Александр Мазин

Инквизитор

"Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не
научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя
проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, гадатель, ворожея, чародей,
обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред
Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет
их от лица твоего; будь непорочен пред Господом Богом твоим..."
Второзаконие, гл. 18.
"Они же приводят в замешательство дух человеческий, т. е. наводят на людей
сумасшествие, ненависть и туманящую разум любовь. Они же, даже без помощи яда,
но силой своего заклинания, уничтожают душу".
Я. Шпренгер, Г. Инститорис. "Молот ведьм".

Автор просит читателя иметь в виду, что перед ним не документальный очерк, а
художественная проза. Поэтому всякое совпадение имен или событий не более чем
совпадение. К сожалению, этого нельзя сказать о самой проблеме.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ПОДНЯВШИЙ МЕЧ

"Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму,
нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий делающий злое, ненавидит
свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы; а
поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в
Боге соделаны".
Евангелие от Иоанна,
гл. 3, ст. 19-21.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Выходя из закусочной, Андрей остановился в дверях и быстро огляделся. Резкое
движение тупой болью отозвалось в затылке, и, смиряя ее, Андрей медленно
выдохнул сквозь сжатые зубы. Никто не ждал его снаружи. Жирная красная точка,
завершающая историю жизни Андрея Ласковина, немного отодвинулась в будущее. Но
боль, которая прочно утвердилась в его теле, боль, отзывающаяся на каждый вздох,
сковывающая, как невидимый корсет, вытягивающая силы боль напоминала: ты уязвим!

