можешь. Но с одним условием. Ты должна выйти за меня замуж.

- Что?.. Ты покупаешь меня? - Она так растерялась, что забыла рассердиться. - Покупаешь за сто тысяч? Это шантаж?

- Считай, что так.

Он отвел ее в сторону, в небольшой садик с фонтаном и скульптурами. Вместо скамьи Летиция уселась на мраморное кольцо фонтана. Было жарко. Она зачерпнула пригоршню воды.

- Ты что, не веришь, что я тебя люблю? - спросила она и нахмурилась.

- Дело не в этом. Из-за потери памяти ты должна находиться под опекой. Сейчас такого опекуна нет. И поэтому ты не можешь ничем распоряжаться. А если ты выйдешь замуж, то твоим опекуном буду я.

- Значит, эти деньги будут твои. А мне - ничегошеньки. Неплохо придумано.

- Ты можешь их все забрать.

Она закусила губу и несколько секунд смотрела на игру струй в фонтане.

- А если я хочу выйти замуж не за тебя, а за кого-то другого?

Элий был уверен (или почти уверен), что вопрос задан чисто риторический, но все равно почувствовал, как тупая игла впилась в сердце. Элий присел на мраморное кольцо рядом с нею. Их бедра соприкоснулись.

- Твой муж будет распоряжаться твоими деньгами. Ты должна быть уверена, что этот человек не оберет тебя.

Он как будто спрашивал: "В самом деле у тебя кто-то есть?"

Она рассмеялась - тоненько, по-детски.

- А, ну как же! Всем известно, что ты честен, Элий. Ты шантажируешь меня вдвойне. Деньгами и своей честностью. Великолепно! - она захлопала в ладоши. - О, премудрость! Ну а что ты мне еще подаришь, Элий? А? Может, ты знаешь мое прежнее настоящее имя?

- Знаю. Твое настоящее имя Летиция. И еще ты носишь титул Августы. И Постум, император Рима - наш сын. И мы были женаты. И Бенит нас обоих ненавидит. Что ты еще хочешь знать?

Она сидела, раскрыв рот, и растерянно моргала. Она была потрясена. Но не так сильно, как ожидал Элий.

- Постум - наш сын. Так это я с ним... с ним каждую ночь разговариваю. - Она медленно кивнула. Один раз, другой. - Я знала. Да, знала... каждую ночь знала и забывала... Чтобы оставаться рядом с тобой самой счастливой женщиной на земле. Днем я забывала Постума, ночью помнила. Все так... Он не спит - я сплю. Сплю и во сне говорю с ним. Так трудно. Он обижается, требует... А я далеко. И могу только говорить.

- И он тебя слышит. - Элий ощутил острый приступ зависти. Почему она может говорить с их мальчиком, а он - нет?

Она глянула на массивное здание банка и рассмеялась:

- Ты говоришь, я богата?

Элий улыбнулся, вспомнив, как Летиция поражалась в день сватовства - тогда она тоже внезапно узнала о несметных своих сокровищах. Теперь все повторяется - по второму кругу.

- Да, богата. Часть военных заводов Бенит у тебя отобрал. И будет отбирать дальше. Но осталось еще немало.

Она энергично тряхнула головой.

- И ты думаешь, что Бенит позволит мне забрать хоть асс? Элий, ты наивен, как ребенок. Просто замечательно, какой ты наивный. - Она вскочила, прошлась по садику. - Нет, Бенит все отнимет. Это ясно! И единственный способ не дать ему это сделать - передать все тому, у кого отобрать нельзя.

- О чем ты?

Он несколько секунд раздумывала, сосредоточенно хмурила брови и покусывала губы, будто решала в уме сложную математическую задачу.

- Я выйду за тебя замуж, если в день свадьбы ты передашь все мои богатства Постуму. У Августа Бенит не сможет отнять состояние.

- Это шантаж? - он в свою очередь улыбнулся.

- Считай, что так.

- А как же твой завод?

- Мой завод... - она задумалась на секунду, скорчила капризную гримаску. - Мой завод... Деньги на него пришлет Постум. Я попрошу во сне, и он все сделает.

