Чтение 23–й страницы книги ~Варвары~

Агилмунд воинские качества своих братьев. Определения типа "гнилое пугало", "воронья пожива" и "две коровы на сносях" были самыми мягкими.

Алексей и не решился бы, но Агилмунд предложил сам.

Он объявил перерыв. Совершенно обессиленные братья повалились на траву. А Коршунов рта открыть не успел, как десятник рикса уже направлялся к нему с секирой в одной руке и своей деревяшкой в другой.

- Держи, - деловито сказал он, протягивая Алексею секиру. - Нападай! - и сразу: - Стой! - хотя Коршунов еще даже толком замахнуться не успел.

- Не так держишь, - пояснил Агилмунд. И показал как. И эдак. И жестким хватом и мягким, когда рукоять свободно скользит в ладони.

Потом поглядел на Коршунова внимательно и показал, как рубить. Как менять направление удара, как "колоть" краем лезвия и блокировать топорищем. Каждое движение - несколько раз. Сначала медленно, потом быстрее. Заставлял Алексея повторять, исправлял ошибки. В общем, оказался вполне толковым инструктором. Впрочем, и Коршунов все схватывал на лету. Тело у него было тренированное, с координацией - никаких проблем. Правда, мозоли натер, но это пустяки.

В общем, кончилось тем, что Агилмунд дал братьям "автономное" задание, а сам занялся исключительно Коршуновым. При этом никаких острот в отношении ученика не позволял, а уж Алексей вообще помалкивал. Сбылись самые худшие его опасения: теперь Агилмунд наверняка знал, что никакой Коршунов не герой, а полный лох во всем, что касается "благородного воинского искусства" нашинковать своего ближнего.

Посвятив Коршунову львиную долю времени, десятник рикса вспомнил и о братьях и взялся обучать их пользоваться щитом. Опять посыпались комментарии вроде "трехногого шелудивого борова" и "умирающей от парши шавки". Громоздкий щит то и дело вываливался из рук обучаемых, оказываясь на траве. Или на траве оказывались сами обучаемые, а щит располагался сверху. И создавалось полное ощущение, что без этого оружия защиты парням было бы намного проще защищаться. И опять Агилмунд похвалил Книву и отругал Сигисбарна. И на обратном пути Сигисбарн волок и полупудовый щит, и еще килограммов тридцать всякого барахла, а Книва бежал налегке: всего лишь с копьем, топором и пятикилограммовым петухом-тетеревом, которого сам же и подбил ловко пущенным камнем.

Коршунов ехал рядом с Агилмундом и с беспокойством ждал, что тот скажет по поводу Алексеева "умения" владеть оружием.

И дождался.

Глава восемнадцатая

АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ДВУНОГИЙ ТАЛИСМАН

- А ты ловок, Аласейа, - одобрительно произнес Агилмунд. - Хороший воин, оказывается.

Коршунов уставился на него в полном недоумении.

- А я думал - неумеха ты, - продолжал Агилмунд.

- Думал? - удивился Коршунов. - То есть ты и раньше знал, что я... Не очень?

- Не очень? - Агилмунд негромко засмеялся. - Что я, слепой? Не видал, что ты меч, будто мотыгу держишь? А копьем шуруешь - как баба в печи кочергой. Это ж каждый видит, у кого глаза есть.

- То есть и Ахвизра?..

- Конечно!

- И Одохар?

- А Одохару даже смотреть не надо. Он и так увидит. По шагу хотя бы.

Коршунов некоторое время переваривал услышанное. Потом спросил:

- А когда Одохар мне предлагал в поход с ними идти - он знал?

- Ну, Аласейа... - Агилмунд поглядел на Коршунова как на слабоумного. - Это же Одохар. Рикс. Конечно, он знал.

Алексей еще пару минут переваривал информацию.

Они выехали из леса. Впереди блеснул синий изгиб реки. Кони перешли с рыси на шаг.

- Но зачем риксу нужен такой воин, который не умеет копье держать толком? - наконец спросил Коршунов.

