Алекс Орлов

Тютюнин против ЦРУ

Пить все, что горит, - вредно.

Сергей Тютюнин и его дружок Леха Окуркин об этом не знали. Они жили обычной жизнью пролетариев, пока однажды не нашли себе приключений.

Сначала ими заинтересовались ЦРУ и пенсионерка Живолупова, в прошлом сотрудница НКВД.

Потом добавились проблемы с инопланетянами, драконами и боевыми свиньями. Жизнь приятелей стала интереснее.

Жил-был Серега Тютюнин. И служил он в конторе "Втормехпошив", где принимал от населения поношенные кроличьи шкурки по три рубля за полкило. Работы было немного, зарплаты еще меньше, а потому в свободное время, которого у Сереги было предостаточно, он со своим другом Лехой Окуркиным соображал на двоих.

Судьбы Сереги и Лехи были похожи. Обоих дома поколачивали жены, однако каждого по-своему.

Если Леху его Ленка ввиду явного преимущества в росте и весе просто лупила кулаками, то Серегина Любочка встречала супруга дубовой скалкой.

К слову сказать, дубовая скалка у Любочки появилась не сразу. Сначала была сосновая. Но теща Сереги, Олимпиада Петровна, посчитала, что Серегины фокусы сосновую скалку давно переросли, и подарила дочери дубовую.

Так бы и жили в трудах Серега и Леха, если бы не произошло с ними нечто ужасное.

Утро в конторе "Втормехпошив" начиналось как обычно. Едва Серега Тютюнин заступил на вахту, как народ к нему просто повалил.

С восьми до десяти чесаться было некогда. Три шубки детские - стриженый кролик, доху камчатскую - голубая белка - и спиногрейку из кошки под бобра Серега принял на одном дыхании. И только он собрался расслабиться и пососать леденец, как с улицы завалилась старушка в старом драповом пальто.

"И не жарко ей, в июне-то месяце?" - подумал Серега.

Старушка, не отрывая взгляда от Тютюнина, медленно полезла в потертую сумку.

Тютюнин вздохнул. Он уже хорошо знал подобных клиентов. Сейчас старушка достанет кацавейку времен свой молодости, лысую, как коленка, и попросит за нее денег.

Однако сначала клиентка поставила на прилавок старый самовар и замерла, вопросительно глядя на приемщика подслеповатыми глазами.

Самовар был не совсем по профилю "Втормехпоши-ва", однако Серега, быстро прикинув вес позеленевшей меди, с ходу определил свою выгоду.

- Пятьдесят рублей! - объявил он и тоже замер, ожидая, как старушка отреагирует.

Кажется, она не совсем поняла, что он ей сказал, однако кивнула и взяла протянутые деньги.

- Налево работаем, Тютюнин? - услышал Серега за своей спиной и, обернувшись, увидел бухгалтера Фригидина.

Фригидин был человек злой и своим приплюснутым черепом напоминал змею-щитомордника. А еще он воровал у Сереги сахар, когда тот оставлял тумбочку открытой.

- Что значит налево? - стараясь не терять из виду старушку, спросил Тютюнин.

- А самоварчик-то зачем? Медь сдавать будем?

- Я их, эти самовары, может, с пятого класса собираю, - соврал Серега.

- Это еще доказать надо, - поднявши к потолку палец, заявил Фригидин и шмыгнул за угол. "Змей, - подумал Серега. - Аспид".

И снова вернулся к служебным обязанностям.

- Что вы еще хотели, бабушка? - спросил он.

Старушка снова порылась в сумке и брякнула на прилавок древнюю муфту, с которой, словно золотистая пыль, разом поднялась целая туча моли. Штук примерно миллион.

Моль в стенах "Втормехпошива" считалась самым страшным врагом. Если она попадала на склад готовой продукции - пиши пропало. На этот случай у Сереги Тютюнина был припасен баллон дихлофоса, а для особых ситуаций - крепко действующая отрава, привезенная из-за границы братом жены его друга Лехи Окуркина.

В английском Тютюнин был не силен, а потому принял слова друга на веру: "Разок кнопку давани - и дело сделано. А сам старайся не дышать".

Серега понимал, что применять средство придется в условиях населенного людьми города, а потому завел в своей приемке настоящий противогаз. У него дома их целый ящик был - чего жадничать?

Одним словом, моль уже поднималась к потолку, и Серега, осознавая, что нужно спешить, перегнулся через прилавок и одним мощный движением нахлобучил на старушку противогаз - прямо поверх шляпки. Бедняга так и села на пол, а Тютюнин, выхватив баллончик, смело пшикнул в самую гущу меховых вредителей.

