Чтение 12–й страницы книги ~От грозы к буре~

– Зато их намного больше, - предупредил Константин.

Велико стадо, да овцы, мала стая, да волки, - усмехнулся Абдулла. - Это же не твои вои, верно? К тому же и драться с воды не просто, для этого особые навыки нужны. Сразу так не обучишься. У моих людей они есть. Ты не думай, я не хвалюсь, - заверил он. - Как есть говорю. Если на каждого моего десятеро придется, то тут не знаю. Отступить не должны, но и победить вряд ли смогут. Хотя тоже - смотря где. Если на Оке твоей, то и тут управиться смогут - она же узкая, с Итилем не сравнить. А ежели только пятеро - считай, что на равных биться будут.

– Ну, ты прямо камень с души снял, - сознался Константин.

– На то и друг, - философски заметил Абдулла. - Радостью с ним поделишься - две радости станет, а горем - половина останется.

– Тогда мы поступим так, - сказал Константин, едва они с беком прошли в малую гридницу. - Теперь, когда у меня есть твои вои, мы сможем сделать все, как нужно. Дело вот в чем. Я не хочу войны…

Изумленный взгляд Абдуллы был красноречивее любого вопроса.

* * *

Сам будучи в услужении у диавола, он же и прочих басурман призваша в подмогу себе, и шли те с охотою, чая превеликую злобу свою на христианах выместить безнаказанно. _Из_Суздальско-Филаретовской_летописи_1236_года._Издание_Российской_академии_наук._СПб.,_1817._

* * *

Нет ничего удивительного в том, что булгары пришли на помощь Константину. Ведь князья Владимира часто ходили в походы на них, и вот теперь у них появилась прекрасная возможность ответить тем же.

Вполне вероятно, что Константин, предвидя возможные конфликты со стороны княжеств Западной и Юго-Западной Руси, специально обговорил военную помощь, потребовав, чтобы в случае необходимости ему таковую выделяли незамедлительно.

_О._А._Албул._Наиболее_полная_история__российской_государственности.__СПб.,_1830._Т._2,_с._159._

Глава 10 ЗАКЛЯТЬЕ

Заклинаю, любя, Мой крылатый друг, Пусть хранит тебя Колдовской мой круг, Отправляясь в ночь, Не сломай крыло И колдуньи дочь Не отдай перо…

П. Миленин

– Ну, здрав буди, княже.

С этими словами Мстислав Мстиславович Удатный откинул входной полог небольшого уютного шатра и, неловко согнувшись, неуклюже шагнул в него. Его кряжистая фигура казалась темной в сумраке свечей. От порыва ветра, ворвавшегося вместе с ним в палатку, пламя свечей тревожно заколыхалось и в такт им несколько раз угрожающе изогнулась из стороны в сторону огромная тень Удатного, словно предупреждая о чем-то рязанского князя.

– И тебе здравия на долгие годы, - радостно ответил Константин, облегченно улыбаясь.

Первая часть его плана сработала на все сто процентов. Лучших из лучших спецназовцев привлек он к операции по вызову Мстислава Удатного на переговоры, но все равно боялся, что где-то, на какой-то стадии все сорвется и заманить галичского князя в глухую лесную чащобу на встречу с ним, Константином, все равно не получится.

Тем более что сложным было все целиком. Во-первых, необходимо было добраться незамеченными до какого-нибудь укромного места, но чтобы оно непременно было совсем недалеко от устья Угры. Во-вторых, помимо основного лагеря, который предстояло разбить на берегу, нужно было еще и шатер в лесу поставить, пусть и маленький. Не принимать же дорогого гостя возле костра. В конце-то концов, он не просто авторитетный князь, он еще и… отец Ростиславы. И все это надлежало разместить так, чтобы ни одна живая душа не смогла заметить.

Но все эти мелочи бледнели по сравнению с основной сложностью. Ведь кому-то необходимо было неким загадочным образом пробраться к Мстиславу и оказаться с ним наедине. Да не просто оказаться, а еще и переговорить, и так пригласить его на встречу с рязанским князем, чтобы тот согласился на нее прийти.

