причине не мог сразу заснуть. Иногда Духареву представлялось некое инфернальное
существо, выдергивающее его, Серегу, из катящейся по трас-, се машины и
зашвыривающее в сей дивный мир. Дабы он, Духарев, изменил его к лучшему:
наказывал зло, освобождал царевен и творил добрые дела. Правда, образы,
возникавшие у Сереги в сознании, больше напоминали всякие фантастические
фильмы, а могущественное существо подозрительно смахивало на дедушку варяга.
Ах, мечты, мечты...
предназначения" очень огорчало Серегу. Где-то в глубине души Духарев был
уверен, что рано или поздно все и так станет известно и торопить события -
чревато. Потому что единственное действительно неоспоримое доказательство
существования посмертного бытия человек может получить только в одном случае.
Более того, всякий человек получит его наверняка. Когда помрет.
Экспериментировать же в этой области Духареву как-то не хотелось.
сильнее, чем самого Духарева. Потому что варягу страшно надоело жить в лесу и
хранить священное место, как велел ему когда-то волох. Дедушка все еще лелеял
надежду, что Духарев - тот самый кадр, которому можно будет передать бессрочную
вахту. То, что Серега - крещеный и, следовательно, не очень-то близок по духу
местным божествам, конечно, смущало. Но с другой стороны, Духарев проявлял
недюжинные способности во всех науках, в коих натаскивал его варяг. А науки
эти, издревле, от варяговых пращуров, да и не только варяговых, но и прочих
славянских, что полян, что ильмян, - считались вотчинами исконных местных
богов, в особенности же - воинственного и кровожадного Перуна. О Христе же
варяг имел понятие самое поверхностное и считал его почему-то покровителем
богатства. Логика его была проста. Кто поклоняется Перуну - тот здоров насчет
подраться. А кто поклоняется Христу, у того карманы полны злата. Вот те же
ромеи: грабят их грабят, а богатства их все прибывают. Потому что христиане.
Спорить с ним Духарев даже и не пытался. Ему ли, символ собственной веры
помнившему через слово, наставлять закоренелого язычника. Пусть лучше язычник
Серегу научит грибную шляпку копьем подхватывать. В галопе.
вполне прилично, а можно ли его брать в ведуны - своими силами не выяснить,
Рёрех решил прибегнуть к помощи специалистов. Но это случилось позже.
потому, что боялись. Не медведица с медвежатами, чай, а здоровенный лесной
хозяин. Такой зря рисковать не станет, предпочтет убраться с человечьей дороги.
Вот то-то и оно. Уйдет - и ищи его потом. А так - вот он. Хороший мишка.
Жирный. Такой как осенью заляжет - так до самой весны проспит.
ест, как двигается, как купается. Днем наблюдал, а вечером слушал варяговы
байки про варяжских воинов, что у могучего мишки воинскому делу учились. А иные
даже сами медведем перекидывались при необходимости. Сила зверя, помноженная на
человеческий ум и отвагу (сам-то мишка трусоват), вершили чудеса. Тем более что
такого оборотня сталь не берет, а только особое, с наговором, оружие.
честно признался, что таких, перекидывающихся, сам он не видел, а только байки
слыхал. А вот к "звериной" технике относился серьезно. Еще с "той",
цивилизованной жизни. "Школа богомола", "Школа обезьяны"...
Духарев и различал: один признал нового человека, второй - нет.
медведя". Рядом со стремительным, обтекаемым, как пуля, зверьком Топтыгин
выглядел неуклюжим увальнем.
общем, малосъедобные вещи. Постился по-своему, по-медвежьи.
пошатался по лесу, помечая территорию, а потом забрался в берлогу под
вывороченной старой березой и больше не объявлялся.
за мишкой ходить, а лишний раз с мечом или копьем поработать.
до времени.
целую неделю снегопада. Пошли на лыжах, коротких и широких, подбитых снизу
остистым мехом. На голове у Духарева красовался шлем, похожий на строительную
каску:
каски, шлем был довольно тяжелый, да еще "украшенный" прицепленной к краям
кольчужной бармицей. На плечах у Сереги, под курткой из лосиной шкуры,
наличествовал пластинчатый панцирь. Вообще-то его полагалось надеть не под, а
поверх куртки, но он и так еле налез. Вооружен был Духарев крепкой рогатиной с
упором и узким топором на длинной рукояти. Серега предпочел бы меч, но Рёрех
велел взять топор. Что ж, ему виднее. Сам варяг ничего, кроме лука, не взял.
"Вентиляционная" дырка в снегу оказалась прикрыта молоденькой елочкой. Заметить
слабый парок, выходящий из отверстия, было практически невозможно.
вылезет.
схватил воткнутую в снег рогатину.
бурчит. Серега снова взялся за палку. Рычание стало громче...
представил: из сугроба медленно вылезает недовольный мишка. Представление это
было правильно только в одном. Мишка действительно оказался недоволен. А точнее
сказать: очень недоволен! Просто в бешенстве. И то, что произошло в следующий
миг, меньше всего соответствовало ленивому слову "полезет".
снежном гейзере как-то сразу материализовался стоящий на задних лапах
здоровенный медведь.
Серегу, размахивая лапищами. А лапищи эти машут уже над Серегиной головой.
Удивительно, что Духарев успел отбросить шест и схватить рогатину. Но он успел
- и дальше, на рефлексе, всадил ее в мохнатую мишкину тушу...
мишка пронесся мимо, с шумом упал на четыре лапы, развернулся со скоростью
фигуриста, снова встал на задние лапы и, ревя, попер на глупого человечишку.
небрежным движением лапы, а второй лапой треснул Духарева по голове. Серега
успел присесть, и медвежьи когти, лязгнув, вскользь проехались по шлему.
Духарев отпрыгнул вбок, пропуская зверя мимо, и, широко размахнувшись, двумя
руками всадил топор в бурую свалявшуюся шерсть медвежьей спины. Он услышал
громкий хруст и тут же - рев такой силы, что захотелось присесть и заткнуть уши
руками. Но он этого не сделал, а выпустил рукоять безнадежно застрявшего топора
и шарахнулся в сторону. Медведь на мгновение потерял его из виду, и этого
мгновения хватило, чтобы Серега успел вынуть из чехла нож.
обильно пачкая его кровью, но не проявляя ровно никаких признаков слабости.
махину можно остановить двадцатисантиметровым ножиком, казалась столь же
забавной, как попытка детской лопаткой остановить самосвал.
- и он увидел, как шкура на мишкиной груди лопнула и из длинного меха сам собой
вылез красный цветок.
увидел варяга, сжимающего лук с наложенной стрелой.
медвежьей туше, остановился в трех шагах, оглядел ее и вернул стрелу в колчан.
ни разу.
единственного сапога кривой нож. - А я пока мишкой займусь.
тридцать. Что особенно поразило Серегу, так это то, как быстро, едва ли не за
одну ночь их лошадки от ушей до копыт обросли мохнатой шерстью. Люди на такое
были не способны, поэтому время занятий на свежем воздухе пришлось ограничить,
а тренировки с луком и вовсе отложить. Внутри священного дуба, на гранитном
камне с естественным углублением посередине, теперь все время горел костерок,
над которым, следуя указаниям варяга, Серега установил некое подобие шатра.
Материалом для шатра послужила ткань, вымазанная глиной. Конус заканчивался