Эффект от применения был ошеломляющим не только для моли, но и для самого Сереги. Он вдохнул лишь самую малость и сразу увидел море, солнце и даже пальмы, а уже потом услышал свой хриплый кашель и понял, что быстро ползет по коридору.

Рядом открылась дверь туалета, и в коридор шагнул змей Фригидин.

Заметив ползущего Тютюнина, бухгалтер злорадно захихикал, однако ненадолго. Вздохнув, чтобы посмеяться во всю глотку, Фригидин схватился за горло и, выпучив глаза, рухнул рядом с Серегой. А затем, заходясь хриплым кашлем и судорожно взбрыкивая ногами, пополз следом за Тютюниным, стараясь не отставать.

Оба знали, куда они ползут, спасая свою жизнь. По коридору налево находился кабинет директора "Втормехпошива" господина Штерна, в котором имелось большое окно. До других окон ползти было очень далеко.

Когда до спасительного кабинета оставалось несколько метров, оттуда вышел дизайнер-закройщик Турбинов, личность творческая и пьющая. Увидев ползущих Тютюнина и Фригидина, Турбинов удивился и, не замечая катившейся по коридору волны оранжевого газа, сделал случайный вдох.

Потолок и стены зашатались, и несчастный дизайнер-закройщик грохнулся на пол.

Между тем Серега Тютюнин уже распахнул лбом дверь и первым вполз в приемную.

На секретаршу господина Штерна трое вползающих посетителей с красными физиономиями и выпученными глазами не произвели никакого впечатления. Она нахмурила брови и, не переставая пилить ногти, строго спросила:

- Куда это вы ломитесь? Борис Львович занят!

Однако Тютюнин смело боднул следующую дверь, зная, что за ней его ждет спасение.

Директор, Борис Львович, был действительно занят. Он разговаривал по телефону с любовницей.

Когда распахнулась дверь и за ней никого не оказалось, Борис Львович промурлыкал в трубку: "Минуточку, рыбка" и приподнялся из кресла.

То, что он увидел на полу, заставило его запрыгнуть на стол и закричать: "Помогите!" - отчаянно топая ногами и давя карандаши.

Прямо по итальянскому паркету к нему ползли три неизвестных субъекта с красными лицами, выпученными глазами и распахнутыми ртами. Они хрипели и вытягивали вперед руки со скрюченными пальцами, а Борис Львович продолжал вопить и клясться, что больше никогда не будет никого обижать.

Однако зомби оставались глухи к его мольбам и один за другим стали взбираться на стол. Не помня себя от страха, господин Штерн распахнул окно и сиганул вниз, на кусты сирени, произраставшие из строительного мусора. Этаж был второй, поэтому он почти не ушибся, но следом за ним в сирень стали падать его преследователи.

- Тю... Тю... - попытался заговорить один из них, высунув из кустов сплющенную голову.

- Фригидин! - узнал его Штерн.

- Тютюнин виноват, Борис Львович! Тютюнин! - заверещал бухгалтер и стал тыкать пальцем в сторону приемщика. - Он на меня покушался и на Турбинова тоже!

- Не покушался я, Борис Львович. Я моль травил, - сказал в свое оправдание Серега и начал отряхивать штаны. - Просто дихлофос крепкий попался. Я сам не ожидал.

- А откуда моль-то взялась? - поинтересовался Борис Львович, понемногу приходя в себя.

- Так бабуля притащила, клиентка! - радостно сообщил Тютюнин.

- Бабуля? А как она перенесла дихлофос? Как бы нам за старушку отвечать не пришлось! - забеспокоился Штерн.

- Да с бабулей ничего не могло случиться, - махнул рукой Серега. - Я на нее противогаз надел... Вот разве что...

Страшная догадка поразила Тютюнина, и он, сорвавшись с места, побежал вокруг здания.

Спугнув во дворе кошку и чуть не сбив уборщицу Дусю, Серега рванул на себя дверь и едва успел пригнуться. Плотный, словно кулак, рой обезумевшей моли рванулся вон из гибельной атмосферы "Втормехпошива" и, взвившись высоко в небо, унесся к горизонту в южном направлении.

Оставив дверь широко открытой, Тютюнин осторожно вошел в приемку и потянул носом. Заграничная дрянь в воздухе еще держалась, но уже в безопасной концентрации. В углу у стеночки тихо сидела старушка. Она уже не шевелилась.