После того как Константин узнал, что за ужасы про него рассказывал епископ Симон, вероятнее всего было бы предположить, что Удатный не просто от этого свидания может отказаться. Не-е-ет. Он вполне мог своим острым мечом тут же и уложить этого посланца на сырую землю, причем по частям. И шансы на то, чтобы остаться в живых, у того, кто пойдет извещать Мстислава, были мизерные. Один к десяти, да и то если быть большущим оптимистом.

Короче говоря, требовался смертник.

Но когда Константин об этом честно сказал, а потом вызвал добровольцев из числа имеющихся у него спецназовцев Вячеслава, то глазам своим не поверил. Все как один шаг вперед сделали. Шаг, который, скорее всего, к смерти вел. Что и говорить, воспитал воевода орлов.

Зато когда он рассказал, что нужно Мстислава не убивать, не калечить и даже не связывать, оглушив предварительно, а именно уговорить, чтобы он добровольно на переговоры пошел, то чуть ли не все столь же дружно назад отступили. Не в почете у спецназовцев было плетение словес. Не этому учил их славный витязь Вячеслав.

Остались на месте лишь пятеро. Эти и в язык свой верили. Одного, слишком бойкого, Константин сразу отмел в сторону. Другой, напротив, тугодумом ему показался, а для этого дела нужен такой, чтоб за словом в карман не лез. Трое оставшихся жребий тянули - кому первая очередь выпадет, кому… ну, если что, во вторую идти, а кому - последним.

– Не боишься? - откровенно спросил князь молоденького, совсем худенького паренька с простым округлым лицом и легким пушком на верхней губе, слегка пожалев, что мальчишке первый номер достался.

– Есть маленько, - столь же откровенно ответил тот.

– Звать-то тебя как? - мягко спросил Константин.

– Торопыгой батька прозвал, - улыбнулся парень. - Я, вишь, до срока родился. Поторопился, стало быть. Потому так и прозвали. Когда ж крестили, мать Николкой нарекла. Она у меня крепко в бога верует, потому звала завсегда Николкой, батя же Торопыгой кликал, ну а люди добрые - как кому сподручнее. Да я не гордый - на любое прозвище откликнусь.

– А батю твоего как нарекли?

– Он по молодости три лета в полоне у ляхов был, потом утек. С той поры его Паном прозвали. Шутейно, конечно. Ну и меня иной раз так окликали - то Панычевым, а то просто Паниным. Да нету уж давно батьки моего на белом свете, княже.

– А кто есть?

– Мать в селище. Людмилой ее кличут, а в крещении Ульянией. Брательник еще молодший. Его Жданом батька прозвал, а поп Алексием нарек.

– А что же ты вышел, коль боишься, - осведомился князь.

– Так я слегка, - снова простодушно улыбнулся Николка. - Наш воевода сказывал, что чуток страха даже на пользу идет. Оно ведь токмо дурень голимый помереть не боится и животом своим не дорожит. Хороший же вой завсегда должон о двух делах в бою мыслить - как побольше ворогов уложить, ну, или там иное исполнить, что ему велено. А еще и о себе самом забывать не след, памятуя, что битва оная - не последняя, и надо выжить, чтоб и на другую поспеть.

– Ну, понятно, - вздохнул Константин. - Ладно, теперь пошли, Николка Панин, говорить будем, что да как тебе сказать князю Мстиславу.

Инструктировал князь посланца недолго. Парень оказался понятливым, но ершистым, заартачился почти сразу.

– Ты мне, княже, поведай лучше, каков он нравом. Что любит, а чего нет. Так-то оно мне сподручнее будет. А слова я и свои подберу. Чужие - они не от сердца будут, натужные, а тут надобно, чтоб все из души шло.

– Вон ты как заговорил, - протянул задумчиво князь. - А что, может, ты и прав. Ну, тогда слушай…

Рассказывал Константин недолго. Трудно составить мнение о человеке, которого ты и в глаза-то ни разу не видел. Хорошо хоть, историки российские не подвели, подробно о нем живописали. Вспомнил бывший учитель его поведение в некоторых ситуациях, прикинул, чем тот руководствовался, когда принимал то или иное решение, да какие чувства им владеть могли, чтобы он именно так, а не иначе поступил. Исходя из всего этого, князь и попытался вылепить примерный характер Мстислава Удатного. Сказал, что он честолюбив, что любит, когда все по старине решается, что доверчив. Подумав немного, добавил еще, что он и вспыльчив бывает, хотя и отходчив тоже, то есть не злопамятен.