- Да какое Одохару дело, как ты копье держишь? - в свою очередь удивился Агилмунд. - Не нужно Одохару твое копье, что у нас своих копий нет? А вот удача твоя... Это да! Это нам нужно! Ха! В большой поход! С небесным героем! Под небесными парусами! Цвета снега и крови! Ах-ха! - он толкнул коня пятками и пустил его легким галопом. Коршунов сделал то же, чтобы не отстать. Топот и пыхтение "пехоты", изо всех сил старавшейся не отставать от всадников, стихли в отдалении. Алексей догнал Агилмунда.

- Значит, я неумеха?

- Я ошибся, Аласейа! - заявил старший Фретилыч. - Ты не неумеха. Сегодня я это понял.

- Да ну? - не без иронии отозвался Коршунов.

Его очень утешило, что от него не ждут фехтовальных подвигов. Но нельзя сказать, что ему очень льстила роль "талисмана". Отчасти потому, что он помнил, как поступают с талисманом, который перестает "работать".

- И что же ты понял?

- Да то, что и раньше мог понять. Догадывался. Когда мне говорили, как ты в гневе камнем огонь и гром из земли высекаешь. Ты - воин. Только привык к другому оружию. Не такому, как наше. Верно?

- В общем, да, - осторожно ответил Коршунов.

- Ха! А ты и впрямь в гневе гром и огонь метать можешь?

- Иногда, - еще более осторожно ответил Коршунов. Он помнил, сколько у него патронов, и не собирался устраивать демонстраций. Без необходимости.

- Ха! А Ахвизра, чурбан, говорил: вранье! Покажешь?

Коршунов покачал головой.

- Нельзя, - сказал он. - Сейчас нельзя.

- А когда будет можно? - глаза Агилмунда горели совершенно детским восторгом.

- Это редко бывает, чтобы можно. Редко, но бывает... - Подумал немного и добавил: - Но говорить об этом нельзя. Беда будет. Ты понял, Агилмунд?

- Ха! Конечно, понял! - он коснулся рта пальцем и подмигнул.

Доволен. Теперь у них с Аласейей - общая тайна. Тайны же тут любили все. Тайны, тайные знаки. Коршунову об этом еще Черепанов говорил. Мол, даже Травстила с Овидой, серьезные люди, исподволь сигналами обмениваются. Даже показывал какими. Ну просто как дети.

- Все же, Агилмунд, я бы хотел и вашим оружием научиться пользоваться, - сказал Коршунов.

- Научишься, - успокоил его риксов дружинник. - Ежели ты уже воин, так с любым оружием освоишься. Ты быстро научишься, я видел, как у тебя выходит. Вот Скулди говорил: ему ромлянское снаряжение тоже сперва непривычно было, а потом привык. А со Скулди ты, вижу, уже подружиться успел?

- Вроде того.

- Это хорошо. Скулди при Комозике - как я при Одохаре.

- Да? - Коршунов поглядел на своего родича с большим интересом. - Скулди сказал, что его главное дело... (Как бы это поточнее выразиться? ) Новости для Комозика собирать.

- Ха! Новости! Не новости! - Агилмунд поднял палец. - Не только новости. Все знать про всех, что риксу надобно.

- И ты знаешь? - спросил Алексей.

- Ясно, знаю! - самодовольно ответил старший сын Фретилы и коршуновский шурин. - И про того же Скулди, и про Комозика, и про каждого дружинника герульского! Все! Не сомневайся! У меня там... - тут он осекся и сказал, откашлявшись: - Ты, конечно, родич мне, Аласейа, и небесный герой, но все же пока не в дружине нашей. Лучше тебе того не знать, как я вести узнаю. Еще проболтаешься Скулди тому же...

- Ты меня что, болтуном считаешь? - недовольно спросил Коршунов.

- Да не обижайся ты! Не в том дело. Не обижайся!

- Ладно, забыли, - отмахнулся Алексей. - Ты мне вот что скажи: Скулди считает, что прошлый большой поход нехорошо кончился из-за ромлянских соглядатаев. И этот тоже может провалиться. Из-за того же. А что считаешь ты?

- Глупости! - отрезал Агилмунд. - Скулди как у ромлян пожил, так ему всюду ромлянские козни чуются! Не было тогда с нами настоящей удачи - вот и побили нас. А теперь у нас удача есть. Вот ты хотя бы!

