Чтение 10–й страницы книги ~Варвары~

Рагнасвинта, запинаясь, вякнула что-то. И показала на стол. И покраснела.

Папаша Фретила гулко захохотал. И Сигисбарн захохотал, с торжеством глядя то на Геннадия, то на Алексея. И даже Книва прыснул. А Рагнасвинта, зло зыркнув на родителя, бросилась на улицу.

- Дела, - откомментировал Геннадий. - Все-таки обидели девушку. Будем надеяться, что не мы.

Кормились все из одного горшка, по очереди. Нечто вроде тушеного с курятиной зерна. Но курятины было больше. Не скупился хозяин. Откушали. Фретила тут же преставился пивком. Сигисбарн с Книвой приволокли здоровенный кувшин. И чашки деревянные. Себе - примерно на пол-литра, гостям - раза в три побольше. Эдакие ковши с ручками. Учли, значит, масштабы личностей. Космонавты, памятуя о последствиях вчерашнего пивопития (обоих, не к столу будь сказано, понос пробил), поначалу отнеслись к напитку осторожно. Однако были приятно удивлены. Пиво оказалось заметно лучше, чем вчерашняя кислятина. Алексей не преминул об этом сообщить. Фретила подтвердил величественно: его пиво - это Пиво, а у Хундилы, так, собачья моча. Книва "перевел" жестами, показал, как "хундс" лапу задирает, а Хундила оный собачий продукт - в кувшин. И пьет с удовольствием. И гостей угощает. В лицах показал. Определенно, незаурядный актер в парне пропадает. Фретила тут же внес дополнение: пиво Брунегильда варила. Он ее научил. И дщерь юную она тоже научила сему хитрому искусству. Отметьте сей факт, гости дорогие.

В общем, складывалась неспешная беседа, попутно обогащавшая словарный запас Черепанова с Коршуновым. Фретила вещал торжественно. Однозначно давал понять, что готов плотно закорешиться с гостями. Благодарил, что они оказали такое почтение его роду: Книву приголубили, Сигисбарна отмутузили. Одним словом, проявили крайнее благоволение. Он, Фретила, добро понимает. Он, Фретила, для дорогих костей - хоть что. Вот хоть тот первоклассный котел готов подарить. Нужен богам котел или они пищу земную лишь из уважения к нему, Фретиле, вкушают?

Алексей посредством языка жестов и смеси немецкого, французского, русского и малороссийского дал понять, что "боги" теперь по земным правилам живут, следовательно и кушать будут, что все прочие двуногие на земле кушают. Обычай такой. Одно нехорошо: у них, "богов", одежда небесная, а это непорядок. Вот ежели бы кто им, "богам", земную одежду подарил, вот такую, как на Сигисбарне, то это был бы очень правильный поступок.

Наглая просьба вызвала оживленную дискуссию.

- Может, зря ты так, в лоб? - проговорил Черепанов.

- Нормально. Ты что же хочешь, чтоб я, без языка, без понятий местных, полунамеками изъяснялся?

Однако все срослось в наилучшем виде. Фретила, прихватив сыновей, удалился и через некоторое время вернулся с продукцией местных кутюрье. В комплект входили две холщовые рубахи с завязками и затейливой вышивкой, пара штанов типа "бермуды" с завязками из веревочек, еще - по паре кожаных курток и кожаных же штанов отличной выделки. В такие только молнии вставить - на любом блошином рынке с руками оторвут. Один недостаток - полное отсутствие карманов. К одежде прилагалось два комплекта обуви типа мокасин и шесть пар обмоток. В довершение расщедрившийся Сигисбарн положил на кучку, предназначавшуюся Черепанову, шикарный пояс, настоящее произведение искусства из толстой тисненой кожи шириной сантиметров пятнадцать, изукрашенное железными и бронзовыми бляшками и оснащенное множеством крючков и петель. Восхищение, которое выразил Черепанов, было вполне искренним. Робко улыбаясь, Сигисбарн дал понять, что хотел бы увидеть, хорошо ли будет смотреться подарок на старшем "божестве". Поскольку напяливать пояс на "пингвин" подполковнику показалось дурным тоном, он удалился в чуланчик, откуда появился, облаченный по местному обычаю. Даже с точки зрения Коршунова, командир смотрелся неплохо. Очень внушительно. Этаким могучим древним воином.

- Тебя бы еще оружием увешать, - ухмыльнулся Алексей.