Большеохтинский проспект был немноголюден. Редкие несчастливые петербуржцы,
прикрывающие лица от мокрого снега. Серая промозглая муть, которую язык не
повернется назвать днем. То ли вечер, то ли раннее утро. Сумерки. Хотя до
темноты еще часа два. Сумерки. И это хорошо.
Андрей накинул капюшон, спрятавшись в нем, как улитка в раковине, и шагнул в
пелену липких холодных хлопьев: одна из согбенных безликих фигур, неинтересных
даже собственным детям.
Впереди, шагах в двадцати, несколько работяг уныло ковыряли асфальт. Вчера их
здесь не было. Неровная борозда в шаг шириной пересекала тротуар как раз перед
перекрестком. Вчера не было и ее. Но рабочие (как и борозда), несомненно,
подлинные. Ни один киллер не станет полдня долбить мерзлую землю, чтобы
подстеречь жертву, выходящую из забегаловки с гордым наименованием "Кафе
"Большая Охта"". Ни один русский киллер до этого не унизится. Хотя идея неплоха.
Прострелить его набитый бараньими жилами и полусырой картошкой желудок, скинуть
труп в эту самую канаву, забросав комьями земли и кусками асфальта, катнуть для
надежности сверху трехтонным валиком...
"К счастью, - подумал Андрей, - у нас не Голливуд. Или - к сожалению..."
Кого в сумрачном Петербурге всерьез волнует неопознанный труп? Следственные
органы? Вряд ли. Разве что "тобольцы" Антона Гришавина напустили на него своих
"оборотней", не надеясь управиться собственными силами. Возможно. И вероятно.
Мафия бессмертна. А он, Андрей Ласковин, смертный человек. Внезапно смертный,
как мудро замечено. Внезапно, это если повезет. Хуже, если, как это уже
случилось, он окажется в одном из специально оборудованных помещений, вроде
вчерашнего гаража.
Снег падал густой, как манная каша. Андрей брел, засунув руки в карманы ветхого
плащика.
"Мне очень холодно и очень скверно!" - мог прочесть каждый на его мокрой спине.
Увы, так оно и было. Несколько дней игры в "дичь-охотник" превратили Андрея из
охотника в затравленную, вяло огрызающуюся дичь. Но холодно Ласковину не было.
Под ветхим "помоечным" плащиком у него была кожаная куртка с меховой подстежкой,
а брюки и обувь, хоть и заляпанные грязью, неплохо противостояли ледяной жиже.
Плащик же (и впрямь подобранный сегодня утром на помойке) был вынужденной
маскировкой. Андрею совсем не хотелось, чтобы в его куртке появилась еще одна
пара отверстий.
Андрей шел в сторону Невы, хотя Нева как таковая - черная мазутная вода под
источенным промоинами льдом - его не интересовала. Ласковин шел к ТОО "Шанкар",
одной из фирм, опекаемых "тобольской" группировкой. Фирма располагалась здесь,
на Большеохтинском. Вчера Андрей тщательно изучил окрестности и был готов
встретить "кураторов". Но вчера они так и не появились. Сегодня же - пятница.
День, располагающий к особым визитам.
Честно говоря, Андрей предпочел бы, чтоб они не появились сегодня. На этом
настаивала каждая клетка его тела. Но он шел к ТОО "Шанкар", потому что не желал
быть только дичью. И кроме того, знал, что это может оказаться последней
возможностью рвануть клыками врага. И все-таки лучше бы их не было!
Ласковин миновал продавца полузанесенной снегом картошки. У грязных мешков
возились две женщины: отбирали картофелины покрепче.
"Бедняги", - подумал Андрей, имея в виду и женщин, и продавца. Интересно, будь
им известна его ситуация, что бы они подумали о нем?
"Судьба дарит тебе шанс стать мастером, - сказал ему пять дней назад сэнсэй
Слава Зимородинский. - Хотя более вероятно, что ты просто дурак". Да уж, есть
шанс приобщиться к числу неопознанных трупов. Во имя справедливости. Одно
утешение: он сам поднял стаю и сам пустил ее по своему следу. Тогда, впрочем, он
был подсознательно уверен, что выживет. Сейчас - нет. Но пока он жив - счет в
его пользу.
ТОО "Шанкар". Девять зашторенных окон. Навес на шести колоннах. Под ним -
крохотная автостоянка. Так и есть! Одна из трех припарковавшихся машин - черный
джип "чероки". Там, на Мастерской, Ласковин не сумел разглядеть его номера, но
наверняка - тот самый. Глядя на основательный зад "чероки", Андрей ощутил
неприятную пустоту в животе. И одновременно возбуждение-подъем.
Андрей медленно проковылял мимо автостоянки. Из нутра "чероки" доносилась
жизнерадостная музыка. Сквозь заднее окошко джипа смутно просматривался силуэт
человека. Две другие машины были пусты.
Свернув за угол, Ласковин зашел в первый же подъезд, проглотил таблетку
болеутоляющего и присел на подоконник. Выждав минут десять, он вынул из кармана
плаща "трофейный" пистолет ("Carl Walter Waffenfabrik Ulm/Do, Modell TPH Cal.
6.35" - явствовало из гравировки на корпусе) и переложил в левый карман куртки.
Пистолет был небольшой, смахивающий на игрушку, но, как Ласковин уже убедился,
достаточно смертоносный. В нем оставалось еще два патрона. "Помоечный" плащик
Андрей оставил на подоконнике. Вряд ли кто-то на него польстится.
На стоянке у ТОО ничего не изменилось. В джипе по-прежнему играла магнитола.
Андрей присел у заднего колеса, выждал некоторое время, затем, пригнувшись,
подобрался к правой дверце. Осторожно попробовал. Открыто.
- Ы! - сказал любитель музыки, когда ствол пистолета, из которого все еще несло
порохом, уперся ему в нос. И по собственной инициативе поднял руки. В правой -
трубка переносного телефона.
- Положи, - сказал Андрей. - Уронишь.
- Не убивай меня, - почему-то шепотом попросил "тоболец".
Ласковин взял его свободной рукой за мягкое теплое ухо.
- Сколько ваших внутри? - осведомился он.
- Слушай, не стреляй, ладно?
- Я о чем-то спросил, - напомнил Ласковин, выворачивая ухо градусов на сто
двадцать. - Не шевелись! - предупредил он дернувшегося и зашипевшего от боли
бандита. - Сколько ваших внутри? - И ткнул стволом в ноздрю "тобольца".
- Т-трое... - выдавил любитель эстрады.
Ласковин выпустил ухо и нанес бандиту аккуратный удар в челюсть. Трое - это для
него, теперешнего, чересчур. Открыв левую дверцу, Ласковин выпихнул обмякшего
"тобольца" наружу, отметив, что организм больше не реагирует всплеском боли на
каждое движение. Часа на два он снова человек. Правда, лучше не слишком
напрягаться.
Двигатель джипа работал. Ключи на месте. Ласковин сдал назад, развернулся и
выехал на проспект. На углу с Пороховской он свернул, и еще раз - на
Среднеохтинском. Сделав круг, он остановил "чероки" совсем рядом с ТОО "Шанкар"
и вышел. Не потому, что собирался напасть с тыла, просто хотел забрать плащ.
Спустя десять минут он был уже возле "Новочеркасской", пересек мост и поехал по
Синопской набережной. Мощные фары джипа ввинчивали в снежную муть снопы белого
огня. Андрей сбросил скорость, высматривая подходящее место. Найдя его, проехал
еще метров двадцать и выключил фары. Затем задним ходом сдал метров на сто и
остановился. Облачившись в плащ, Ласковин проверил содержимое бардачка: ничего
интересного. Тогда он снова нажал на газ, направил "чероки" в нужное место:
туда, где гранитный парапет разделялся и обледеневшие ступени с двух сторон
спускались вниз, к воде. Джип встряхнуло: два колеса выскочили на тротуар.
Андрей нацелил "чероки" в проем, открыл дверцу и, оберегая раненый бок,
выпрыгнул наружу. Джип на скорости километров двадцать пять нырнул в проем между
барьерами и полетел со ступенек, с душераздирающим визгом скребя корпусом по
стене. Скатившись на залитую водой площадку, "чероки" по инерции развернулся и
врезался "скулой" в противоположную стену. Отрикошетив вправо, он выскочил на
лед, проломил его и, завалившись набок, медленно ушел под лед.
Гибель его прошла незамеченной. Водители редких машин, проносившихся у Андрея за
спиной, были больше озабочены тем, как бы что-то увидеть сквозь размазанную
очистителями по лобовику снежную кашу. Прохожих и вовсе не было.
Ласковин, опершись на парапет, посмотрел на черную дыру, пробитую тяжелой
машиной, и усмехнулся. Итак, еще одно очко. Последнее? Сколько "бойцов" рыщет
сейчас по городу, стремясь отыграться? Андрей еще раз посмотрел на черную воду и