Но Коршунов не был так уверен в своих способностях универсального "талисмана". Опасения герула показались ему вполне оправданными. И следовательно, имелась необходимость в поддержке Одохара. И Агилмунда, коли уж тот действительно заведует Одохаровой разведкой. Но чтобы привлечь его на свою сторону, нужны были аргументы. Аргументы, значимые именно для Агилмунда.

- Что есть мерило удачи? - спросил он.

- Слава, - не раздумывая, ответил родич. - Богатство.

- Велика ли слава ромлян?

- Да уж не мала.

- А велики ли их богатства?

- Ха! - в глазах Агилмунда вспыхнула ничем не прикрытая алчность.

- Так какова же мера их удачи? - вкрадчиво спросил Коршунов. - Велика ли? Агилмунд не ответил. Думал.

- Помнишь, ты говорил мне: лишая удачи, боги наделяют неудачника слепотой. И он, идя в бой, не видит настоящей силы врага?

- Помню, - ответил десятник рикса. - И что же?

- А то, что сила не только в числе воинов, а удача в битве может выглядеть и так, что ты знаешь о враге все: какова его сила, когда он хочет напасть, куда ударит... И ждешь его там, где он не ждет тебя встретить. Это ведь тоже удача, Агилмунд, верно?

- Пожалуй.

- Но это - создаваемая людьми удача, Агилмунд. И лазутчики ромлян как раз и могут создавать такую удачу. Они не надеются на то, что боги все сделают за них. Они действуют, Агилмунд. А боги любят тех, кто действует!

- Я понял, - сказал Агилмунд. - Я сказал Одохару: пусть Скулди ищет ромлян в бурге Комозика. У нас нет ромлян.

- А тех, кто служит ромлянам? Агилмунд пожал плечами:

- Откуда они возьмутся? Зачем нашим людям губить собственную славу?

- А ты подумай о тех, кто не хочет, чтобы поход увенчался успехом?

- Таких у нас нет! - убежденно ответил Агилмунд.

- Да неужели? - усмехнулся Коршунов. - Если поход будет победоносным, Одохар станет сильнее. А если - нет? Неужели никто в бурге не хочет, чтобы Одохар стал слабее?

С мозгами у риксова десятника было все в порядке. Сразу сообразил.

- Ты хочешь сказать, что Стайна может служить ромлянам? - недоверчиво проговорил Агилмунд. - Стайна? Хранитель Закона? Мирный вождь?

- Не сам Стайна, конечно. Но, может, кто-то из его людей? Кто-то из тех, кто торгует с герулами? Кто-то из тех, кто возит товары на юг...

- Чего ты хочешь? - быстро спросил Агилмунд. Он был человек практичный.

- Скулди сказал, что будет следить за такими людьми на земле Комозика. Но здесь - не его земля. И у него нет здесь своих людей... В достаточном числе. А у тебя - есть. Сделаешь?

- Нет, - отрезал Агилмунд. - Нашим людям и без того хватает дел. Комозик - единый вождь, а у нас не так. Но я скажу о твоих мыслях Одохару. Это все.

Они были уже в полукилометре от ворот бурга.

А в бурге как раз начинался народный суд.

Глава девятнадцатая

АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. СУД СТАЙНЫ

Агилмунд судом не заинтересовался. Он был человек занятый, на службе. А Коршунов с младшими Фретилычами остановились поглазеть.

Здешний суд оказался серьезным мероприятием. Целым театральным представлением.

Подмостками служила центральная городская площадь. Она же - зрительный зал. Действующими лицами были: Стайна (верховный судья), Вилимир (присяжный заседатель) - солидный мужчина с зычным голосом. Вилимир - Стайнов первый приспешник. И дом Вилимира - рядом с домом мирного вождя. И сам Вилимир - всегда рядом со Стайной. Можно сказать, глашатай при мирном вожде.

Кроме Стайны и Вилимира - два Стайновых дружинника. Судебные приставы.

Разумеется, присутствовали истец и ответчик.

И свидетели. Человек тридцать. В основном, родня истца и ответчика.

Имелось также вещественное доказательство: килограммов двадцать свиной колбасы.

Суть дела была такова.

Жила-была некая свинья. И забрела она на огород к ответчику. И убил ее ответчик, и сделал из нее фигурирующую в качестве доказательства колбасу.