Видимо, та же мысль пришла в голову и Сигисбарну, потому что он выскочил из "столовой" и вернулся с приличных размеров ножом в кожаном чехле. Сигисбарн лично прикрепил ножны к одному из крючков на поясе. К всеобщему удовольствию Черепанов извлек нож и с подчеркнутым вниманием его осмотрел.

- Говно сталюга, - произнес он нараспев, широко улыбаясь. - Я бы такой штукой даже огурцы резать постеснялся. Но баланс ничего, приличный. Надо бы им тоже чего-нибудь подарить, как думаешь?

- "Пингвин" свой отдай, - сказал Алексей. - Сам же говорил: шмотье на "пингвины" сменяем.

- Это мысль, - одобрил Черепанов. Улыбнулся еще шире, поднял двумя руками свернутый комбинезон, произнес очень торжественно своим рокочущим басом: - Вручаю вам, Фретила и сыновья, сей небесный прикид. Желаю вам никогда не надевать его, ибо ходить в нем вне условий невесомости просто омерзительно. Тем не менее, эта совершенно бесполезная для вас вещь замечательно блестит и переливается, а также имеет надписи на двух языках, в которых сообщается, что она есть собственность российского космофлота и изготовлена персонально на меня, Геннадия Черепанова.

Фретила с домочадцами внимали речи командира стоя, с такими благоговейными лицами, что подполковнику стало неловко, а Алексей изо всех сил сдерживался, чтобы не ухмыльнуться.

Расстались также крайне торжественно.

Половину пути к "гостинице" Коршунов неоригинально иронизировал над речью командира и его внешним видом. Но потом Черепанов, походя, заметил, что юморист Коршунов потеет и мучается в "пингвине", а он, Геннадий, чувствует себя вполне комфортно. Коршунов обдумал этот факт и заткнулся.

Глава двадцать первая

АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. УТОНУВШИЙ КОРАБЛИК

- М-да, - пробормотал Черепанов. - Надо было вчера прийти.

От спускаемого аппарата осталась только макушка, украшенная шпилем антенны.

- Как же он мог утонуть? - изумился Алексей. - У него же положительная плавучесть.

- Это болото, а не океан, - сказал подполковник. - Ладно, давай стропы резать: парашют вытаскивать будем.

Коршунов поглядел на двухцветное полотно, испещренное грязными пятнами и желтыми лужицами болотной воды. Парашют накрывал маленькое болотце почти целиком: от края до края.

- А смысл? - спросил Алексей, уже представляя, какая это морока: освобождать и вытаскивать тысячи квадратных метров шелка. - Отмахнем кусок этой хреновины - и хорош.

- А такой смысл, что на эту хреновину мы с тобой весь этот поселок с хундсами и хундилами сменять сможем. Давай, не валяй дурака, лезь, а я подстрахую.

Провозились они изрядно, почти до вечера. В грязище перемазались по уши. Ткань пришлось разрезать на десяток кусков, иначе было не управиться. Добычу выполоскали в реке. И сами помылись. Разложились на травке: на просушку.

- Эх, - вздохнул Коршунов, глядя на акры бело-красного шелка. - Какой ориентир с воздуха!

Но командир думал о своем, мечтам не предавался.

- Может, и хорошо, что аппарат затонул, - сказал он. - Целее будет. Местные - народ предприимчивый. Залезут - еще испортят чего-нибудь. Или пустолазные скафандры сопрут, а они - по лимону баксов каждый.

- Брось, Генка, - сказал Коршунов. - Никто тебе счет не предъявит. Некому. Давай лучше о приятном поговорим: о той девчонке, как ее - Рагнасвинте.

- Ага, - ухмыльнулся Черепанов. - Женимся, хозяйство заведем, землю пахать будем... Лепота!

- Да ты что? - испугался Алексей, представив описанную перспективу. - Не хочу я - в фермеры. Ты же говорил, помнишь? Ну, про полководцев?

- Говорил, - согласился подполковник. - Я - в полководцы, а ты - в фермеры. Будешь тут землю пахать, хундсиков с хундилками плодить... А я Рим возьму и императором заделаюсь. Как думаешь, есть тут Рим?

- Понятия не имею, - буркнул Коршунов. - Но землю пахать да блох кормить я точно не буду. Ты что же, бросить меня нацелился? Не выйдет! - Он с опозданием сообразил, что Геннадий шутит.

- Нервы беречь надо, - назидательно произнес Черепанов. - И желания свои - ограничивать возможностями. - Он широко ухмыльнулся. - Или крестьянка Рагнасвинта, или гарем из римских куртизанок. Что предпочитаешь?

