выгнуть "спинку", чтоб лучше ловился ветер...
сильным движением метнул поделку вверх, дернул бечевку, и змей, тре-пыхнувшись
пару раз, поймал ветер и начал уверенно карабкаться ввысь.
бечевку.
поднимаясь. Мыш даже повизгивал от восторга.
опору игрушку.
продавцов и покупателей - не торжковские. Земледельцы из окрестных огнищ,
отвоеванных у леса клочков земли, промысловики. Торговля шла вяло. Мыш ему уже
объяснил, что главный торг бывает ранней весной, когда составляются караваны на
юг, а речка Сулейка мало что не запружена свежесработанными челнами. Или
осенью, после сбора урожая, когда всего много и возвращаются с заморскими
товарами широкие купеческие лодьи. Хотя, говорил Мыш, лучшие купцы, те, что
ходят "гостями" под княжьей рукой в дальние края, не ждут, когда вскроются
реки, а тянутся через болотистые леса, зимниками, к югу, в Киев. Когда князь
киевский пойдет торговать булгарам да ромеям собранную зимой дань, "гости"
пристроятся к нему. А княжит нынче в Киеве Игорь, сказал Мыш. Но это не такой
сильный князь, каким был князь Олег. И Скольд, торжковский наместник, так
говорит, хотя по смерти Олега новому князю клятву давал. А Скольд - муж
великий, потому что это с ним отец Мыша в Торжок пришел.
уже не казалось, что он - на маскараде. А вот на него люди поглядывали. Не
из-за одежды. Одежка у него была - аккурат по меркам здешних нищих. Или
рабов-холопов. Всякий тутошний знал, как должно одеваться уважающему себя
человеку. По прикиду определяли социальный статус и меру достатка. Мыш уже не
раз намекал, что готов раскошелиться на приличную одежду для названого брата.
Серега отказывался. Он считал, что не к лицу ему принимать подарки у юной
девушки и мальчишки. Тем более что отдариться ему пока нечем. Так и ходил
"оборванцем". Правда, когда "оборванец" в сажень ростом да почти полсажени в
плечах - его особо не дразнят.
денег пять кун да котел медный! - зычно провозгласил Чифаня. - Выходи, не
боись, силушке молодецкой удивись!
общественного интереса. Публику сманили два бродячих скомороха. Но попозже
скоморохов зазвали в Детинец и так там напоили, что поутру скоморохам не то что
плясать - ходить не хотелось.
и тут же какой-то мужичок из пришлых, подбадриваемый зрителями, полез
распоясываться да разуваться.
кинуть на счет раз. Силища у Сычка была невероятная. Но Сычок очень редко
боролся в полную силу. Ему Чифаня не разрешал. Во-первых, чтоб не зашиб кого. А
во-вторых - не отпугнул возможных соперников.
лет - бородища до пояса - купчина. А среди его людей выделялся пузатый, пудов
на восемь, бугай, чья бородища уже была расчесана надвое и аккуратно подвязана.
Рожа у пузатого была абсолютно дебильная.
своего борца против Сычка.
столько же по весу, но слитками.
своей немереной силище. Обхватить его Сычок просто не мог: такую, с позволения
сказать, талию вдвоем не обнять. Подсечь или кинуть противника, который
килограммов на пятьдесят тяжелее тебя, можно, но трудно. В данном случае у
Сычка явно не хватало квалификации. Сычок попробовал кулачную технику: врезал
борову в грудь, затем в живот и, увидев, что противник оба удара совершенно
проигнорировал, влепил древлянину в лоб. На лбу осталось красное пятно. Больше
- никакого результата. А потом толстяк врезал сам, с размаху, да попал прямо в
солнечное сплетение, поскольку Сычок не потрудился ни сблокировать, ни
уклониться. Серега увидел, как набрякло болью и удивлением лицо Чифаниного
ставленника. А толстяк широко размахнулся, даже слегка подпрыгнул -- и достал
Сычка в висок.
противоположное по значению. Толстяк глупо ухмылялся и ждал. Когда Сычок
поднялся на колено, древлянский борец попросту хряснул его по макушке, и Сычок
рухнул.
если по этим правилам толстяк может добивать проигравшего, то Серега ему этого
не позволит. По крайней мере, постарается. Сычок встал с Серегой рядом, когда
возник конфликт с Гораздом. Поэтому Духареву насрать, что там у них за правила.
Калечить кореша он не даст!
бочкообразную грудь.
брата, чтобы не оттерли.
удар в висок запрещенным или нет. Купец кричал: раз не сговаривались, значит -
нет.
сговаривались?
подвешен будь здоров. Хороший дуэт, одним словом. Толпа вокруг густела.
повторить. Сычок к этому времени поднялся, но глаза у него были мутные. Одного
взгляда на него было достаточно, чтобы понять: этого бойца следует снять с
соревнований. Тем не менее Сычок собирался драться.
отошел проинформировать противника о замене.
Причем в одностороннем порядке, мол, Чифанин борец уже проиграл. Еще пять минут
крика - и ставки удвоили обе стороны.
можно. Зубы выбивать нельзя. Тоже три гривны. Но это ты не боись, как выйдет.
На кону - больше. За бороду не хватай. За причинное место. Еще плевать в лицо
нельзя. Песок в глаза сыпать...
завалю.
был на полголовы выше. Семенящим шажком древлянин подобрался к Духареву и,
подпрыгнув, попытался врезать Сереге по морде. Должно быть, у толстяка это был
коронный номер. Но Духарева целостность собственной физиономии весьма заботила,
поэтому от летящего кулака он уклонился и мощно пробил в могучее пузо. Ощущение
было такое, словно кулак угодил в боксерский мешок, обернутый ватой. Толстяк
слегка покачнулся и вцепился в Серегин рукав. Духарев блоком смахнул захват, но
рукав при этом порвался.
еще один молодецкий мах, и влепил, уже совсем не стесняясь, в полный контакт, с
"волной", прямо в "солнышко". Раздался чмокающий звук. Рот толстяка открылся
буквой "о". Есть попадание! Несмотря на могучее сложение борца-сумоиста,
по-сумоистски держать удар "кабана" не учили. Дать возможность противнику
отдышаться было бы гуманно, но Духарев никогда не считал себя гуманистом. В лоб
бить можно - и Серега пробил в лоб. Как по деревяшке. И звук такой же.
Деревяшки Серега ломал кулаком. Кость оказалась крепче, но глаза толстяка