Факт умерщвления и происхождение колбасы ответчик не отрицал. Но утверждал, что имел на вышеописанные действия полное право, поскольку покойница уже хаживала на его огород. Истец же настаивал, что данная свинья посетила чужой огород впервые, а до этого хозяйство ответчика проинспектировала похожая на покойную, но тем не менее совсем другая свинья.

Что же гласит Закон? А Закон, устами своего хранителя Стайны, утверждает, что свинью, единожды нарушившую девственность чужих посевов, надлежит из гнать за пределы территории, а хозяину ее выразить устное порицание. И только свинью-рецидивиста дозволяется вывести в расход и использовать по прямому свиному назначению. Скажем, пустить на колбасу.

Далее последовало собственно судебное разбирательство, задачей которого было установить идентичность первой нарушительницы с той, которая уже ничего не сможет нарушить, кроме, может быть, пищеварения при неумеренном потреблении колбаски.

Суд заслушал свидетелей (мнения разделились) и затребовал дополнительных доказательств: живую свинью, которую прочили в первые нарушительницы, и шкуру погибшей. Доказательства были представлены и внимательно изучены. С точки зрения Коршунова, все здешние свиньи если чем-то и отличались, то только худобой и прожорливостью. Причем не друг от друга, а от свиней, которых он видел до того, как попал сюда. Но оказалось, что каждая здешняя свинья обладает яркой индивидуальностью и неповторимым набором личных качеств. Изучив доказательства и еще раз заслушав свидетелей, суд (в лице Стайны) встал на сторону ответчика. Посему колбаса, шкура и прочее остались в его собственности. Истцу же, для покрытия судебных издержек, велено было после сбора урожая принести мешок зерна. Решение было оглашено Вилимиром. Все, кроме истца и нескольких его родичей, были полностью удовлетворены. Особенно ответчик, который от щедрот своих подарил суду некоторое количество "вещественных доказательств".

Глава двадцатая

АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. "ХОРОШИЕ ЛЮДИ - ГОТЬЁС!"

Все-таки выяснил Коршунов, что это за народ. В неторопливой беседе с родичами-Фретилычами выяснил. И как только они с Черепановым сразу не сообразили? Ведь и раньше местные на четко поставленный вопрос: "Кто вы такие?" - давали такой же четкий и недвусмысленный ответ. Вернее, смотрели на тебя, как на идиота, а потом соображали: ты же, Аласейа, из края далекого, оттого и не знаешь элементарных вещей. Люди мы. Хорошие люди. Славные. А "хороший" - по-здешнему "готе". И все, тупик.

Но как только Коршунов поднабрал словарного запаса и освоился, то сумел из тупика выбраться. Люди, мол, это да. Дело понятное. Мы вот у себя в Байконуре тоже люди. И герулы - люди. Вот хундс мохнатый - это не "люди", понятно. А между людьми ведь тоже есть различие? Конечно есть, согласились с ним. Вот мы - хорошие люди, а герулы... Ну теперь мы вроде с герулами друзья, но все равно: герулы - они герулы и есть.

Ну да, соглашался Коршунов, про герулов понятно, а все-таки какие именно вы люди? Ах вот ты о чем? - наконец до его собеседников дошло. - Мы те люди, которые гревтунги. А есть еще и тервинги. Они тоже "готьёс", славные, значит, ребята. Если на закат солнца идти - как раз к тервингам и придешь. Мы, значит, готьёс гревтунги, а они - готьёс-тервинги.

Вот тут наконец до Коршунова дошло. Готы! Почему вот только на исконно славянских землях готы живут? Ну еще скифы там или анты... Впрочем, познания Алексея в древней этнографии оставляли желать. Зато он хорошо помнил, что готы Рим взяли. Вместе с вандалами. Или после вандалов. Или до. Или гунны. Короче, доигралась загнивающая империя и пала под натиском варваров. Вот этих самых ребят, с которыми Коршунов пиво пьет и беседы ведет неспешные. А славяне, вероятно, потом появились. Может, от этих же готов. А что? Определенная связь имеется. Тервинги и гревтунги.

"Терва" означает лиственное дерево. Тополь, береза, липа - это все терва. Стало быть, тервинги это те, кто по лиственным лесам живет. Древляне, выходит. А "гревта" означает камень или булыжник. И широкое поле, особенно если оно с холмами и перелесками - тоже.