- У меня как-то две подружки были, сестренки троюродные, - мечтательно произнес Коршунов. - Татарочки. Так вот однажды...

Глава двадцать вторая

ХУНАИЛА, ВУТЕРИХ, ХАНАЛА И ПРОЧИЕ

Пока "боги" в поте лица отвоевывали у болота движимое, вернее, летающее имущество, в доме старейшины и основателя поселка почтенного Хундилы имела место весьма серьезная беседа, напрямую касавшаяся этих самых "богов".

Участниками беседы были сам старейшина, почтенный старец Ханала и племянник Хундилы Алзис, пришедший к дяде занять мешок зерна - да так и оставшийся до обеда. Присутствовали также заявившиеся с важной информацией Вутерих и Герменгельд.

Вутерих был мрачен, Герменгельд - задумчив. Хотя насчет дум Герменгельда никто в селе давно не обольщался. Невелик умом Герменгельд. Что ему было от богов выделено, все в рост пошло, на ум ничего не осталось.

Как сказано, речь шла о пришлых "богах". Вутерих, уже составивший о них свое мнение, высказался однозначно:

- Чужие это боги - и весь сказ.

От волнения он даже кулаком по столу двинул.

- Чужие это боги. И зло замышляют. - Вутерих угрюмо посмотрел на Хундилу. Старейшина сидел, целиком погруженный в думы.

Алзис вместе с Герменгельдом налегали на пиво, оставшееся после вчерашнего совместного пиршества. Оно, конечно, неважное пиво варят в доме Хундилы, кислое и водянистое. Но коли другого нет...

Вутерих пива почти не пил, ораторствовал.

Это же неслыханное дело, чтоб боги к чужим племенам приходили. Это же нарушение всех обычаев, что земных, что небесных! У каждого народа - свои боги, коим и следует жертвы приносить и у коих помощь испрашивать. А чужие боги - что? Даже и захотят помочь чем, так откуда им ведомо, что чужому народу требуется? И опять же, свои боги обидятся. Уж своих-то богов мы знаем. Если обидятся - беда. А эти? Что у них на уме?

- М-м-м... - протянул Хундила, вроде бы и соглашаясь и вроде - с сомнением. - Так говоришь, единоборствовали на берегу?

- Единоборствовали, - Вутерих нахмурился. - А прежде с божеством реки общались. Только я вот что думаю. Не воинские это боги. И Герменгельд так считает.

Герменгельд хрюкнул, соглашаясь.

- Может, это скотские боги, - подал голос Алзис, племянник, тощий, рыжий, с оттопыренными ушами. - Пригнать к ним скотину и посмотреть. Если это боги скотские, то благословят скот.

- Ага, они благословят! - насмешливо сказал Вутерих. - А через седмицу твой скот и падет. А богов - поминай, как звали.

Вутерих повернулся к Хундиле.

- Вот и Травстила-кузнец тоже сомневается, - сказал он.

- Что говорит кузнец? - Хундила помрачнел. Одно дело - Вутерих, другое - Травстила. У кузнеца глаз верный.

- Сам же слышал, - напомнил Вутерих. - Сомневается он. Кузнец, он как обычно - себе на уме. Только, заметь, от богов он стороной держится.

- Он от всех - в стороне, - буркнул Хундила. - А ты почему думаешь, что чужие боги зло замышляют? - старейшина зыркнул на Вутериха из-под кустистых.

- А как мне еще думать? Что хорошего от них? А дурного - пожалуйста. Вот Герменгельду руку повредили. Скажи, Герменгельд.

Дюжий верзила Герменгельд поддакнул:

- Ага! - и потряс рукой.

Правду сказать, рука его уже забыла, что ее "повредили".

- Ты, Хундила, сам подумай, - Вутерих наклонился сначала к старейшине, потом быстро повернулся к Ханале: - И ты, Ханала, подумай. Ты же мудр, все повидал. Как было? Злые квеманские духи сперва в Нидаду вселились. Нидаду мы очистили, ладно. И что же дальше?

- Во-во, - поддакнул Герменгельд. - Что дальше? - и шумно отхлебнул из чашки.

- А дальше - ОНИ! - Вутерих поднял палец. - Они! Неведомые боги. Тут как тут. И что они делают?

- Что? - спросил Герменгельд с важностью.