– Так что ты там смотри, не разозли его часом, - предупредил Николку.

– Так ведь отходчив, - возразил тот.

– Это так. Стоя у твоего бездыханного тела, он, может, и пожалеет того, что натворил. Вот только тебе от этого легче уже не станет. Теперь вот еще что - слово честное для него не пустой звук. Попробуй как-то на это разговор перевести. И еще одно… Словом, много чего еще наговорил Константин, вконец заинструктировал бедного парня. Но Николке вроде бы все ясно стало. Покивал понимающе, когда Константин речь свою закончил, поблагодарил вежливо.

– Вроде бы видать мне его стало, - заявил уверенно. - Только вот… - и осекся, вздыхая да на князя стеснительно поглядывая.

– Ну что еще? - спросил Константин почти грубо.

Уж очень не хотелось ему отправлять на смерть этого паренька, чистого, как слеза ребенка, потому и пытался этой суровостью вредную жалость в себе задавить.

– Да я… - начал было и опять замолчал парень, улыбаясь застенчиво.

– Сказать кому что-то надо или передать? - поторопил Константин. - Ты не стесняйся, пользуйся случаем. Тебе сейчас многое можно. Почти все.

– Слыхал я, княже, что ты, не в обиду будь сказано, тайным словом владеешь, и будто слова этого даже нечисть слушается, - начал он робко, но видя, что Константин не гневается, во всяком случае внешне, уже посмелее продолжил: - Может, ты и меня того…

– Чего того? - оторопел от неожиданности Константин.

Он и впрямь ожидал что угодно услышать, но чтоб такое!

– Заговорил бы ты меня, княже, а? Все больше надежды уцелеть. Ты не подумай чего, - заторопился Николка с пояснением. - Не за себя боюсь. Но ежели со мной беда приключится, тогда Третьяка очередь настанет, - кивнул он на белобрысого парня, нетерпеливо переминавшегося поодаль. - А у него три сестры, мал мала меньше, и матерь болезная. Никак ему нельзя. И чтоб он не шел, мне самому все сполнить надобно, для того и выжить хочу. Или… брешут люди, и незнаешь ты слова заветного?

С трудом, еле-еле, но удержался Константин от правдивого ответа. В конце-то концов, чем он рискует, если и впрямь пробормочет чего-нибудь под нос. Коли такая слава о нем уже идет, то он все равно ничего не теряет. Зато у этого, как там его, Николки Панина, глядишь, уверенности поприбавится, а в таком многотрудном деле психологический настрой ох какую добрую службу сыграть может. Или, наоборот, плохую. Как получится.

– Пойдем, - решительно взял он его за плечо и повел на опушку леса. - Костер вот здесь разведи, да пожарче, - ткнул он пальцем в трухлявый пенек. - Я отойду ненадолго. Вернусь, чтобы горело вовсю, - предупредил строго.

Сам же пошел в лесок подальше, чтобы ветку почуднее найти. Довольно-таки быстро на глаза попалась подходящая, которая чуть ли не крючком извивалась.

«Для колдовства самое то, - хмыкнул Константин. - Теперь осталось лишь придумать, что именно говорить. Желательно что-то загадочное, непонятное, чтоб проняло парня. И обязательно в рифму. Колдуны с ведьмами всегда в рифму говорят», - сформулировал он необходимые для заклинания условия.

– Шурум-бурум, кишмиш-камыш… Нет, не то… Годи-моди, броди в огороде… Да что за ерунда, ты еще муси-пуси скажи, - оборвал себя.

Сочинять явно не получалось. Хотел было положиться на экспромт, авось кривая вывезет, но в последний момент его осенило.

– Рифма, говоришь. Ладно, будет тебе рифма, - бормотал он весело.

Вышел он к ярко горящему костру бодрый и энергичный, опасаясь только одного - не забыть бы чего.

– Становись здесь, - указал он властно.

Николка послушно встал.