Вот и получается: древляне и поляне. Аккурат как у нас, в Древней Руси.

В конце июля (двадцать третьего числа, если ориентироваться по коршуновским часам, а еще точнее - в ночь с двадцать второго на двадцать третье) Одохар со своими дружинниками отбыл в неизвестном направлении. Со всеми тремя Фретилычами. Дом опустел. Вернее, заполнялся теперь только звонким голоском Рагнасвинты и визгливым - ее мамаши. Изредка - баском Фретилы. По утрам. С восходом все уходили в поле, прихватив скалксов: двух квеманов и еще одного, пожилого мужика неизвестного происхождения. Коршунову оставляли обед. Который он съедал в одиночестве. Вернее, в компании трех хундсов: лохматого дворового и двух охотничьих сук Книвы и Сигисбарна. Суки тоже скучали.

Днем бург пустел. Только на подворье Стайны кипела жизнь. Стайна сельским хозяйством не занимался, хотя, насколько было известно Коршунову, имел изрядно земли - и вблизи города, и пару хуторов подальше. На земле Стайны было кому трудиться, пока мирный вождь занимался "общественной" деятельностью. О своем богатстве Стайна Коршунову рассказывал еще тогда, когда Алексей у него в гостях бывал. Не то чтобы хвастался: давал понять, что сила у него, Стайны, есть. И немалая. Надеялся мирный вождь, что, выбирая между ним и Одохаром, Коршунов предпочтет все-таки Стайну. Алексей его не разубеждал. Чтобы иметь повод появляться в доме мирного вождя. Агилмунду со Скулди намекнул: мол, разведку веду. Насчет римской агентуры. Но себя не обмануть. На подворье мирного вождя он таскался исключительно ради того, чтобы увидеть Анастасию. Однако недавно Коршунову дали понять, что видеть его более не рады. Вилимир-сосед так прямо и сказал:

- Ты, Аласейа, больше к Стайне не приходи. Не будет тебе рад Стайна, мирный вождь.

Сказал Вилимир, но кому в бурге не известно, что Вилимир - голос Стайны. Грубый и зычный.

Причину немилости Алексей выяснять не стал. Понадеялся только, что она - в его последнем разговоре с Одохаром. Хоть и говорили они один на один и в собственном доме Одохара. Очень не хотелось бы, чтоб такой причиной оказалась привязанность Алексея к Анастасии.

Может, и хорошо, что все кончилось так. До того, как ситуация вышла из-под контроля. Уж слишком желанна стала для Алексея эта женщина. И интуиция подсказывала: он тоже ей симпатичен. По меньшей мере. Но ничего хорошего из взаимного притяжения между Коршуновым и чужой наложницей - по местным понятиям, "собственностью" мирного вождя - выйти не могло. Кроме больших неприятностей.

Покинутый Фретилычами и Скулди, который еще раньше уплыл домой, пообещав вернуться примерно через месяц, Коршунов тем не менее времени зря не терял. Родичи в поле, а он - на коня и, бродом, за речку. Там было хорошо. Заливные луга, трава по плечи. И коню раздолье, и Алексею. Каждый день он часов по шесть упражнялся с оружием. Когда невмоготу становилось - делал перерыв, купался в теплой водичке и - снова за дело. Пока тело трудилось, голова была свободна. И думалось хорошо, особенно в воде. Или в седле. А подумать было о чем. О будущем, например.

За день до отъезда Коршунова пригласил к себе Одохар. Не в дружинный дом, домой пригласил.

- Про друга твоего, небесного героя Гееннаха, новости есть, - сказал он.

- Какие? - внутри у Алексея екнуло.

- Непонятные. У квеманов говорят: жрецы новое место для святилища ищут. Мол, осквернил прежнее друг твой Гееннах. И Гееннаха тоже ищут - найти не могут.

У Коршунова отлегло от сердца. Молодец Генка! Навел шороху! И особенно молодец, что живой!

- Откуда сведения?

- То тебе знать не обязательно, - сказал рикс. - Но сведения верные. Скажи, не мог небесный герой Гееннах обратно в Байконур улететь?