- А они Книву привечают! - с торжеством воскликнул Вутерих. - Нечистого Книву, который с Нидадой был. Книва-то, мало что нечист, так еще и глуп, молоко на губах не обсохло. Рад стараться! - Вутерих сжал кулаки. - Вот ты, старейшина, сам посуди: если бы наши боги пришли, нешто они бы так с нечистым поступили?

- Это точно! - насмешливо сказал Алзис. - Наши боги не только из Книвы кровь бы выпустили, но и из Герменгельда. Да и из тебя, Вутерих, тоже. Головы бы вам поотрывали за непочтение. А от этих я что-то зла пока не видал, так что в этом с тобой, Вутерих, согласен: не наши они боги. Да это и сразу ясно было, коли они языка нашего не ведают.

- Вот я к тому и клоню, - гнул свое Вутерих. - Хитрят они. Под себя нас гнут. Смотрите, что выходит. Сперва Книва. Теперь уже и Сигисбарн. Да что Сигисбарн. Вон и сам Фретила, на что муж уважаемый, а перед чужими богами стелется.

- И мне вон руку попортили, - напомнил Герменгельд и шумно отпил пива.

- Молчи, Герменгельд, - оборвал Вутерих. - Надоел со своей рукой. А ты, старейшина, думай. Вот и еще: сегодня Брунегильда на подворье у себя причитала. Чего блажишь-то, спрашиваю. А она в ответ: Фретила с чужими богами родниться хочет, Рагнасвинту к ним посылает.

Тут Вутерих метнул взгляд на Алзиса: как, понравилось, защитничек?

Алзис враз помрачнел, а Хундила аж подскочил:

- Что-о?! Этот? Фретила? С богами породниться? Пришлец бурговский! Да кто его в селе приветил? Я! Стало быть, и мне...

- Сжечь их - и всех делов! - рявкнул Алзис. Все посмотрели на него.

- А что, - заговорил Алзис. - Его узкое, вытянутое, будто у хоря, лицо дернулось. - Пойти всем миром да в богатырской избе их и сжечь. Ясно уж - это квеманские боги обличье чужих богов приняли. Ну так и что ж, что боги? Сжечь их вместе с богатырской избой! Не устоять болотным исчадиям против огня!

Осерчал Алзис и осмелел на диво. Да и не без причины. Все в селе знали, что Алзис и так и эдак к Рагнасвинте подкатывается. Нравится ему Рагнасвинта. Как же ее - чужим богам? Вот и вскипел гневом Алзис. Сам, сказал, пойду и пожгу и избу, и богов этих праздных, негодных...

Но Хундила отваги племянника не разделил. А вот слова насчет Фретилова сватовства крепко ему в сердце запали. Увидел он в этом великую несправедливость. Кою исправить надобно. И можно исправить.

- Нет, - отрезал Хундила. - Молод ты еще, Алзис, про богов понимать. Может, и впрямь зло от них, а может, и благоденствие на село сошло вместе с чужими богами. Сперва все обдумать надо, присмотреться. Да и не нам тут это решать! - рубанул ладонью воздух. - Если Одохар или Стайна узнают, что мы дружеских чужих богов от земель наших отвратили, в большой гнев войдут. А я Одохара в гневе видел. Это похуже божьего гнева будет. Посему так сделаем.

Ты, Алзис, глупости свои забудь, бери моего коня, рыжего, да скачи в бург. По дороге, глядишь, и дурь из тебя вытрясется.

В бурге сперва к Одохару иди. Скажи: неслыханное дело случилось. Чужие боги пришли из краев неведомых. И не так, как приходят боги, а иначе. Либо напасть великая с ними пришла, либо великое благо. Не оборонить Хундиле село. И гостеприимство, богам подобающее, оказать мы не в силах. Не осень, чай, оскудели все. Пусть военный вождь дружину поднимает и в село немедля идет. И пусть торопится вождь, ибо неведомо, чего от богов ожидать. А ну как не сумеет им, по скудости своей, угодить Хундила? Тогда как? Разгневанного бога утишить - великий труд. Так что отправляйся, Алзис, прямо сейчас и к завтрему уж в бурге будешь. Оба вождя сейчас там - и Одохар, и Стайна. Коли не будет Одохар мешкать, то через три дня в селе у нас будет. Так я говорю?

И на Ханалу посмотрел.

Помолчал мудрый старец, пожевал губами, может, от важности помолчал, может, думал о своем. Долгую жизнь он, Ханала, прожил и много великого видел, и много мерзостного. Долго молчал Ханала, а потом заговорил, медленно, важно, как обычно.