- А он разве не забывает свои сны?

- Не-ет... - Летиция покачала головой. - Ведь он во время наших разговоров бодрствует. И потом... Мой мальчик ничего не забывает.

"Ты должен руководить своей женой", - вспомнил Элий совет Квинта. Вот и поруководил. Она все переделала на свой лад. И все сама решила, как всегда. А что остается ему? Только согласиться.

- Можно кое-что оставить себе, - сказал Элий и улыбнулся.

- В каком смысле? - нахмурила брови Летиция.

- Да в том, что Бенит может конфисковать имущество на территории Империи и колоний. А в странах Содружества ни одного сестерция тронуть не может. Кажется, кое-что у тебя есть во Франкии и Дакии. И еще в Сирии. Ну так что, брачный договор заключен?

Вместо ответа она поцеловала его в губы.

- Скажи честно, в первый раз ты тоже женился на мне из-за денег?

- Ну конечно! - Он сделал вид, что шутит. Но она знала, что в шутке этой была доля правды. И она не стала выяснять, как велика эта доля.

Они повернули назад. Странное вышло объяснение. Какая-то торговая сделка. А что если для Летиции их брак - тоже поиск выгоды? Он никогда так не думал, а теперь на мгновение усомнился. Глупо, конечно.

Еще издали Элий приметил человек пять или шесть, что толпились у дверей салона. Над всеми возвышался здоровяк в красной тунике с длинными рукавами и вышивкой у ворота. Элий узнал его. То был Платон. Что ему здесь надо? С Платоном были пять или шесть юнцов из гладиаторской школы и репортеры. Что репортеры - нетрудно было догадаться по фотоаппаратуре и черному пауку кинокамеры на плече одного из парней в клетчатой каледонской тунике. Элий остановился, несколько шагов не доходя до гадального салона. Приметил арку, за нею маленький садик, и далее - просвет еще одной арки. Чем хороша Северная Пальмира - так это проходными дворами, а еще коваными решетками, которые запирают на ночь, а днем отпирают. Вот и сейчас решетка была открыта, но проход невелик - для людей оставлен, не для авто.

- Ну как, посовещался с пророчицей? - спросил Платон, позабыв даже поздороваться с бывшим товарищем по арене.

- Чего ж тут совещаться. Она моя невеста. - Элий смотрел больше на молодняк из школы. Репортеры в драку не полезут - будут только снимать. Летицию он подтолкнул поближе к решетке под аркой. Она поняла его замысел - не суетилась и ни о чем не спрашивала.

- Вот так он и побеждал! - Платон вскинул руку, тыча в грудь Элию пальцем, как обвинитель в суде. - Она ему прокручивала будущий поединок перед глазами, а он смотрел и заранее подбирал нужный удар.

- Что за чушь! - возмутилась Летиция.

- Нет, не чушь! Он все знал заранее. Все его победы подстроены.

Репортеры давно уже фотографировали, и камера стрекотала. Наверняка оператор старался взять крупным планом лица Платона и Элия. Ну что ж, эпизод выйдет занимательный - это Элий мог обещать.

- Что же моя предсказательница об этой встрече забыла предупредить? - наигранно изумился Элий. Еще один маленький шажок к решетке. Их уже обступили с трех сторон.

- Да очень просто! Я был у нее пару дней назад. И она сказала, что моя жизнь для нее - темное пятно. Не видно ни зги...

- Вот как? - несмотря на отчаянное положение, Элий едва не рассмеялся.

- А как же тот поединок, в котором тебя побили три дня назад?! - крикнула Летиция из-за плеча Элия. - Это я предсказала тебе поражение. А ты не поверил.

Несколько репортеров разом повернулись к Платону, ожидая ответа. А тот стоял с разинутым ртом, не понимая, как попался в такую нелепую ловушку. Тут один из мальчишек обиделся - до слез ярости, брызнувших из глаз. Выхватил меч. Замахнулся. Метил в Летицию. Но меч Элия встретил его клинок. В следующий миг белая туника мальчишки окрасилась кровью на плече, Элий втолкнул Летицию под арку, прыгнул следом и захлопнул решетчатую дверь. Теперь надо, прежде чем преследователи успеют по улочке перерезать им путь, добежать до Широкой дороги. А там, если повезет, сесть в попутное авто.