Коршунов покачал головой.

"Надо же! - подумал Алексей. - Какие интересные подробности о командире выяснились".

- Ладно, - кивнул Одохар. - Если на наши земли выйдет Гееннах - я узнаю. Хуже - если к антам выйдет. Анты чужих не привечают и умом недалеки. Могут и не признать небесного героя. Хоть и говорил мне Фретила, что силен Гееннах безмерно и корень его огонь, но многочисленны анты... Числом же и огонь остановить можно... - Помолчал немного и добавил: - А воду нельзя. Хочу тебе корабль подарить, Аласейа.

Коршунов изо всех сил попытался скрыть изумление. Поистине то был день новостей.

- Новый корабль. Его срубили для тебя и скоро пригонят в бург. Но парус ты должен поставить сам. Из небесной ткани. Согласен?

- Согласен, - не раздумывая, ответил Коршунов. Он помнил насчет "парусов цвета снега и крови", о которых было объявлено герульскому послу.

В общем, было о чем подумать "небесному герою Аласейе". Например, о том, что Одохар, оказывается, даже среди "злокозненных" квеманов имел информатора. И о том, что простота здешней жизни - кажущаяся. По крайней мере, та игра, которую ведет рикс, значительно сложнее и активнее, чем предполагал Коршунов. Просто Алексею позволяют видеть лишь незначительную часть процесса. Кусочек внешней оболочки. Даже герул Скулди наверняка куда более осведомлен о делах Одохара. Ясно одно: рикс - не только умный мужик, но и искушенный. Просто так ничего не делает. А о том, что делает, зря не болтает. Правитель. Хотя народу здесь - всего ничего. Тысяч десять, по коршуновским прикидкам. И все всех знают, что естественно при такой малочисленности, и живут патриархально, по прадедовским обычаям... Однако закулисная жизнь кипит вовсю. Ну да разве в численности населения дело? В обычной коммуналке на три-четыре семьи такие, бывает, интриги заворачиваются... Не любят люди жить просто. Скучно им. В жизни - как в науке. Это ведь только кажется, что в физике все по правилам-законам. Самый же вкусный для ученого кусочек - когда законы нарушаются. Вернее, уже написанные законы нарушаются. Когда в общей картине образуется неясность, щелочка. И сквозь эту щелочку можно за изнанку заглянуть... И новый закон открыть. М-да... Воистину познание есть змея, ловящая собственный хвост. И все же скучал Коршунов без своей родной кристаллографии.

Задумавшись, не заметил, как подъехал к бургу.

Ворота городка были гостеприимно распахнуты. Стражи - никакой. Хотя - от кого стража? От внезапного нападения? Так откуда оно возьмется, внезапное? Хоть и обширны окрестные леса, да вряд ли можно скрытно к бургу подойти. Наверняка в лесах этих у бурга наблюдатели имеются. Те же охотники... С другой стороны, сумели же они тогда внезапно напасть на квеманское городище? Но ведь бург полутора десятками не возьмешь, это ясно. А незаметно провести сотню-другую захватчиков - это уже сложнее.

Хотя, в принципе, можно. Выслать вперед дозоры, разведчиков. Подойти скрытно. А от ближайшего леса до бурга - всего-то километра два. Если верхом: три-пять минут хорошей скачки...

Тут все "стратегические" мысли вылетели из головы Коршунова, потому что он увидел Настю.

Конь запнулся - так резко Алексей дернул поводья.

- Славы тебе, Аласейа, - она посторонилась, давая Коршунову проехать, да так неловко, что пошатнулась и едва не упала с настила в ров.

Не упала, успела ухватиться за ногу всадника, а всадник, наклонясь, поймал тонкое запястье с соскользнувшей к локтю змейкой золотого браслета.

- Прости, Аласейа, мою неловкость!

- Нет, это ты прости меня, Анастасия! - Смуглые пальцы женщины уже разжались, но всадник по-прежнему удерживал тонкую руку. - Я не очень хороший наездник! - он улыбнулся.

- Разве воин может быть плохим наездником? - улыбнулась она в ответ.

- Там, откуда я родом, ездят не на лошадях, а на... - Алексей поискал подходящее слово, - ... колесницах. Огненных колесницах, - уточнил он.