Глава двадцать третья

АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. В ПЛЕНУ ВОСПОМИНАНИЙ

Было это примерно за месяц до первого, отложенного старта. Вызвал их к себе Петрович, начальник Центра подготовки. Порасспрашивал о разном, несущественном. А потом вдруг предложил:

- А не пойти ли нам прогуляться, мужики?

Когда генерал-майор и непосредственный начальник предлагает, отказываться не принято. От конторы до столовой - дорожка метров двести, с липами по сторонам. Вот по этой аллее они и ходили туда-сюда: слева Алексей, справа командир. А посередине Петрович. Как младшие по званию Коршунов с Черепановым вежливо внимали.

- Тут, мужики, главное - очку в плен не попасть, - говорил начальник ЦП.

- Это в каком смысле? - позволил себе вопрос Коршунов.

- А в том, что когда оно, очко, играть начинает, поддаваться этому нельзя.

Петрович - начальник Центра подготовки. В отряде он - бог и царь. Все через него идет. И беседу эту он тоже явно неспроста завел. Гнул к чему-то.

- Я ваши бумаги смотрел, мужики. Вроде все нормально у вас. Но это - здесь, на Земле. А там... - Петрович помолчал. - Я вам вот что сказать хочу, мужики. Люди вы опытные. И не дураки оба. Но иногда лучше дураками друг перед другом оказаться, чем друг дружке в глотку вцепиться.

Алексей с Геннадием не понимали.

- Это я, мужики, не про "тут" говорю, а про "там". Там, мужики, мозги иначе работают. Особенно поначалу... Как бы это попонятнее объяснить. Вот, Гена, ты ведь налетал немало...

- Это с кем сравнивать, Сергей Петрович, - уклончиво ответил Черепанов.

- Ты погоди. Я не о том. Ты знаешь, сколько всяких инструкций и положений по нашей работе есть. Опять-таки - и уставы. И приказы... Но в половине случаев никакие приказы-инструкции тебе не помогут. Ты - сам себе приказ и инструкция... Потому что там, - он показал вверх, - все иначе. И те, кто внизу, это понимают тоже и помогут... Но тем, кто ТАМ, им сверху виднее. ТАМ все очень по-другому, чем здесь. Вас, конечно, пасти будут, но тем не менее. Все эти тесты - они здесь, внизу, хорошо работают, а ТАМ... Всякое бывает - и истерики, и прочее.

Генерал умолк. И его подчиненные тоже молчали. Поскольку им тоже было неплохо известно о том, что бывает ТАМ. Но пока известно только теоретически.

- Про "Салют-5" [* Советская орбитальная станция "Салют" - официальное название. Фактически - военная станция "Алмаз".] знаете, поди? - нарушил молчание Петрович. - Вот вам классический пример.

Про космическую станцию "Салют-5" они знали. С ней и вправду сплошная мистика была. Запустили ее в 1976 году, к 35-й годовщине начала Великой Отечественной. И дату запуска выбрали - нарочно не придумаешь - 22 июня.

Первыми туда полетели Волынов с Жолобовым на "Союзе-20". Через две недели после вывода станции на орбиту.

Что там творилось, никто не знает доподлинно. Только и у Волынова, и у Жолобова на борту сразу самочувствие резко ухудшилось. И во время сеансов связи о странных вещах докладывали. Будто стоит на станции отвратительный запах и становится все сильнее. А еще в жилом отсеке то ли свечение, то ли туман серо-голубой клубится.

Дошло до того, что видеть они друг друга не могли. Сидели в разных углах жилого отсека. Врачи на Земле на ушах стояли, а тоже поделать ничего не могли. Парни и лекарства разные принимали, а все без толку. Кончилось тем, что их досрочно на Землю вернули. Всего полтора месяца на борту и пробыли. А программа полета огроменная была.

Сразу же после посадки на "Салют-5" отправились Быковский с Аксеновым. И тоже всего месяц там пробыли. Вроде для геодезических исследований летели. Только липа это все была, слишком дорогая штука - запуск, чтобы ради геодезии миллионы долларов вколачивать. Впрочем, тогда секретили все по-черному.

И этот экипаж на станции всего месяц пробыл, в сентябре уже вернулись. А в октябре "Союз-22" туда летит. Стыковка отменяется, экипаж совершает срочную посадку. И садились в нерасчетном месте: на озеро Тенгиз, к тому же ночью.