Князь неспешно очертил вокруг него своей веткой почти правильный круг. На сырой земле черта эта получилась глубокой и четкой, почти зловещей. Николка даже слегка оробел, но потом уверил себя, что ничего страшного нет - в конце концов, князь же для него старается. Какие-то магические треугольники, квадратики и загадочные нерусские буквы он уже воспринял значительно спокойнее. Возможно, если бы он изучал геометрию, тригонометрию, физику и прочие науки, то ему бы стало совсем спокойно, поскольку там присутствовали почти все синусы и косинусы.

– Глаза зажмурь, - последовала новая команда. - Правильно, вот так. А теперь руки перед собой вытяни.

Константин подумал, чего бы еще такое ляпнуть, но ничего умного в голову больше не приходило. Ну и ладно. И тогда он приступил к заговору, стараясь выговаривать все слова сурово и важно. Получалось вроде бы угрожающе, даже с подвыванием, ну да это еще лучше. Главное, чего он опасался, так это того, чтоб не сбиться. Запинающийся колдун - это было бы совсем плохо.

Заклинаю тебя от злата, От полночной вдовы крылатой, От болотного злого дыма, От старухи, бредущей мимо…

Во время чтения он легонько водил веточкой по ладоням и лицу Николки, а после окончания каждой строчки слегка стегал по вытянутым рукам.

Змеи под кустом, Воды под мостом, Дороги крестом, От бабы - постом. От черного дела, От лошади белой! [93]

– Все, Николка, - вздохнул устало колдун-самоучка.

Спецназовец послушно открыл глаза. По лицу князя ручьем тек пот - уж очень жаркий костер раскочегарил парень.

– Трудное это дело, поди, ведовство-то? - произнес он сочувственно, глядя на вспотевшего князя, и заметил: - Вон как взопрел, за ради меня стараясь.

– А ты думал, - проворчал Константин довольно, стараясь не улыбнуться ненароком - колдун должен быть суровым. - Теперь иди смело и ничего не бойся.

– Сейчас-то уж чего опасаться, - простодушно заявил Николка и поинтересовался: - А на сколько времени этого заговора-то хватит?

– На полгода, - ляпнул князь.

– Ого, - протянул Николка уважительно и низко низко поклонился Константину. - То я от имени сестриц Третьяка да от матери его, - пояснил он, разогнувшись. - Теперь-то уж он точно не пойдет. Сам управлюсь.

И настолько парень в этом заговоре уверился, а стало быть, и в своей неуязвимости тоже, что не стал никаких хитромудрых каверз использовать, которыми его товарищи напичкали. Впрочем, он и сам изрядное количество таковых знал - воевода Вячеслав хорошо учил, на совесть. Ни подпаска он не изображал в поисках заблудившейся коровы, ни гонца спешного от другого князя, ни мальчишку, заплутавшего в лесу.

Так и пошел себе походкой ленивой через весь лагерь дружины Удатного. Брел не торопясь, да еще веточкой березовой помахивал при этом - в июне месяце комары самые злобные. Но самое удивительное в том состояло, что никто из воинов Мстислава действительно даже и не попытался его окликнуть, а уж тем более остановить. Через все костры Николка прошел спокойно и таким же невозмутимым, как и походка, тоном князю Мстиславу, что у своего шатра стоял, заявил:

– Дело у меня к тебе, княже, тайное.

А едва к нему в княжеский шатер зашел, так чуть ли не с порога в открытую ляпнул:

– Константин Рязанский прислал меня к тебе поклон передать низкий, - отвесил он его тут же, склонившись чуть ли не до земли. - А еще он встретиться с тобой хотел. Да чтоб не помешал вам никто, место хорошее выбрал. Дозволь, княже, я тебя туда проведу ныне ночью.

– А ты сам-то кто будешь? - оторопел от такой наглости Мстислав Удатный.

– Я?! - искренне удивился парень. - Так я же Николка Панин.

– А почему шел так без боязни?

– А со мной ничего не будет, - очень обаятельно, с наивным, подростковым еще простодушием, улыбнулся Николка. - Я же заговоренный.

– А-а, ну, тогда… конечно, - растерялся князь.

Дальнейший разговор особых затруднений у «заговоренного» спецназовца тоже не вызывал.