- Эй, бабуля... - позвал Тютюнин. Старушка не отозвалась. Серега, сдернув с нее противогаз, снова позвал: - Бабуля, можно выходить...

Клиентка по-прежнему не отзывалась, а Тютюнин, проверив фильтр противогаза, понял, в чем дело, - его закрывала резиновая пробка.

"Посадят теперь", - подумал Серега и тоскливо посмотрел на прилавок. Там он простоял полтора года, служа "Втормехпошиву" верой и правдой.

Представив себя на нарах, Тютюнин зашмыгал носом. Пока он жалел свою загубленную жизнь, старушка вдруг очнулась и, прихватив котомку и шляпку, выскочила на улицу.

На полу осталась лишь горсть старорежимных пуговиц с двуглавыми орлами. Пуговицы тоже оказались медными, и Серега уже собрался сунуть их в карман, когда снова услышал голос вездесущего Фригидина.

- Опять налево работаешь, Тютюнин? Серега обернулся и увидел стоявшего в дверях приемки директора, а рядом с ним бухгалтера.

- Обратите внимание, Борис Львович, - продолжал ябедничать Фригидин. - Пуговичек жменьку из бабушки вытряс, а до этого - самовар медный тульский.

- Откуда пуговицы, Тютюнин? - строго спросил Штерн, как будто это имело главнейшее значение.

- Должно быть, из бабушки просыпались... - пожал плечами Серега. И вздохнул.

- Ну, допустим, что из бабушки. А где тот дихлофос которым ты здесь моль уморить собирался?

Серега прошел за прилавок и поднял с пола брошенный при отступлении баллончик.

- Вот, пожалуйста, - сказал он, протягивая директору неопровержимую улику.

- Так-так, Тютюнин, - произнес Борис Львович и строго посмотрел на Серегу. - Ты знаешь, что здесь написано?

- Нет, я язык только в школе изучал.

- Какой? - уточнил Штерн.

- Говяжий! - съехидничал Фригидин.

- Почему говяжий? - обиделся Серега. - Персидский язык.

- Персидский?! - поразился директор и покачал головой. - Ну, Тютюнин... А ты видел, что здесь череп с костями нарисован?

- Ну видел, - неопределенно пожал плечами Серега. - Это чтобы внутрь не принимали...

- Турбинов, ну-ка давай ты, - обратился директор к появившемуся дизайнеру-закройщику, который во "Втормехпошиве" считался человеком просвещенным.

- Полицейское спецсредство. Запрещено к продаже, - с ходу перевел тот.

- Запрещено к продаже - ты слышал, Тютюнин? - Директор со значением поднял палец. - И кстати, - Борис Львович огляделся, - где хоть одна погибшая моль?

- Да, где хоть одна погибшая моль? - повторил Фригидин.

- Моль улетела...

- Вся? - уточнил Штерн.

- Практически, - кивнул Серега. - Только я дверь открыл, они как ломанулись. И сразу в небо...

- "И их печальные голоса растаяли в вышине", - продекламировал Фригидин своим противным голоском. - Это ж тебе не журавли, Тютюнин. Это моль!

- Как сказать, - вмешался бывалый Турбинов. - Мне один товарищ привозил из Шри-Ланки траву...

- Не надо про траву, Турбинов, - остановил его директор. - А ты, Тютюнин, предъяви сам объект, с которого моль взлетала.

- Ага, полигон журавлиный! - снова влез Фригидин. Со двора в приемку заглянула женщина.

- Вы работаете или как? Тряпье берете?

- Тряпье не берем, у нас тут не помойка, а предприятие по пошиву, - с достоинством произнес Штерн. - Вы пока подождите, мы внутреннее расследование проводим. Скоро уже закончим.

- Ага, - кивнула женщина и прикрыла дверь.

Тютюнин поднял с пола злополучную муфту и протянул Штерну. Вид ее был столь омерзителен, что директор попятился.

- Ну-ка, брат Турбинов, посмотри, что это?

- Муфта это дореволюционная, - сразу определил тот. Затем смело взял изделие в руки и понюхал.

- Чем пахнет? - поинтересовался директор.

- Дерьмом мышиным. Есть немного нафталина, мездра пованивает - пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не одна тыща мышей вывелась.

- Ну, в общем понятно, - подвел итог директор. - Ты пока работай, Тютюнин, рабочий день еще не закончился, а мы пойдем совещаться на тему, что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.