В феврале семьдесят седьмого на станцию корабль "Союз-24" запускают. Этот экипаж всего 17 суток на борту "Салюта-5" пробыл. Больше на "Салют-5" не летали, в том же семьдесят седьмом затопили его в океане.

И с туманом этим непонятно все так и осталось. Грешили на систему жизнеобеспечения. Даже газоанализатор потом на борт доставляли. Все в норме.

И у штатников сходная ситуация была. Они когда свой "Скайлэб" [* Американская орбитальная станция.] запустили, то при старте от вибрации механика повредилась. И солнечные батареи полностью раскрыться не смогли. Да еще противометеоритный экран отлетел и заклинил. Первой экспедиции пришлось в жуткой жаре работать. Из-за того, что солнечные батареи не полностью раскрылись, система охлаждения почти не функционировала. И ничего. Экспедиция отработала,

Единственный и неудачный эксперимент. Чувствовали себя нормально. А вторая экспедиция - то же самое, что у наших. Так и не оклемались до конца полета.

"Скайлэб", к слову сказать, тоже невезучим оказался. И его затапливать пришлось.

Петрович дал им проникнуться аналогией, затем продолжил:

- В общем, тема такая, мужики: если ситуация вас корежит, ломает, злит, вы не поддавайтесь. И чем больше злость в себе чувствуете, или там отчаяние, тем больше вы к этому делу - с юмором. Вас плющит, а вы веселитесь. Меня это не раз выручало. Такие дела, мужики. Главное - к очку в плен не попасть.

Такой вот странный разговор тогда получился. Впрочем, потом выяснилось, что и с дублирующим экипажем Петрович таким манером беседовал. На той же самой аллее.

"Интересно, что ощущают сейчас Серега с Толиком, дублеры? В прессе да на телевидении сейчас, небось, сущее светопреставление. Еще бы, никогда такого не было, чтобы корабль исчез. В Думе снова грызня затеялась, парламентские комиссии и все такое. Как всегда. Петровича имеют, поди, все кому не лень. Будут стрелочника искать, пока не найдут. Или пока еще какая-нибудь катастрофа не приключится. Тогда о нас забудут..."

Алексей тяжело вздохнул.

- Слышь, Леха, а даки кем были? - Голос командира вывел Коршунова из задумчивости.

- Какие даки?

- Ну ты что, не помнишь, что ли? Фильм еще такой был, "Даки" называется. Неужто в детстве не смотрел?

- Смотрел, конечно. У него еще продолжение было, "Колонна".

- А даки кем были? Вроде не славяне, а?

- Не славяне. Они же с римлянами воевали, а славяне позже появились.

- Может, это даки, местные-то? - выдвинул предположение Черепанов. - Не похоже?

- Да нет. - Алексей перевернулся на бок, почесал искусанную блохами шею. - Даки вроде побогаче жили. И горы там. Фильм же румынский был.

- Слышь, а там с даками еще какие-то хмыри то дрались, то вместе воевали. Ну, они их еще подставили в конце. Кто эти хмыри были, не помнишь?

- У которых вождь в страшной маске такой на качелях качался?

- Ага.

- А хрен его знает. Варвары.

- На здешних похожи, точно? Леха хмыкнул. Встал, потянулся.

- Эх, сейчас бы перед видиком завалиться. И чего-нибудь этакого для оттяжки. Современного. "Матрицу" какую-нибудь.

- Будет тебе "Матрица"! - хмыкнул Черепанов. - Будет тебе и какао с чаем. Поднимайся. Пойдем барахло оттащим, пожрем и до холма прогуляемся. Хочу я на крепость их поближе поглядеть. И с комендантом ее, Гардой, познакомиться, про которого Книва говорил. Любопытно мне...

Глава двадцать четвертая

ХАНАЛА. "ИСТОЩИЛСЯ МИР..."

Долгую жизнь прожил Ханала и много удивительного видел. Видел, как истощался мир и лжи становилось все больше. Он как думает, Ханала:

Ни к чему могучим богам во вместилище железном странствовать. Нету в этом величия, как нет величия в поросенке, которого в мешке несут.

Вот сидел он, Ханала, с богами чужими за одним столом. И не видел в них величия. А страх скрываемый видел. Будто у юнцов, которые впервые переступили порог мужской избы.

Не знает он, ох не знает. Может и так статься, что и боги в оскудевшем мире в ничтожество впали. А может, изгнанники они, оттого и странствуют по миру неприкаянно.