И никому в голову не пришло заподозрить что-то неладное, когда Мстислав под утро выехал куда-то. Все знали, что есть у князя обыкновение сторожу самолично проверять, особенно в такие часы, когда сильнее всего человека в сон клонит.

Правда, обычно он в одиночку ездил, а тут паренек какой-то за ним увязался, но тут уж самому Удатному виднее. Раз не гонит его - значит, нужен. А в княжеские дела лучше не встревать. И вообще, меньше знаешь - крепче спишь. Если ты не в стороже, конечно.

Вот так Мстислав Мстиславович и оказался в шатре у рязанского князя.

Глава 11 КОРОНА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Дай мне поговорить с твоей печалью, Я это вправе требовать. Пойдем, Сбери мудрейших из твоих друзей, И пусть они рассудят нас с тобою.

В. Шекспир

Некоторое время, пока гость с хозяином разглядывали друг дружку, длилась пауза.

Кто-то из воев внес два дымящихся кубка, поставил их на стол и так же молча удалился, не сказав ни слова. Мстислав настороженно принюхался. Пахло чем-то необычным, но вроде приятно.

– Угощайся, княже, - гостеприимно предложил Константин. - То напиток дорогой, заморский. Кофе называется. Он голову яснит, и спать после него совсем не хочется.

– Колдовство, что ли, какое?

– Когда с меда хмельного в голове туман, мы же про колдовство не думаем, - резонно возразил загадочный рязанец. - Просто мед нам знаком, а кофе - не очень.

Желая лишь показать, что он ничуть не боится, Мстислав смело отпил пару глотков, после чего решительно отставил кубок в сторону. Вкус напитка по нраву ему не пришелся, а приличия он уже соблюл.

– Ты лучше поведай, почто звал меня, княже, - пробасил Удатный. - В чем оправдаться хочешь? Или покаяться надумал?

– И это тоже, - утвердительно кивнул Константин.

– Так тебе перед всеми бы каяться надобно, чтоб не повторять сто раз, - с некоторым разочарованием - трусоват, оказывается, рязанец - заметил Мстислав.

– Каяться мне не в чем, - возразил Константин. - Оправдаться же я только перед тобой хочу. До остальных князей мне дела нет - пусть что хотят, то и думают.

– За что же мне такой почет? - вопросил усмешливо.

– За то, что я тебя среди всех прочих особо уважаю, - просто ответил Константин. - И за то еще, что… - но тут же осекся, поперхнулся на полуслове и закончил иначе: - Словом, уважаю.

– Начал, так до конца договаривай, - заметил Мстислав спокойно. - Иначе и разговора не будет. Ну, как на духу. За что еще?

– За то, что… - Константин затаил дыхание и, как в омут головой, с разбега, иначе смелости не хватит, бухнул: - За то, что ты отец Ростиславы.

– Что?! - привстал со своего пенька Удатный. - Ты что же это?! На что намекаешь, стервец?!

– Ты присядь, Мстислав Мстиславович. Сам просил как на духу поведать. А про нее ты и мыслить не моги то, что сейчас хотел вслух сказать. Грех тебе такое на нее даже думать. Она же у тебя святее всех святых! - резко выпалил Константин.

«Ох, как плохо все началось, - простонал в душе. - После такого начала он, чего доброго, за меч ухватится. Ну и дернул же меня черт за язык. Не то и не так надо было говорить, а теперь то уж что - поезд ушел».

– А ты молодец, рязанец, - спокойно заметил Мстислав, заново усаживаясь на пенек. - Ишь как за дочку мою вступился. Не дал в обиду. За то хвалю. А вот иное не одобряю. Веревка да сук для татей хороши, а ты своих же князей… Нет, не одобряю, - повторил он сурово.

– А они пришли ко мне татями, - горячо заявил Константин. - Думаешь, тот попик, который о том наплел вам, всю правду до донышка рассказал?

– Всю - не всю, но ведь повесил же ты их, - рассудительно заметил Мстислав.

– Если бы я не повесил - толпа смердов в клочья бы порвала. Это лучше, по-твоему?