Грохнул выстрел - в садике с дерева срезало ветку. Нельзя было поворачиваться к ним спиной. Элий обернулся. Платон целился в него. Да стреляй же! Элий раскинул руки, подставляя свою грудь под пули. Что ж не стреляешь? Лишь потому, что твое будущее - темное пятно? А мое... на что мое будущее похоже в мечтаниях Летиции? Быть может, на пятно света? Элий остановился, пошел назад.

- Элий!

Он шел, по-прежнему разведя руки, будто хотел обнять Платона и всех стоящих за решеткой. Шел медленно. И губы его почему-то все время пытались сложиться в улыбку. Но он не позволял им подобной вольности.

- Я знаю будущее и без предсказаний, - сказал Элий, подходя к решетке. - Не исход каждого конкретного поединка. А будущее.

Лицо Платона исказилось. Элий понял: сейчас гладиатор выстрелит. Но продолжал идти вперед и был уже возле самой решетки. В последний миг - так показалось Элию из темноты арки - стоявший рядом репортер ударил Платона под руку. Раздался звон лопнувшего стекла: пуля разбила фонарь под сводом арки. И тут же вслед за выстрелом возмущенно взвизгнула сирена вигилов. И сразу вторая. Патрульные авто подъезжали с двух сторон. Платон замер на месте. Мальчишки из гладиаторской школы кинулись наутек. Элий, воспользовавшись замешательством, схватил гладиатора за руку, вывернул кисть и прижал к решетке, не давая, однако, выбросить пистолет.

- Твое будущее - темное пятно, Платон, - прошептал он на ухо бывшему товарищу, - хотя исход каждого поединка известен. Это ты ходил по гадальным салонам. Тебе предсказали, что ты погибнешь, если выйдешь на бой против Сенеки. Я спас тебя. Это ты подбил Сократа сражаться против Сенеки. Ты заранее знал исход. И Сократ погиб. Сенека умер, я ушел с арены. Теперь ты самый могучий. Что тебе еще надо, Платон?

- Победить тебя.

- Это невозможно. Я больше не сражаюсь.

- Ну конечно! Зачем тебе сражаться! Ты убил Всеслава! Придушил раненого в больнице! Уничтожил самого лучшего бойца. Ты отнял у Северной Пальмиры героя! Но запомни: Платон тебе за это отомстит.

Он попытался вырваться, но напрасно: пальцы Элия по-прежнему были необыкновенно сильны.

С двух сторон подбежали вигилы, оторвали гладиатора от решетки и защелкнули наручники на запястьях Платона.

ГЛАВА XII

Игры в Риме

"Империя Си-Ся пала".

"Акта диурна", 4-й день до Ид июля1

Укол "мечты". Препарат притупляет боль. И одновременно погружает в забытье. После укола невозможно думать, нельзя писать. Даже разговаривать нет сил. Каждое утро Трион давал себе слово, что сегодня он не будет клянчить укол, он справится с болью и будет работать. И всякий раз нарушал слово. Несколько минут он все же терпел. Иногда полчаса. Но эти полчаса ни на что не были годны. Каждая минута, каждая секунда были заполнены страданиями. И с каждым мигом боль росла. А вместе с болью рос страх: Трион знал, что умирает.

Человек в зеленой тунике вынул из рук физика альбом с несколькими каракулями и положил перед ним чистый, поднял выпавшее стило и вложил в пальцы. Молодой широкоплечий парень носил зеленую тунику, но даже не пытался выдавать себя за медика. Впрочем, настоящие медики тоже приходили. Обещали, что академик поправится. Трион усмехнулся. Нет, не поправится. Прежде на стене висело зеркало, теперь его убрали, чтобы Трион не видел, как страшно он исхудал буквально за несколько дней. Лицо его стало белым и напоминало посмертную маску, которую забыли раскрасить. Он не мог видеть своего лица, но видел руки - прозрачные, восковые. Нет, ему уже не жить.