- Возможно уже сегодня! - радостно повторил Фригидин и убежал вслед за Штерном и Турбиновым.

Тяжело вздохнув, Серега почесал макушку и вернулся к уже недолгим служебным обязанностям.

Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось. Зато он отлично знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.

У стойки выстроилась очередь из жаждущих сдать меха, и до четырнадцати ноль-ноль, когда приемка закрывалась на обед, Серега успел принять три собачьи шубы, кротовую поддевку, шкурку зайца и артефакт неизвестного происхождения, который ему отдали за так, в нагрузку к зайцу.

Заперев изнутри дверь, Серега вернулся к себе за стойку и, подумав, отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода, а шум воды Тютюнина здорово успокаивал.

"Работу сразу искать не буду, - размышлял он. - Надо ждать хорошего места, где человека ценят".

Почувствовав себя немного лучше, Серега вернулся в приемку и застал там Фригидина.

Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.

"Должно быть, уже списал меня, гад!" - обозлился Серега и, тихо подкравшись, дал Фригидину крепкого пинка.

- Ой! - вскрикнул тот и, развернувшись, стал потирать ушибленное место. - Это вы, Сергей? А я тут...

- Сахар мой воруешь, сволочь, - угрожающе произнес Тютюнин.

- Я попросил бы вас... не усугублять свое и без того сложное положение... - залепетал пойманный с поличным бухгалтер. - И потом... у вас еще полпачки осталось. Стоит ли жадничать?

- А ты прав, - улыбнулся Серега подсказанной Фригидиным мысли. - Ты прав, гаденыш, я не жадный.

С этими словами он достал из тумбочки оставшиеся полпачки сахара и, протянув Фригидину, приказал:

- Ешь.

- Ой, спасибо, Сергей! Вы не такой грубый, каким показались мне вначале. Я даже сожалею, что вас увольняют.

Фригидин взял парочку кусочков и положил в карман.

- Я их потом съем.

- Нет, не потом, - со злой улыбочкой возразил Тютюнин. - Здесь будешь кушать - сейчас. И не два кусочка, а весь сахарок. Ты же его так любишь, гад!

Серега снова продемонстрировал драконью улыбку и, чтобы Фригидин лучше понял, ткнул его под ребра.

Бухгалтер снова ойкнул и принялся за сахар. Первые четверть пачки он одолел довольно быстро, но затем стал давиться, и Тютюнин позволил ему запивать угощение холодным, оставшимся со вчера чаем.

- Все, - сказал Серега, когда сахар был съеден. - Теперь можешь идти.

Фригидин посмотрел на своего мучителя засахаренными глазами, икнул и нетвердой походкой направился в коридор. Уже из-за угла он, полуобернувшись, обронил:

- Фа... фашист... - и исчез.

"Ну вот, - подумал Тютюнин. - Теперь и увольняться можно".

В коридоре снова послышались шаги. Серега подумал, что это бухгалтер, однако вместо Фригидина в приемку заглянул рабочий из пошивочного цеха.

- Ты, это, иди к директору... Зовут тебя...

В кабинете господина Штерна было много света и свежего воздуха. Распахнутое окно напоминало о недавнем происшествии, однако на лицах присутствующих Тютюнин не заметил никакого ожесточения.

"По-хорошему уволят", - решил он и взглянул на секретаршу директора Елену Васильевну, отчего та вздрогнула, должно быть вспомнив, как Серега вползал к ней в приемную.

- Ну, Тютюнин, осознал свою вину? - поинтересовался Штерн.

- Дык, - Серега пожал плечами, - понятное дело.

- Это хорошо. Мы тут в муфте старинной лейбл нашли, поставщика Его Императорского Величества купца Резинова... Вот...

И директор положил на стол небольшую медяшку.

- Эта находка в корне меняет дело, поскольку мы ее теперь на главный заказ пришьем - доху для господина Куклинского, в "мерседесе" ездить. Получится у нас, Турбинов? - обратился Штерн к своему дизайнеру-закройщику.

- Конечно получится. Кроличьи шапки мы уже красим и стрижем под барса. Потом сошьем их гнилыми нитками, и все подумают, что дохе триста лет и ею укрывался князь Голицын. Или Потемкин. Лейбл царского поставщика только придаст нашей дохе натуральности.

- То есть качество гарантируете? - еще раз уточнил. Штерн.

- Качество и безопасность, - легко пообещал Турбинов и потер свой большой нос. Он всегда потирал его, когда хотел выпить.