– Да куда уж, - миролюбиво вздохнул Мстислав. - Но у них, повешенных, оправдание хоть есть - язычников в веру святую обращать пришли. Кто ж виноват, что они в своих заблуждениях упорствуют? Выходит, ты им от христиан добрых заступу давал. Это как?

– И снова я тебе как на духу отвечу, Мстислав Мстиславович, - вздохнул Константин. - Ничего из мыслей не утаю.

– Да уж, именно так и отвечай, - поддержал Удатный.

– Так вот, если какой-нибудь волхв или иной жрец что-либо в моем княжестве учинит - убийство какое или иное зло кровавое, - я его мигом на сук вздерну.

– Вот тут правильно судишь, - согласился Мстислав.

– Но сразу скажу и повторюсь - только за зло кровавое. За веру я его пальцем не трону. Разве можно гонения на людей за такое устраивать? Христос ведь как учил - лаской надобно. Он прощать всех заповедовал и не семь, а семижды семь раз. Если бы тот же отец Варфоломей с уговорами да со словом мягким к ним обращался, то и вовсе ничего бы не было. Он же их адом постоянно пугал да муками вечными, а потом и вовсе тех, кому они поклонялись, порубил топором. Гоже ли со святыней, пусть и чужой, так поступать?

– Так-то оно так, - протянул Мстислав. - Но все же с князьями ты…

– Обожди, княже. Сейчас и до князей дойду. Ведомо ли тебе, как я с Ингварем Ингваревичем под Коломной обошелся?

– Конечно, ведомо. Убег он от тебя. Ныне раны вскрылись, так заместо него Роман в дружине Мстислава Святославовича едет.

Вот брехуны какие! - всплеснул возмущенно руками Константин. - Живой он был и здоровехонький под Коломной. И ран у него никаких не было. Только я с ним, как стрыю подобает, поговорил по душам, усовестил, что, мол, негоже ворогов на Русь наводить да села рязанские с градами разорять. Потолковав же обо всем этом, обратно в Чернигов отпустил. Об одном лишь просил - подумать как следует. Хороший он - чистый, справедливый, добрый. Таких обижать негоже.

– А он? - заинтересовался Мстислав.

– Выполнил он мою просьбу - подумал. Обо всем подумал, как следует поразмыслил. Аккурат месяц назад окончательно решился обратно вернуться и Переяславль-Рязанский из моих рук принять, да на беду свою мыслями этими с Мстиславом Святославовичем поделился. Тот воспретил. Ингварь за свое. Его слуги княжьи под стражу взяли. Подранили же, когда он из полона уйти попытался. Хотел черниговец поначалу следующего брата - Давыда взять, но тот во всем воле старшего послушен, потому и пошел благословления испрашивать. Ингварь же сказал: «Нет тебе моего дозволения на Рязань с ратями черниговскими идти». Давыд в отказ. Третьего же Ингваревича - Романа, который погорячее, чем второй, к старшему брату и вовсе не пустили. Не знаю, сколько они его умасливали да уговаривали, но думаю, недолго. Властолюбив мальчик оказался - легко поддался на посулы.

Рассказывая все это, Константин еще раз мысленно похвалил себя за то, что в свое время не поскупился, когда разведку заводил. Съедала она, конечно, изрядно, что уж тут. На гривны, которые бойцам невидимого фронта утекали, можно было бы запросто лишнюю полутысячу дружинников нанять, да и то еще осталось бы малость. Но дружина дружиной, а разведка разведкой, как сказал Вячеслав, прикидывая, какое денежное содержание им платить надо. У Константина от названной им цифры поначалу чуть глаза на лоб не полезли, но друг-воевода, как выяснилось, не просто ее с потолка взял. Он лист бумаги извлек, сверху донизу мелким почерком исписанный, и на стол его молча положил.

– Давай вместе смотреть, где подсократить можно, - предложил миролюбиво.

Часа четыре они потратили тогда, выискивая возможность экономии. Правда, нашли, не без того. Получилось в конечном итоге аж на целых двадцать пять гривен дешевле.

– А времени-то сколько вбухали, - прокомментировал насмешливо Вячеслав. - И стоило из-за четвертака столько возиться?