Пальцы сами что-то вывели на листе бумаги.

Человек в зеленом забрал альбом и прочел:

- "Минуций". Кто это?

- Имя. Он прежде на меня работал. Гениальный парень. Он умер.

Трион знал, что ничего уже не создаст. Далее если боль оставит его. Даже если у него будет время. Уже - нет. Потому что он испугался смерти. Чтобы создать бомбу, надо вообразить себя равным богам. Надо чувствовать себя бессмертным небожителем, взглянуть на каждую отдельную жизнь свысока, так свысока, чтобы не различить ее, каждую, отдельную, жалкую, уязвимую...

Нельзя создавать бомбу, думая о смерти. Нельзя создавать смерть, зная, что ты уязвим.

- Диктатор Бенит собирается посетить тебя, - сообщил мнимый медик. - Он обещал вчера, но не смог. Он придет сегодня. Как только он придет, тебе станет легче. Одно его присутствие помогает больным.

- Может быть, - прошептал Трион.

Он чувствовал, как боль возвращается. И еще он знал, что Бенит не придет. Диктатор навещал его семь дней назад, когда Трион еще мог сидеть за столом. Именно тогда медик (из настоящих) шепнул на ухо Бениту одно короткое слово: "Безнадежен".

Так зачем же диктатору Бениту приходить вновь? Чтобы проститься? На такие ненужности диктатор свое драгоценное время не тратит.

Трион всегда ненавидел время. Кронос был его главным врагом, потому что все остальное было Триону подвластно. И вот Кронос одолел его. Кронос схватил когтями добычу и кричит - неслышно, но оттого не менее страшно. Кронос зовет Таната. Вдали уже слышен шелест черных крыл. Но еще не сегодня.

- Отвези меня на форум Траяна, - попросил физик.

- Зачем?

- Не знаю. Просто хочу посмотреть. Я давно там не был.

"Медик" покачал головой:

- Тебе запрещено выходить.

- Ерунда... Теперь мне уже все можно. Скажи тем, кто над тобой... кто приказывает. Скажи. Я хочу посмотреть на Рим. В последний раз.

"Медик" нахмурился, хотел возразить, но почему-то не возразил и спешно вышел.

"Сегодня совещание в малом атрии. - Стены Небесного дворца пестрели разноцветными граффити. - Присутствие всех богов обязательно".

Меркурий расположился в малом атрии за столом. Перед ним лежала стопка чистой бумаги и несколько ручек. Первой явилась богиня Лаверна.

- Моя статуя установлена в атрии нового банка Пизона. Так вот я слышала, что Пизон собирается заняться прокладкой канала в Новой Атлантиде - планирует соединить океаны. Миллионы осядут в его кошельке.

Меркурий сделал пометку на листе. А мог бы и не делать. На фронтоне любого банка торчит его собственное изображение - либо в полный рост, либо одна голова в крылатом шлеме. Так что все мечты банкиров Меркурию давно известны.

- А моя статуя установлена в спальне Юлии Кумской, - защебетала Венера. - Так вот я видела...

- Не надо то, что ты видела, - оборвал ее Меркурий, - расскажи, что ты слышала.

- Слышала, что Бенит собирается сделать своего сына Александра императором.

Меркурий записал. С тех пор как боги изгнали гениев, связь с Землей практически прервалась. Можно, конечно, приняв человеческий облик, затеряться среди людей и все разведать. Можно черпать сведения из различных вестников, как это делает бог злословия Мом. Ну а можно слышать и видеть сквозь картины и статуи, посвященные божествам. У каждого бога такое изображение - специальный визор, через который можно глядеть на жалкий земной мир. Но боги ленятся подглядывать - они слишком уповают на свое могущество.

- Как Марс Градив я слышал, что Бенит ищет какого-нибудь противника послабее, чтобы устроить небольшую заварушку, быстренько набить ничтожному врагу морду и поднять настроение в Империи, - сообщил Марс, небрежно поигрывая кинжалом. - А как Марс Квирин я слышал, что из преторианской гвардии собираются выгнать центурионов, которые сочувственно отзываются об Элии.