Зато теперь Константин, можно сказать, во всеоружий перед Мстиславом сидел и четко знал - кто, что, где, с кем и как. Одно плоховато было - порой данные уж очень сильно запаздывали. Российские дороги, точнее, практически их полное отсутствие, знаете ли…

Впрочем, чаще всего особых неудобств от этого не возникало, но иногда…

– Чудно мне все это слышать, - пробасил Мстислав настороженно, не понимая, откуда может все это знать загадочный рязанец. - Ничего ж не ведал, веришь?

– Верю, - твердо ответил Константин, уточнив: - А вот им - нет. Вышли они из веры моей. Лишь тебе одному во всем верю. Но ты дальше слушай - про повешенных. Только поначалу расскажу тебе, что они там вытворяли. Одно мое село они целиком сожгли. Кто из огня выскочил, те босиком по снегу, в чем мать родила, в Залесье ушли. А черниговцы через неделю сызнова пришли, опять все крушить да ломать стали. Окрестить, говоришь, хотели? Так они даже не пытались. И еще одно. Прежде чем до смердов беззащитных добраться, князья сторожу мою повырезали напрочь, которую я для защиты людишек поставил. Десять дружинников рязанских под копьями, стрелами да мечами черниговцев и новгород-северцев полегли. Это как?

– И о том я не знал, - обескураженно развел руками Мстислав.

– А невыгодно было сказывать, вот и не говорил тебе никто! Всем же ведомо, что ты за правду, за истину стоишь, что ради них можешь и на зятя пойти, чтобы честь на Руси блюлась! Кто ж тебе правду ненужную скажет?! - разошелся Константин. - И о том, что Ярослав твой, едва с постели начав вставать, тут же принялся во Владимире козни мне чинить, народ на измену подговаривать, тоже, поди, не слыхал?!

– Тут ты сам виноват, - тяжеловесно брякнул Удатный. - Не надо было ему под Коломной раны перевязывать да нянькаться, - и замолчал смущенно.

– Я не о нем - о ней думал, - честно произнес Константин. - Боялся, что больно ей сделаю. И потом, пусть не самолично, но все равно, ответ на мне, как на князе, за смерть его. И кем я перед ней предстал бы - убийцей ее мужа? От такого до самой смерти не отмыться.

– Чудной ты, рязанец, - хмыкнул недоуменно Мстислав. - Никак я что-то в толк не возьму, чего ты сейчас от меня хочешь? Почто позвал?

– Оправдаться хотел да объяснить все как на духу.

– Ну, считай, что объяснил и оправдался. А что ты не досказал, - и лукавая усмешка плутовато скользнула в русую бороду Удатного, - то мне Ростислава поведала. И про водяного сказывала, и про то, какой ты есть. Потому и сижу тут, а иначе говорить с тобой и вовсе бы не стал… Ну, ладно. С этим все. Дале-то что?

– А какой я есть? - затаив дыхание, спросил Константин. - Что она сказывала-то? Ты уж тоже, как на духу, Мстислав свет Мстиславич. Не томи душу, скажи без утайки.

– Ишь какой хитрый, - громогласно загрохотал смехом, хотя и несколько фальшивым, галичский князь.

Впрочем, он тут же умолк и смущенно кашлянул.

– То не для твоих ушей. Она передо мной как на исповеди, а это - сам понимаешь - святое. Одно лишь могу поведать - плохого там ни слова, ни полсловечка не было. Ты лучше продолжай, что сказать хотел, - ушел он от щекотливой темы.

– А чего тут говорить-то, - пожал плечами Константин. - Мира я хочу - неужто не ясно? И не только мира. Не тем мы сейчас занимаемся. Тут враг страшный чуть ли не на пороге стоит, а мы меж собой грызться продолжаем.

– Что за ворог? - построжел лицом Мстислав.

– Да ты и сам небось слыхал от гостей торговых про безбожных татар, кои ныне начали всю хорезмийскую страну зорить нещадно.

– Так, краем уха, не боле. Да и не любитель я купчишек слушать. Не мое это, - сознался Мстислав и полюбопытствовал, не утерпев: - А что, и впрямь они так сильны?

– Не то слово. Они свое войско не на тысячи - на десятки тысяч делят. Называют каждую тумен.